Освободил синичку, разглядываю ее, гордый, радостный, и вдруг…синичка изворачивается и за палец меня — тяп! Да так сильно, так больно, что от неожиданности разжал руку и птичка вспорхнула и улетела. Вот это был облом! И не в том облом, что я упустил птичку, а в том, что такая красивая, такая милая птичка умеет так жестоко и злобно кусаться. Когнитивный диссонанс, точно. Уже когда стал взрослым, узнал — «Большая синица», она же «зинзивер» — одна из самых жестоких, беспредельных убийц птичьего рода. Если ее запереть в клетке с другими птичками, она не успокоится, пока не заклюет их до смерти. Вот такой диссонанс, понимаете ли… Машина стояла там, где я ее оставил. Кряхтя и слегка трусясь от слабости забрался за руль и отправился домой — отлеживаться. Все у меня не слава богу…обязательно вляпаюсь! Мда, если бы не помощники…хорошо, что они у меня есть! Теперь понимаю, зачем этих существ вытаскивают из Нави. Без таких вот «бесов» колдун похоже что долго не проживет — занимаясь своим, понимаешь ли, грязным колдунским делом. Жизнь состоит из маленьких открытий, не правда ли? Днем приятно ездить, особенно, если это весна. Все цветет, все зеленеет! Запах — просто отпадный! Хвоей, травами, цветами пахнет так, что я не променяю этот запах ни на какие южные курорты, ни на какие пальмы и прерии! Это наш, русский лес! Я плоть от плоти его, я чувствую это, между нами протянуты нити, которые никому не оборвать, никогда и ни за что! Впрочем — уже не весна. Через два дня лето. И в этом году оно пришло пораньше — погода меняется, типа всемирное потепление! Кстати, позагорать бы…искупаться в пруду… Нет, вот закончу работу с русалками, тогда уж искупаюсь. Купаться, когда ты знаешь, что где-то под тобой шныряет нечисть и норовит ухватить за гениталии — нет уж, удовольствие ниже плинтуса! Это пусть горожане купаются в пруду с русалками — они ни во что не верят, им и не страшно. А я слишком много знаю, чтобы так просто доверять свои драгоценные причиндалы холодным злющим девам. Что-то нету у меня к ним доверия, к этим самым водяным красоткам. Как ни странно — я выспался. Под дубом, под той веткой, на которой висел покойник, на кладбище — выспался! Свеж, как…как…ну не знаю — кто. Свежей розой себя назвать как-то не по-пацански. О! Как свежий огурец. Вот только запах не тот…помыться бы, что ли? И вообще — баню надо истопить! Я когда в последний раз мылся как следует? Хотя по большому счету — что значит «как следует»? Из летнего душа омыть усталое тело — вполне ведь нормально! Пот-грязь смыл, и ладно! Хмм…но попариться вообще-то было бы неплохо. Но — потом! Сполоснусь из душа и съезжу проверю — не приехал ли глава администрации. Надо заняться приватизацией дома. Я такой дом никому не отдам! Даже если буду жить где-нибудь в городе — пусть этот дом числится за мной. Охрим его сбережет, врага не допустит, а мне всегда будет куда вернуться. Место Силы, однако! Не зря старый колдун поставил здесь этот дом, совсем даже не зря! Уже когда свернул к дому с главной дороги, заметил, что похоже — день сегодняшний начнется не с полоскания в душе, и не с завтрака. У забора стояла приора — черная такая, видавшая виды, но ухоженная и даже помытая. Что впрочем никак не повлияло на чистоту автомобиля — все темные автомашины, синие, черные, темно-коричневые, стоит им выйти из мойки — через пятнадцать минут начинают выглядеть так, будто их не мыли как минимум месяца четыре. Глупые люди думают, что если они купили черный автомобиль, так на нем меньше будет видна грязь — земля-то типа черная! А на самом деле все обстоит с точностью наоборот: пыль-то ведь светлая, практически белая! А значит — на черной краске ее виднее всего. А вот белая автомашина — наоборот, не говоря уж осеребристой, похожей на кастрюлю с колесами — на их краске дорожная пыль почти что и не видна. Особенно на серебристой, цвета алюминиевой кастрюли — она всегда выглядит так, будто ее только что запылили. Это машина по