– Может, он совсем исчез? – Он не может просто взять и исчезнуть. Это всё равно что лишиться руки или ноги. Он как ещё одна часть тела. Они не исчезают просто так. – Можно родиться без руки, – задумчиво проговорил Дарен. Атли всплеснул руками, осознавая неудачность примера. – Без Волка родиться нельзя! – Откуда ты это знаешь? – Дарен, заткнись и сосредоточься! Дарена грубость не смутила: – Да я уже четыре дня сосредотачиваюсь, или сколько там. А нас за это время ни разу не покормили и вёдра не вынесли. А это, братец, скажу я тебе, плохой знак. – Поэтому в твоих же интересах поторопиться. Закрывай глаза и представь себе… – Атли задумался, пытаясь понять свои ощущения, ощущения, которые дарил ему Волк, – безопасное место. Место, где ты можешь без опаски быть самим собой. У тебя есть такое место? Дарен не задумался: – Есть. – Представь его. Дарен послушно кивнул. – А теперь представь, что ты в этом месте не один. Ты не видишь, кто это. Он стоит за твоей спиной. Но ты чувствуешь его тепло, его дыхание. Это приятное тепло, родное дыхание. Ты не видишь его, но знаешь, что он на твоей стороне, что он всегда готов тебя защитить. Рядом с ним ты чувствуешь себя в безопасности. Ты чувствуешь себя цельным. Чувствуешь, будто нашёл то, что давным-давно искал. Будто… вернулся домой. Атли сглотнул, чувствуя, как к горлу подступает ком. Волк опустил уши и прильнул к затылку холодным мокрым носом. Сейчас он был связан, но отчаянно тянулся к Атли, верил, что тот рано или поздно его освободит. – Чувствуешь? – тихо спросил Атли. – Кажется, – неуверенно отозвался Дарен. – Мне… нужно обернуться? – Пока рано. Постой так, почувствуй его, привыкни к его присутствию. Ему тоже нужно время, чтобы довериться тебе, выйти из тени, в которой он прятался столько лет. Волки не любят жить взаперти. Так что он может быть зол, обижен или напуган. Ты можешь почувствовать это. – Мне кажется… кажется, я чувствую его грусть? – Ты должен принять его. Стать его частью, пообещать, что если он доверится тебе, то всё будет хорошо. – Атли говорил быстро, горячо, следуя за тонкой нитью интуиции. Он говорил уже не с Дареном, а со своим собственным Волком. – Ты обязательно его спасёшь, больше никогда не оставишь его одного, потому что именно он – он, а не кто-либо другой – делает тебя целым, настоящим, самим собой. Потому что вместе вы со всем справитесь, потому что ты – это он, а он – это ты. И иначе не было никогда и не будет впредь. Пообещай, поклянись и посмотри ему в глаза, когда будешь готов. Дарен вздрогнул. Несколько мгновений он молчал, а потом, не открывая глаз, тихо и испуганно прошептал: – Это… не волк. Превращение началось внезапно и резко. Дарен закричал и скорчился на полу, схватившись за живот. – Не сопротивляйся! – Атли подскочил и вцепился в решётку. – Не сопротивляйся или сделаешь только хуже! Отпусти его! Он столько лет ждал! – Он… – выдавил Дарен, испуганно глядя на Атли. Лицо его покраснело, вены на шее взбухли, а глаза налились кровью. – Он очень… зол! – Плевать! Дай ему свободу! Дарен застонал и перевернулся на живот. Спина его выгнулась, одежда треснула по швам, когти вспороли камень, и в следующее мгновение в клетке выпрямился во весь рост огромный бурый медведь. – Получилось. – Атли восхищённо глядел на зверя. – Получилось! Медведь, шумно дыша, огляделся, переступил с ноги на ногу, почесал ухо, принюхался. Нос уткнулся в железные прутья, медведю не понравилось, и он замотал головой. Взревев, одним ударом лапы медведь смял прутья решётки, будто она была сделана из соломинок, и, угрожающе зарычав, двинулся к Атли. Отступив к стене, Атли позволил ему снести и свою решётку. – Отлично! Пора выбираться! – воскликнул он, но медведь, заревев, замахнулся. Первый удар пришёлся по лицу. Когти вспороли кожу, и левый глаз тут же залило кровью. Атли вскрикнул, но тут огромная лапа со всей силы придавила его к полу. Рёбра треснули, и Атли потерял сознание. Последнее, что он услышал, – как хрустнул, ломаясь, серебряный ошейник. 