— Нет, конечно. Подружка! — усмехнулся Кладбищенский — Утонула спьяну, вот ее здесь и похоронили. Тогда здесь на кладбище еще хоронили. — Постой… — не унимался я — То есть как это подружка? Вы с ней что…сексом занимаетесь? Как?! Она же призрак! — Ну да, призрак…но можно заниматься сексом и с призраком…если знать — как! — Кладбищенский довольно усмехнулся — в мое время таких раскрепощенных девушек не было. Олька сущая бестия в этом деле! И ведь всего двадцать лет — и где всему научилась? — Чего это — не было? — слева вдруг нарисовалась еще одна фигура. Женщина лет тридцати в старинном платье — Если ты не нашел себе настоящую женщину, так что — это значит, все женщины нашего времени были совсем дикими? Ничего не понимали в постельных утехах? Ты оскорбляешь наших женщин! — Ты оскорбляешь нас! Оскорбляешь! Целая толпа женских призраков — штук десять — собрались возле Кладбищенского, и начали кричать, перебивая друг друга и указывая пальцем на довольную, улыбающуюся Ольку. А та принимала позу за позой, и каждая из новых поз была более вызывающей, чем предыдущая. За женщинами возникли еще несколько персонажей — мужчины в крестьянских одеяниях и в одеждах разного вида и времени, начиная с дореволюционных лет и заканчивая восьмидесятыми годами (если не ошибаюсь в датировке, конечно) — Цыц! — грозно взревел Кладбищенский, и на поляну вновь опустилась тишина — Видал бабье?! Во все времена одно и то же! Ничего не меняется! Ну-ка, по могилам! Разбежались! И ты, детка, вали! Ишь, вырядилась! Ты бы еще голышом вышла! Олька недовольно фыркнула, и вдруг осталась совсем нагой. Постояла так секунды три и растаяла в воздухе, как облачко пара. — Фаворитка моя… — признался Кладбищенский, укоризненно помотав головой — Нравится она мне! Надоест — прогоню. А пока…пусть тешится. — Почему они все здесь молодые? — не давал мне покою пыл исследователя вселенной — И почему они не в Нави? — А они в Нави. Но могут прилетать и сюда. На время. Или когда я их вызову. Все, кто здесь упокоен — подчиняются мне. Захочу — вызову. Не захочу — будут вечно скитаться по загробному миру. Только я не могу уйти в Навь и отдохнуть от хлопот насущных. Пока кладбище цело, пока кости его обитателей не потревожены, лежат на месте — и я буду здесь. Молодые? А в Нави все молодые. Такими они себя видят, молодыми и красивыми. Они любят сюда прилетать. — Постой! А как же ад и рай?! Разве души не отправляются туда? — Рай и ад здесь, на Земле…разве ты этого до сих пор не понял? — Кладбищенский коротко хохотнул — Души отправляются в Навь, а потом возрождаются в новом теле, чтобы пройти новый цикл. Они ничего не помнят! Пока снова не умрут. Я здесь давно, парень…очень давно. Мне отказано в перерождении…за мои грехи. Поразбойничал, душ много загубил, вот теперь и стерегу это кладбище, пока последняя косточка не рассыплется в прах. Скорее всего— еще тысячи лет буду здесь сидеть. Но и тут можно найти развлечения! Почему бы и нет? Надоест Олька — возьму какую-нибудь барыньку из прежних — они тоже хороши. Чувствую, ты разбираешься в женщинах, так что меня понимаешь. — Понимаю — вздохнул я — иногда и сам бы вызвал какого-нибудь…призрака вроде Ольки, давно уже без женщины… Почему я это сказал? Даже не знаю. Просто ляпнул не подумав, да и все тут! А Кладбищенский оживился, если можно так сказать о древнем покойнике: — За чем же дело стало? Давай! Уступлю тебе Ольку на пару часов! На могильном холмике очень удобно женщин пользовать, земля мягкая! Только добавишь еще