определению не может быть чистой. Но хуже всего коричная машина. Как говорил майорКазанцев, командир батальона охраны: «Я не понимаю, какие идиоты покупают коричневые машины! Они утверждают, что это не цвет дерьма, а цвет кофе! Так вот, дерьмоводители— кофе не бывает коричнево-серого цвета, вас кто-то обманул!» Я тогда посмеялся — мол, мало ли чего наболтает человек слегка поддав, а потом как-то присмотрелся, и…правда! Ощущение такое, будто кто-то решил поглумиться над людьми и покрасил их машины в цвет протухающего дерьма! С тех пор я решил, что если у меня вдруг образуется машина, то она точно не будет покрашена в цвет какашки. Или, в крайнем случае — перекрашена из цвета какашки в какой-нибудь другой цвет, более радующий глаз человека. А на автомобилях цвета какашечного кофе пусть ездят особо просветленные эльфы — мало ли в мире идиотов? Стекла приоры тонированы вглухую, и это меня сразу насторожило. Времена такие, что гаишники не пропускают эдакие пацаномобили, тут же составляют протокол или снимают бабло на карман. Кстати — последнее все реже и реже: кому нужно за такие гроши терять выгодную должность, а вдруг подстава? Это в участковых вечный недобор, а вот штаты гаишников укомплектованы даже сверх меры. Держатся ребята за свое место — зубами, клыками, конечностями. Итак, раз человек не боится кары гаишниковой, значит или у него много бабла, чтобы суметь соблазнить «дорожного охотника», или он каким-то образом облечен властью, чтобы гаишники его не трогали. Ну и еще один вариант — просто отмороженный идиот, которому все на свете похрен. Таких хватает и в глухой провинции, и в самой что ни на есть столице нашей родины. А отмороженных надо опасаться. В общем, когда я затормозил у забора и вышел из машины — был уже абсолютно настороже. Даже кобуру с пистолетом сдвинул поближе вперед. Мало ли что? Кстати — дурацкий рефлекс: на кой черт мне этот самый пистолет, когда я сам по себе уже страшнее пистолета? Сам себе оружие! И эти самые иглы от шприцов — зачем я их отравил? На кой черт они мне, если я могу остановить противника одним словом? Парализовать его! Инерция мышления? Перестраховка? «Вдруг магия исчезнет, и что тогда делать?» Наверное — все вместе сразу. Неверие в свои силы и боязнь остаться безоружным. И опять же — я всего неделю, или чуть больше — колдун! Ну как у меня может так сразу перестроиться мышление? Но то, что случилось потом, меня искренне удивило — не ожидал! Чего угодно ожидал — шпана какая-нибудь приехала, заявители на соседей, кто угодно — только не они! Из «приоры» вначале показалась знакомая шкафообразная фигура Кольки Сидорова, а с другой стороны машины показалась его драгоценная Люсенька. Я внутренне просто взвыл. Внешне ничем свои эмоции не проявил, но…взвыл. Впрочем, возможно что я внутренне взвыл очень уж громко, и отголоски моего воя все-таки достигли Колькиных ушей: — Васек, привет! Слышь, Васек…прости! Не хотел тебя напрягать! Люська взяла в оборот — вези, да вези! Проси его! Вот — пришлось привезти! Ты это…Вась…извини! Вот — все вопросы к нет… Я ни причем! И Колька, который может кулаком забить десятисантиметровый гвоздь в доску-сороковку, позорно ретировался, оставив меня на милость победителю, или вернее — победительнице. Вот сто раз замечал — сильные, жесткие, грубые мужики влюбившись по уши нередко делаются мягкими, как масло, растекаясь под каблучком предмета своего обожания. Колька Сидоров в этом отношении совсем даже не исключение, и ничего особого я тут не увидел. И прекрасно знаю, откуда растут ноги у ситуации: Машка Бровина, возбужденная моим вчерашним провидческим выступлением, тут же все разболтала своей подружке, ну а подружка уже приняла к сведению, наехала на мужа и тот под давлением превосходящих сил противника сдался, поднял руки и начал кричать: «Я есть не стрелять! Гитлер капут!». А я вот теперь должен отдуваться. — Вася, здравствуй! — мордашка Люськи и правда была очень даже миленькой, эдакий