38 Синее пламя Аньяна лежала на софе в своём кабинете, голова её покоилась на коленях Леля. Он ласково гладил её виски, пытаясь избавить от головной боли. Хотел было снять чарами, но не вышло. Коронация Говена должна была состояться на десятый день после похорон Радомира, после они с Драганом обещали назначить своих капитанов. Двоих, как и предписывало соглашение. А до тех пор попросили гвардейцев не покидать гарнизон, чтобы все они могли поприветствовать новых капитанов. Но все понимали, что это было лишь спектаклем, призванным обозначить власть нового царя и его первого советника, которым любезно согласился стать сам Драган. – Мы должны найти способ их прижать, – сказал Лель, глядя в окно, за которым вином разливался закат. – Убийство царя, Аспид, Атли. Это не должно сойти им с рук. – У меня нет на это сил. Я вообще не должна была становиться командующей. Я не знаю, что делаю и зачем, меня не уважают и не воспринимают всерьёз. Я пошла на поводу у Атли, подумала, что у меня получится. Хотела впечатлить его, отца, Кирши, маму. Она же у меня была Соколом, помнишь? Но нет, Лель. Не-а. Я – хорошая целительница. Может быть, получилось бы даже неплохим капитаном Журавлей стать. Но не командующей. Теперь я это понимаю. Атли должен был занять это место или даже ты. А лучше бы Аргорад, Белава и остальные остались живы. Надо признать, мы успешно развалили их наследство. За месяц мы разрушили то, что они строили и хранили пятьдесят лет. «Белогор разрушил», – хотела сказать она, но понимала, что это была бы только часть правды. – Что это за Гвардия, что держалась на плечах четверых и рухнула, стоило им уйти, – протянул Лель. – Может, если бы они не погибли сейчас, успели бы подготовиться к уходу. Лель грустно рассмеялся: – Разве мы, гвардейцы, не должны быть всегда готовы уйти? Помнишь, как Белава любила повторять… – «Всех нас ждёт один конец…» – «…и не в наших силах это изменить. Пока в ночи бродят чудища…» – «… мы должны быть готовы умереть». – Аньяна всхлипнула и закрыла лицо рукой. – Я не готова, Лель. – Я тоже. В коридоре послышались взволнованные голоса и шаги. Аньяна с Лелем переглянулись и направились к двери. – Прибыли четверо Воронов, – бросил пробегающий мимо гвардеец. – Кажется, один из них серьёзно ранен. Мы увидели в окно. Парадные двери распахнулись, и двое Воронов внесли третьего. Четвёртый бежал следом. Лель бросился на помощь. – До лазарета не донесём, – крикнул один. – Ко мне в кабинет! – скомандовала Аньяна. – Я за травами! – крикнул Лель и побежал к выходу. – Что случилось? – Аньяна залетела в кабинет. Она смахнула со стола свитки и пергаменты и помогла уложить раненого на стол. Из носа, рта и ушей у него текла вязкая синяя жидкость. Аньяна распахнула кафтан, но не увидела видимых ран. Только на груди тлела кровавая руна. Ворон уже был мёртв. Аньяна оторвала взгляд от тела. В кабинете, кроме неё, остался один из Воронов, что принёс мертвеца. Он не отрываясь глядел в окно, на алый, догорающий закат. Ворон – светловолосый мальчишка не старше семнадцати – был мокрый от пота и дрожал. – Что случилось? – повторила она вопрос, замечая, что кафтан на Вороне висит мешком, словно бы снятый с чужого плеча. На запястьях его она заметила ещё руны. А на большом пальце правой руки кольцо в форме когтя. Тело крикнуло: «Беги!» – но Аньяна приготовилась сражаться. – Кто ты! Сдавайся и останешься жив! – За Чернобога! – крикнул мальчишка и вспорол кольцом запястье. Тело его затряслось и рухнуло. Аньяна приняла боевую стойку, но ничего не увидела. Мгновения тянулись бесконечностью, но ничего не происходило. Что за чёрт? Аньяна перевела взгляд на мертвеца на столе. Он распух и посинел, словно утопленник, и сочился чёрной жижей. Аньяна вскрикнула. Он был под завязку начинён «Синим пламенем»! Тело взорвётся, и от гарнизона не останется камня на камне, а пламя будет плясать до тех пор, пока не сожрёт всё до основания. Аньяна бросилась к двери. – Все на выход! – закричала она. – Спасайтесь! Лель мчался по лестнице с охапкой трав.