пару бутылок рому — ну так, для порядка. И мороженого Ольке. Надо со всего выгоду иметь! Да и девчонку задобрить, хотя она и так не против будет — давно у нее живых не было, с тех пор, как заблудившийся грибник сюда не забрел. Его тогда всю ночь девки пользовали, он к утру даже поседел! Лет двадцать у него отняли! А что ты хочешь? Кувыркаться с покойницами — даром не проходит. Хошь, не хошь, а жизнь у тебя вытянут! Тебе-то это не грозит, ты колдун, а у колдунов призраки не могут жизнь выпить, тем боле что ты помечен Чернобогом, так что давай, дерзай! Могу еще парочку-тройку дам предоставить! Хочешь? Не стесняйся, я ведь тоже мужчина…был, прекрасно тебя понимаю. Мужчинам без женщин нельзя, без женщин они с ума сходят. — Предложение очень лестное, но вынужден отказаться — с внешним сожалением и внутренним содроганием сказал я (не хватало мне еще с покойницами оргии устраивать!) Дело, есть дело. Мандрагор нужен! Итак, мы договорились? Все перечисленное я принесу в течение недели. Обещаю! — Договорились. Проходи! — довольно кивнул Кладбищенский, и я без всяких усилий сделал шаг вперед, по направлению к дубу. Остановился, посмотрел вокруг, пожал плечами: — Как ты так легко меня остановил-то? Это что, у тебя такая сильная магия? Получается, ты тоже колдун? — Неет…я не был колдуном. Просто разбойник, и все тут. А когда очнулся здесь, Кладбищенским, тогда магия и появилась. Но тут ведь как — я вроде и Силантий Душегуб, а вроде и не он. У меня есть его воспоминания, я могу принимать его облик, но…я не он. Я дух кладбища. А магия у меня своя, у колдунов такой нет. Вы по-своему колдуете, я по своему. Вы можете вызывать духов, и я могу вызывать — но мы все это делаем иначе, понимаешь? У мертвых своя магия. Сейчас ты меня не поймешь, а вот умрешь…кто знаешь, может и ты очнешься Кладбишенским. Вы, колдуны, много грешите, много творите черных дел — кому, как не вам надзирать за покойниками? Иди, копай твой мандрагор. Кстати, дозволяю тебе взять земли с могил — в запас, пригодится. А вон там одолень-трава выросла, на могиле девственницы, тоже можешь сорвать. Дозволяю! Хороший ты парень, интересно было с тобой пообщаться. И зря ты от моих женщин отказался — эх, и хороши! Я могу ведь тут и палаты вызвать — застеленные коврами, с фонтанами и бассейнами. Не только на могиле кувыркаться! Хотя мне вот больше нравится на могиле — я запах земли люблю, травы, и чтобы ветерок обдувал. Силантий лес любил, вот и я люблю. На самом деле конечно палат никаких не будет, это все иллюзии, но ты никогда бы не смог отличить иллюзию от настоящего. А если не можешь отличить — какая разница, иллюзия это, или нет? — Благодарю! — сказал я, и пошел дальше — Как-нибудь в другой раз! — Ты заходи! Всегда заходи, как захочешь поболтать! — крикнул вслед Кладбищенский — Ей-ей, ты хороший парень! Девку дам тебе — просто огонь девка! Все умеет! Раньше шлюхой была при трактире — ух, заводная! Глашкой звать! Я помахал рукой, благодаря за лестное предложение и прибавил шагу. Насчет земли — это надо будет взять. И одолень-траву тоже. Почему бы и нет, если на халяву дают? А Силантий-то еще тот выжига. Вот же сутенер чертов! Даже на кладбище, и то от этих нечестивых никуда не деться. Полиции нравов на него нет! Хе хе… Вот и дуб. Ветка нависает, на самом деле — как перекладина виселицы. Брр… — Дурак! — раздался голос за спиной — Как есть дурак этот Костя! Взял, да повесился! Видал я, как он дергался. Забавное зрелище! Хе хе хе… Так плясал, так