кукленок а-ля Барби. Ей бы попу поменьше, да талию поуже — и совсем была бы хороша. Впрочем — это только на мой вкус, Кольке она и такой нравится, а я на Люську не претендую. Даже мысленно. Колька если и не входит в число моих приятелей, то хороших знакомых — точно, а у меня есть незыблемое правило: «Жены друзей — табу!». Я считаю, что отбить жену у товарища есть подлость и гадость, и за такое нужно будет гореть в самом адском аду. И не надо мне втирать про любовь-морковь и всякое такое. И предательство можно объяснить, только подлежит ли оно прощению? Ну да, вот такой я сложный, неоднозначный и вообще — не от мира сего. Есть у меня определенные принципы, и поступаться ими я не собираюсь. Ну…если только не приспичит, конечно. Я же всего лишь человек… — Привет, Люсь…что хотела? — Вась…поговорить бы…ты не против? — кукольное личико скривилось в страдальческой гримаске, а я обреченно и тяжело вздохнул: — Давно ждете? — Как Колька сменился, домой пришел, так и поехали. Вась…это…мне Маша рассказала, ты ее не ругай, ладно? А билеты в Адлер она сдала! Ты что-то увидел, да? Что-то плохое? А можешь для меня посмотреть? Для нас? И ребеночка бы, Вась! — Люсь! — я еле сдерживался, чтобы не выругаться — Я же Кольке все сказал! Ну наговорил я сдуру, сам не знаю чего — так и что теперь? Ну что вы ко мне пристали-то?! Я вам что, бабка Ванга?! Люськины глаза заполнились слезами, и вдруг она сделала шаг ко мне и упала на колени: — Васенька, пожалуйста! Васенька, помоги! Мы заплатим! Мы все сбережения отдадим! У меня триста тысяч есть! Я еще у мамки займу…сколько даст! Я все отдам! Ребеночка только! Васенька…Вася! — Да бляха-муха! — попытался отскочить, но Люська вцепилась в мои ноги как клещ, и я едва не упал, чудом удержался на ногах. Тогда уже я вцепился в Люськины предплечья, попытался оторвать ее от себя, и тут…меня накрыло. Я увидел! Я на самом деле увидел! Церковь…купель…здоровенный розовый младенец, очень похожий на Кольку растопырился, упираясь ногами в стенки купели и орал таким басом, что колыхался огонь на зажженных свечах. Колька — красный, как рак, выглядящий в новом старомодном костюме как корова под седлом — поодаль, рядом с Люськой, комкающей белый платок. Они смотрят на младенца и я знаю — это их сын. И родится он в марте следующего года! А крестить его будут через год, летом! — Сын у тебя будет. В марте! — услышал я свой безжизненный голос, принадлежащий будто другому человеку — Андреем его назовешь, как своего отца. Окрестишь через год. Больше никуда не ходи. Ни к врачам, ни к знахаркам — иначе порчу подцепишь. Порча на тебе была — цыганка наложила, когда ты в Тверь ездила. У вокзала — ты денег не дала, она тебя прокляла. Но теперь все чисто. Я вздохнул, помотал головой, отгоняя одурь, посмотрел на коленопреклоненную Люську. Та смотрела на меня с таким обожанием, таким восторгом — ну черт возьми, так нельзя смотреть на людей! Нельзя! Иначе эти самые люди возгордятся, возомнят о себе невесть что! — Люся… — устало начал я, но Люська меня перебила: — Вась, я потом денег завезу, ладно? Как только рожу? Хорошо? Вот ведь деревенская практичность! Обожание обожанием, а деньги после предоставления услуг! Мало ли…а вдруг обманет? Нет, ну так-то я ее понимаю, но все-таки забавно. — Не надо никаких денег — отмахнулся я — Одно только скажу: не болтай! Не болтай никому, черт вас с Машкой подери! Поняла?! Я спрашиваю — поняла?! — Поняла, Вась, поняла! — Люська вскочила с колен, бросилась мне на шею и прежде чем я успел что-то сделать, крепко поцеловала в губы. Да так…хмм…не по-товарищески, что я даже смутился. Черт подери, я без женщины уже сто лет, а на меня сиськами своими ложатся! Телесами прижимаются! Я ж не железный, люди, вы чего взялись меня мучить?! — Васек…это…я тебе обязан! — смущенный Колька прятал глаза — Получится чо, или нет — в любом случае обязан. Сам знаешь, какие они, бабы! Поедом съела — поехали, да поехали! Вот сели и поехали. Ты ежели