Шарль орал и метался по кровати. Хорошо хоть она широкая. Ногой по чему-нибудь ценному я не получила. Но и окрик не помог. Я поняла, что доораться до дракона не получится. И вместо акустического воздействия пришлось сильно тряхануть мужчину за плечо. Раза четыре. Потом Шарль открыл глаза и уставился на меня. – Ты… я… Вот! Всегда говорила, что один удар ногой в ухо действует лучше сотни добрых слов. Голосом я бы сейчас долго его будила. А так – раз, два – и готово. Постепенно память возвращалась к полудракону. В глазах появлялось осознание, что он – здесь. Я – здесь. Альфонсо – там. И все останется по-прежнему. Я кивнула дракону в подтверждение – и он вопросительно поглядел на меня. – Доброе утро, – сказала я, понимая его опасения. Поди, поверь спросонок, что свобода – не приснилась. – Учти, кто первый встал – тот первый в душ. И соскочила с кровати. – У нас на сегодня большая программа. Что ты вообще умеешь делать? Из полезного в хозяйстве? – Мало чего, – криво улыбнулся Шарль, откидывая одеяло и тоже опуская ноги на пол. – Альфонсо не был сторонником образования. – Вообще – или когда дело касается тебя? – И то, и то… – Сила есть – ума не надо? – Зачем учиться у тех, кого можно просто убить? – Нас убить – можно. Но – сложно, – сообщила я. – Ты учти, у меня сегодня выходной, то есть я прогуливаю, а завтра я иду учиться. Альфонс – Альфонсом, а у меня на носу пересдача по политологии. Блин. И я поскакала в душ. * * * Через пятнадцать минут я уже готова была смириться с судьбой. Тесто для оладушек размешать труда не составило. И оставить чуть-чуть подняться. А стоя на кухне и отваривая макароны (спасибо производителям готовых соусов) я поняла, что жизнь – неплохая штука. На завтрак вредно? Глупости! Вы хоть представляете, сколько сил я трачу с разными зубастыми? Слона слопаешь! Макароны были слиты и накрыты крышкой – чтобы не сильно остыли. И я метнула на плиту две сковороды. Да, оладьи не будут слишком пышными. Но – после жизни у Альфонсо Шарль и не потребует от меня порционных судачков анатюрель и прочей радости. Сойдут и мои кулинарные потуги. Шарль тоже отправился в душ – и там шумела вода. Когда он появился на кухне, приглаживая мокрые волосы ладонью, все уже было готово и разложено по тарелкам. – У меня есть предложение, – прочавкала я, наматывая на вилку макароны. – Сегодня я прогуливаю, но завтра никак. У меня три пары в институте, а в идеале и пересдача по политологии. – Судя по лицу оборотня, ему это ни о чем не говорило. М-да, долго его цивилизовать придется. – А тебе надо чем-нибудь заниматься, пока меня нет. Ты комп освоил? – Нет, – покачал головой Шарль. Глядя на него, я чувствовала себя великим кулинаром. У меня даже вареная картошка иногда пригорает, да и макароны можно бы еще поварить. А готовые соусы вообще сплошной ядохимикат. Все время порываюсь растворить их в ведре и картошку опрыскать. Спорим, колорадский жук таки от них сдохнет? Но Шарль трескал обыкновенные спагетти с таким блаженным выражением на лице, что казалось – на тарелке лежат изысканные яства. Трюфеля и фуа-гра минимум. – Тогда сейчас, пока ждем шмотки, я научу тебя мыть посуду и лазить по сетке. – Посуду я и так мыть умею. Кстати, можно добавки? – Сам положи. Кастрюля на плите, все остальное в холодильнике. Ешь, что пожелаешь. Шарль воспользовался предложением и вытащил из холодильника остатки копченой курицы. – Можно? – Будешь задавать дурацкие вопросы – обижусь. Конечно можно. Ладно. Тогда посуду моем пополам. И лезем в сеть. – Где? – Что? – Ну, сеть – где? Снаружи? Я фыркнула. Ну да. Сленг-с. Вот скажи человеку: «У меня мать подохла». Получишь соболезнования – и по ушам за «подохла». Мать же! А я всего-навсего сократила выражение «У меня сегодня погорела материнская плата». Кстати, тьфу-тьфу-тьфу… – Я имею в виду Интернет. Ты с ним знаком? – Нет. – Вот и поучишься. Заодно будет тебе чем заняться, пока меня не будет. Все равно пока Альфонсо здесь, тебе лучше быть или рядом со мной – или у меня дома. А то схватят на улице, увезут, как кавказскую пленницу – и ори потом, что тебя – нельзя! А когда эта делегация-вамп уберется восвояси – цивилизуешься, профессию получишь – и давай на волю. – Юля… – Шарль глядел на меня серьезными пурпурно-лиловыми глазами. – А что произошло с тобой, что ты решилась меня вытащить? – Что произошло? Перед глазами мелькнули две картины. Первая – связанный Шарль, на спину которого опускается кнут. Вторая же… Я оттаскиваю в сторону палача. Человек на пыточном столе слабо стонет – и я подхожу к нему. Только это – не человек. Это вампир. Из-под изуродованных губ выглядывают клыки. Они кажутся необычно белыми на фоне окровавленного лица. Слишком белыми. У него остался всего один клык. Зубы мучительно оскалены – и видно, что второй был выбит раньше. Руки и ноги вампира на месте, их не отрубили, но кожа была буквально порезана на кусочки. На лице не осталось живого места. С него просто снимали кожу. То есть не просто, а медленно и со вкусом. Ногти на руках тоже выдраны. Пальцы больше всего напоминают анатомическое пособие. Все мышцы, сосуды и нервы как на ладони. Даниэль… Любимый мой… бедный мой, за что?! Я резко встала из-за стола. Аппетит исчез. – Ненавижу, когда мучают людей. Убить – пожалуйста. Я и сама убивала. Но не мучила. Не издевалась. Не причиняла боль ради боли. Это – подло. Я шваркнула тарелку в раковину. Тарелка жалобно сказала «хряп» и развалилась на осколки. Ну и ладно. Мыть меньше придется. Я кое-как выловила останки посуды и выкинула их в мусор. Шарль несколько секунд молчал. Потом робко спросил: – Юля, а ты знаешь – за что он надо мной издевался? – За красивые глаза? – Нет. Я убил своего брата. Не могу сказать, что новость меня шокировала. Того же Славку я сама бы прибила. Особенно после его подставы с этой «пади»! Но… – И кем этот брат приходился Альфонсо да Силва? – Никем. Я раньше принадлежал другому вампиру. А потом он отдал меня Альфонсо. И тот продолжил его дело. – То есть – измывался над тобой так, что инквизиторы сдохли бы от зависти и бросились переписывать «Молот ведьм». Так? Шарль криво усмехнулся. – Да. – Сколько лет ты уже у него? – У Альфонсо? – Да. Хотя бы. – Кажется… тогда был пятнадцатый век…. – У нас за убийство дают в пятьдесят раз меньше, – проинформировала я. – Если не в сто. – И не удержалась. – Жан – это и был твой брат? – Да. А… – Ты кричал во сне. Кошмары? – Да. – У меня тоже. Так что не удивляйся, если я заору ночью. Бывает. – Ты кого-то… Даниэль? – Да. Альфонсо сказал? – Он многое обсуждал при мне. Я считался говорящей вещью. Ты же не будешь таиться от боксерской груши? – Ясно. А рассказать мне – можешь?