плясал! Забавного я в этом ничего не нашел, потому промолчал и продолжил готовить инструменты для работы — лопата, налобный фонарик, емкость с плотно закручивающейся крышкой, в которой плескался спиртовый раствор (половина спирта, половина воды), и еще кое-что, что может мне сгодиться. Беруши пока совать в уши не стал, вначале надо поднять корень на поверхность земли, и уж тогда… Ну что же, начнем! Фонарик на лоб, на самый маленький уровень света (в глаза будто электросваркой ударило после темноты), понеслось! Корень Зла, исчадье ада Ты пособник Князя Тьмы Тянешь свой побег к скелету В бледном трепете Луны. И зловонные потоки — жизни умершей укор Ты в себя вбираешь страстно, корень смерти — мандрагор! Я властитель черной силы! Ты слуга — помощник мой! Из сырой земли могильной появись же, мандрагор! С каждой строчкой я накачивал заклятие Силой все больше и больше, и чувствовал, как нарастает напряжение. Остро, резко запахло землей, как после дождя, и еще — озоном. Потом чем-то свежим, как если бы рядом сломали огурец, и в оконцовке — вдруг пахнуло тошнотворным запахом падали, которая пролежала на солнцепеке не меньше чем пару недель. Брр…какой мерзкий запах! И вот — земля зашевелилась, из нее буквально за считанные секунды пророс пучок зеленых листьев, и…все. В общем-то — все! Я поднял мандрагору! Ах, я молодец! Ах, я колдунище злостный! Получилось! Сработало! Но радоваться рано. Надо еще извлечь эту штуку из земли, а с этим будет у нас проблемка… Сую в ушные отверстия беруши, потом накладываю на уши заранее приготовленные толстые ватные тампоны и обматываю вокруг головы бинты так, что получается что-то вроде раненого красного командира Щорса (…Голова обвязана, кровь на рукаве…след кровавый стелется по сырой траве!). Теперь на руки толстые резиновые перчатки из хозмага — готов! Аккуратно обкапываю торчащие из земли листья со всех сторон. Никаких признаков чего-то такого…странного не замечаю. Растение, как растение, ничего удивительного. Судя по тому, что я слышал от моих помощников — длина корня где-то сантиметров двадцать, максимум тридцать, с этим расчетом и копаю. Обкопал, поддеваю оставшийся стоять «пенек» земли, отделяя его от массива почвы. Есть! Теперь обтрясти лишнее, и…все! Делов-то! Беру в руку нож, купленный на рынке у лоточника еще полгода назад, и потихоньку, осторожными движениями убираю лишнюю землю. Не тороплюсь — куда спешить? Главное, чтобы корень был как можно меньше поврежден. Даже слегка разочарован — а где знаменитый крик, убивающий всех, кто его слышит? Может напридумали, чтобы напугать всех, кто соберется корень вытаскивать? Впрочем — его без магии ведь и не достанешь. Без магии можно выкопать только ТУ, обычную мандрагору, которая годится только чтобы отравить соседа, да и то не до смерти. Земля осыпается…осыпается…показались тонкие корешки, как волоски…еще немного, еще…уже проглядывает основной корень — он белый, с кремовым оттенком. Еще чуть-чуть… И тут корень начал извиваться, да так интенсивно, так яростно, что я едва не выпустил его из рук. Бросаю нож, начинаю осыпать, обирать землю руками, в считанные секунды на корне почти не остается земли, и я вижу его во всех подробностях. Да, это точно мужской корень. Уж не знаю, как так вышло, но самый что ни на есть первичный из первичных признак мужчины у него на месте. И внушительный так…относительно тела. Странное ощущение — вроде и растение, но…это не растение! На голове венчик из листьев — как эдакая «фриковская» шевелюра. Ручки, ножки, пенис…человек, да