чо — какие там проблемы, или чо — обращайся. Я всегда за тебя встану! Я в десанте служил, доски ломаю, кирпичи бью — всех положим, ежли чо! Давай, Васек, рад был тебя видеть. Колька пожал мне руку, и пожатие его было на грани терпимости. Сильный парень, точно. Просто могучий. Настоящий русский мужик. Вот на таких мужиках Русь и держится! И мне было приятно, что он вот так запросто записал меня в свои друзья. И точно знаю — случись что, приду за помощью — соберется и поедет меня выручать. Знаю, я же провидец. Вот только я к нему не пойду — даже если что-то и правда случится. Им детей поднимать, так что я не могу его поставить под удар. Да, не ребенка, а именно детей — будет еще девчонка, Настя, и будет еще один пацан — Колька. Нет, Люське не сказал. Зачем? Пусть все идет своим чередом — любятся, рожают, детей поднимают. А я потихоньку поколдую. Что-то мне стало нравиться это самое дело, приятно, понимаешь ли, видеть у людей радость в глазах. А то, что деньги не взял…да черт с ними, с деньгами-то. Деньги — дело наживное. Тем более что это свои люди, а разве со своих денег берут? Тем более что я был бы последней сукой, если бы забрал у них последние деньги. Не банкиры ведь, в конце-то концов. Вот банкиров ободрать сам бог велел! На тайной вечере. Я помахал вслед отъезжающей приоре и поплелся к уазику — нужно было выгрузить ночные трофеи. Через полчаса я уже сидел над сковородой с яичницей и думал о том, что скоро, наверное, я закудахтаю — столько яиц в день съедаю. И надо как-то свое питание разнообразить. Может поручить Охриму приготовление обедов? Мне кажется — он сможет, вот только есть у меня по этому поводу некоторые сомнения…не верю я в то, что Охрим не понадкусывает и не оближет продукты в процессе приготовления. А мне почему-то не очень хочется питаться облизанным и надкусанным. Ну да, я не брезглив, да и Охрим точно не является разносчиком каких-то там человеческих болезней, но…вот не хочу, да и все тут! Не хочу чтобы нечисть, даже и полезная, черпала из кастрюли пятерней, чтобы попробовать варево на вкус, или пила из кастрюли через край! А то что Охрим это может сделать — да без всякого сомнения. И не надо хихикать, два негуманоида хрЕновых! Ничего смешного в этом нет! Самих заставлю готовить, вот тогда и узнаете, как хихикать! Позавтракав, отправился в душ, после душа сменил белье и поинтересовался у домового, когда он наконец займется стиркой. Домовой отвлекся от созерцания очередного мыльного сериала, и сообщил, что он не только все выстирал, но даже и высушил и выгладил! И что нужное мне барахло лежит на скамеечке справа в углу. И снова принялся впитывать мировую мудрость из сериала: «Крутые повороты любви». — Охрим, когда высохнуть-то успело? — осведомился я, рассматривая пахнущее стиральным порошком белье. — А я магию применил! — не отрывая взгляда от экрана невозмутимо ответил Охрим — Подумал, а чего ждать? Я же умею. — А почему раньше не сказал, что умеешь? — слегка рассердился я. — Хозяин, а ты не спрашивал. А я подумал — ну какого рожна по дому будут висеть всякие тряпки, мешать смотреть телевизор! А так-то я — рраз! И все высушил. Два! И все погладил. Хорошо получилось? Ты доволен? — Я доволен…только думал, что ты утюгом гладил — слегка сдавленным голосом сказал я (Рраз! И все сделано! Ах ты ж зараза…где ты раньше-то был?!) — А зачем утюгом? Платяных вшей у тебя нет, прожаривать не надо. Так что я приказал тряпкам разгладиться — вот они и разгладились. Вот и все. — Да, как ни странно — платяных вшей у меня нет! — констатировал, нагнав в эти слова как можно больше сарказма. Но Охрим сарказма не понял и добродушно-снисходительно меня похвалил: — Ну ты же трактирных шлюх не пользуешь, обычно от них платяные и всякие другие вши бывают, так что откуда вшам у тебя взяться? И на земля не валяешься, по помойкам, так что все нормально. — Я всю ночь на кладбище валялся, не могли ли у меня завестись платяные вши? — осведомился я у