и только! Но не человек. Пример аксиомы: «У кошки четыре ноги и хвост. Но не все, у кого четыре ноги и хвост — кошки!» Понимаю, да, а все равно не по себе — он ведь шевелится, извивается, «руками» и «ногами» перебирает — будто младенец в люльке…бррр… Звуков не слышно, но наверное все-таки вопит — вон там, где у него «голова», вижу отверстие «рта», оно открывается и закрывается, и скорее всего крик похож на полицейскую сирену, эдакий: виу-виу, виу-виу… Ужасно хочется его услышать! И я даже не знаю — то ли просто любопытство, то ли магическое воздействие злого корня, который стремится уничтожить своего убийцу. Может, он разумен? Может понимает, что его сейчас убьют и защищается всеми возможными средствами? Ох…лучше об этом не думать. Я не веган, но иногда задумываюсь: а имеем ли мы право есть живых существ? Мы, люди, ведь на самом деле ужасные существа — жрем всех подряд, и пофиг нам боль и страдания, пофиг то, что многие из тех, кого мы едим, гораздо лучше — добрее, порядочнее, вернее тех, кто их ест. Людей. Да, об этом не надо думать. Иначе буду плакать над куском сала (свиньи, кстати, умнее собак!), или поедая куриную ножку стану вспоминать о ролике, показывающем как дружит маленький мальчик и его курочка. Просто надо осознать: я хищник! Я злобное животное, которое может жить только поедая себе подобных! Иначе я просто вымру как вид. И в этом есть самая что ни на есть отвратительная, неприкрытая ничем правда. Как там Станислав Лем писал? В «Звездных дневниках Йона Тихого». В книге главному герою приснилось, что Землю собираются принять в межгалактическое сообщество. Идет заседание. Обсуждают Землю — достойна ли она? И вот встает один из недоброжелателей Земли, и говорит: «Они не просто убивают существ, они над их останками глумятся — полосуют, кромсают, обугливают на огне! А потом собираются в специальных пожиралищах, где и пожирают обугленные останки, глядя на прыжки обнаженных самок своего вида, разжигающих вкус к пожиранию мертвечины!». Ага…ржал, когда читал. Только вот осадочек-то остался! И сейчас я убиваю этот корень. Возможно — разумный корень. И на душе у меня как-то…хмм…не очень хорошо! Смешно, да — но корень мандрагоры, ядовитый, выросший на соках, вылившихся из трупа — мне гораздо более жалко, чем двух моральных уродов, сидящих сейчас в моем домашнем зиндане. Корень-то ничего плохого в этом мире не сделал! Просто рос себе, и рос, а я его…чик! И готово! На «теле» мандрагора выступили красные капельки, и рука моя дрогнула — кровь?! У какого-то там корешка — кровь?! О господи…мне реально не по себе. Я убиваю живое существо, может даже инопланетное! Может оставить его на месте? Закопать в землю, пусть растет? А как же тогда снадобья? Да черт с ними, со снадобьями! Обойдусь как-нибудь! Я перехватил несчастный корешок поудобнее, собираясь воткнуть его в землю, и тут…он меня тяпнул! Как собака, как злобная крыса — изогнулся и хватанул меня за палец зубами! Да так больно, так неожиданно, что я выронил мандрагора и отшатнулся назад! Перчатку прокусил, подлец мелкий! Прямо за указательный палец хватанул, гаденышь! Корень пополз ко мне, обнажив непонятно откуда взявшиеся мелкие, но очень острые на вид зубки, и попытался вцепиться мне в ногу, что почти ему удалось — он даже умудрился вырвать клочок ткани из штанины, теребя ее как бешеная крыса, загнанная в угол. — Ах ты ж мелкая б…ь! — завопил я, потрясая укушенным пальцем, который болел все сильнее и сильнее, а еще и немел, как замороженный — да пошел ты, сука драная! Все гуманистические идеи тут же повыдуло у меня из головы, и больше всего я хотел сейчас утопить проклятый корешок в спиртовом растворе — чтобы подох, и больше, паскуда такая, пасть свою на меня не разевал! Ах ты же гнида! А если я от его яда сдохну?! И не надо мне говорить, что, мол, не нужно было трогать, он бы и не покусал — идите нахрен! Хорошие, добрые корешки не кусаются, яд в рану не впускают, и не вопят дурным голосом так, что все вокруг помирают! А значит — иди нахрен, мандрагор хренов! Вернее — в спиртовый раствор. Хватаю корень поперек тулова так, чтобы не мог достать и борюсь с желанием оторвать ему «член» (а чтобы пообиднее наказать за агрессию!), другой рукой беру заранее приготовленные иглы от одноразового шприца и сосредоточенно, аккуратно мочу их в капельках крови мандрагора. Смазал десяток — хватит, достаточно. Разложил на полиэтиленовой сумке — пусть подсохнут. Открыл пластиковую емкость со спиртовым раствором, схватил нож и одним движением отчекрыжил мандрагору «шевелюру» — «ботва» мне не нужна. А затем с чувством мстительного удовлетворения плюхнул мандрагора в раствор. Все! Готово! Накрыть крышкой, вот так, и… А что «и» — я уже додумать не успел. Очнулся уже утром, от лучей солнца, которые коснулись моих глаз, пробившись через негустую крону старого дуба. Вокруг никого не было — тишина, покой. И только еле заметные бугорки указывали, что когда-то на этом месте было довольно-таки большое по сельским меркам кладбище. Пластиковый «бидончик» стоял передо мной — я заглянул в него, открыв крышку — в емкости плавал знакомый корень, уже совершенно не подававший никаких признаков жизни. На пластике пакета в рядок — десяток игл от трехкубового шприца, покрытых засохшей темной пленкой. Лопатка, испачканная черноземом, порванные перчатки, рюкзачок. Все, как было ночью. И фонарик на месте — горит, и даже вполне себе ярко. Светодиодный, не просто так. — Ну ты и напугал нас, хозяин! — голос из пустоты заставил меня вздрогнуть — Чуть концы не отдал! Нельзя же быть таким неосторожным! Еле вытащили тебя, чуть не помер! Яд мандрагора — это тебе не сгущенки поесть! Кстати, сними с ушей повязку, люди не поймут. Точно. Повязка на ушах — я к ней уже как-то и привык, даже не заметил, что она все еще на мне. Сдернул, вытащил беруши…сразу услышал чириканье птичек, шум дубовых листьев, а еще — свое тяжелое дыхание. Почему тяжелое? Да слабость, черт подери! Похоже, что мандрагор как следует меня отравил…бесы зря говорить не будут. Укушенный палец до сих пор красный и чувствительный к касанию. Ноет! Собрал иглы, воткнув их в чехольчики, сложил все барахло в рюкзак и побрел к машине, предварительно забросав ямку из-под мандрагора землей. Странно, но в рюкзаке оказалась и какая-то травка непонятного мне вида, и пакет с землей — даже не помню, когда их туда засунул. Ну совсем, совсем ничего не помню, что случилось после того, как меня укусил этот сволочной корень! Кстати, очень даже напомнило то, как я некогда поймал большую, красивую синицу. В детстве мечтал о том, чтобы дома у меня стояли клетки с разными птичками и пели мне по утрам и вечерам. И где взять птичек? Покупать — денег нет. Значит, надо ловить самому. Ну я и взялся ловить. Устроил ловушку из рыболовной сетки (прочитал в книжке, как ее сделать), посыпал семечек и засел в засаде, держа руку на бечевке. Попалась мне синичка — большая такая! Красивая! Я несся к ней совершенно счастливый — ураа! Поймал!