специалиста по вшам, и тут же получил всеобъемлющий ответ профессора вшивых дел: — Нет. Если только муравьи к тебе залезли, или клещ куда-нибудь в уд впился, а платяные вши точно не появились. И вот что значит сила внушения — мой «уд» тут же зачесался, и я представил, как его поедом ест проклятый клещ. Пришлось идти, раздеваться и разглядывать себя в зеркале — нет ли на мне этих самых чертовых клещей. Шутки шутками, но клещам похрен, кто перед ними — великий колдун-участковый, или простой пастух-алкоголик. Хотя колдуна, как мне кажется будут жрать с гораздо большим удовольствием, чем деревенского алкаша, ибо пастух насквозь пропитан невкусным для насекомых спиртовым раствором и сивушными маслами. И кстати сказать — конец мая-начало июня это брачный период клещей, когда они особо активны, и когда гады так и норовят вцепиться в чей-нибудь несчастный уд. Вообще-то надо бы в колдовской книге поискать рецепт амулета, который отпугивает клещей и комаров. Уверен, там такой рецепт есть! Комары уже поперли не по-детски, здоровые, как вертолеты! Жало — с палец! Хорошо в деревне, но вот только бы комаров не было. И клещей, бросающихся на уд. И мух. Как там Пушкин говорил? «Лето красное — любил бы я тебя, кабы не комары, да мухи!» — вроде так. Там еще про зной и пыль было, но я, честно сказать, уже порядком подзабыл пушкинские вирши. Давно их читал, еще в школе. Кстати — летом надо бы на могилку мамы съездить…не так уж и далеко — одним днем могу обернуться. Четыреста километров отсюда. Поправлю могилку, а еще…еще кое-что сделаю. Обязательно сделаю! Ох, и сделаю…кое-кому мало не покажется. Кстати, а как там поживают ублюдки в яме? Надо их навестить — водичку-то они выпили, а больше у них нет. Небось с ума сходят от обезвоживания. Я же не такой зверь, как они, пусть в комфорте посидя…в яме…хе хе… Сказано — сделано. Взял полбуханки хлеба, набрал воды в пустые пластиковые бутылки — благо, что у меня их хватает (еще от моего предшественника остались), и пошел к яме, немного даже беспокоясь — не сдохли ли эти твари? Но волновался зря. Твари были очень активны, вопили, матерились, обещали мне различные кары — от анальных до уголовных. Я бросил им бутылки и хлеб, пообещав, что завтра ночью обязательно их отсюда выведу. А пока пусть посидят и подумают над своим гнусным поведением. Кстати, второй негодяй тоже вдруг эдак оперился, начал права качать, шуметь, угрожать… А ведь после того, как мои его бесы пощипали — был тише воды, ниже травы. Вот что значит дурная компания — сразу всякой гадости набрался от своего соседа. Закончив обход мест заключения, снова засобирался по делам. Снадобьями вечером займусь, после работы. День — для основной моей службы. Для колдуна — ночь, для участкового — день. Ну…примерно так. Почту прочитал. Ну что…как всегда — всякая дребедень. Два поисковых поручения (впору и правда заняться отписками!) и жалоба…ха! На Самохина. Угрожал, обещал кастрировать и покарать нетрадиционным способом: «…этот Самохин еще мне обещал, что изнасилует меня в извращенной форме! Я опасаюсь за свою жизнь и здоровье. Прошу принять меры к преступнику…». И кто же это такой писал? Ну да, как и предполагалось — Катин Семен. Помню, как мне про него говорили — мол, по всей деревне свою жену Варьку гонял, якобы приревновал ее к кому-то там деревенскому. И что он алкаш и все такое прочее. А Самохин его поймал и приказал прекратить бесчинство. Ну вот, теперь и нарвался на заявление. Кстати — вот этого я никак понять не могу: нахрена ты пишешь заявление, зная, что во-первых совершенно не прав, и во-вторых, зная, что работы ты больше нигде не найдешь — кроме как у Самохина! Вот КУДА ты потом пойдешь работать? Дома сидеть будешь и жене нервы трепать?! Ну что же…я тобой займусь, скотина! Ты у меня не то что пить — ты у меня на спиртное даже не посмотришь! Ты как по телевизору увидишь бутылку — блеванешь! Обещаю, зараза ты эдакая! Время решил у меня отнимать?! Скотиняка синяя!