– Правда, – просто сказала Василиса. – И мне очень жаль. Я не хотела забирать её тело. Губы Дины задрожали, и она сморщилась, замотала головой, будто не хотела признавать происходящее. – Хочешь сказать, – выдавила она, глядя себе под ноги, – что Светы… больше нет? Василиса не ответила. Ответ был не нужен, Дина и так всё поняла. Вернее, Василиса надеялась, что она смогла понять и что когда-нибудь сможет принять. – Минута закончилась! – вороной гаркнула Ягиня. Василиса обняла Дину, а та замерла, словно не зная, отстраняться ей или нет. – Она очень сильно тебя любила, – прошептала Василиса, чувствуя, как бешено колотится сердце Дины. – И знала, что ты очень сильно любишь её. Дина всхлипнула и задрожала. Её тепло, которое она всё это время щедро дарила Василисе, будто бы растворилось, рассеялось, оставив после себя холод и одиночество. Василиса чувствовала это, хоть и не могла объяснить, а поэтому ещё крепче обняла Дину в надежде поделиться с ней крупицами той нежности, что в ней ещё осталась. – И что мне теперь делать? – сдавленно спросила Дина. – Наверное, то же, что и мне. Идти вперёд, – ответила Василиса, утирая слёзы. – Прости меня. И спасибо за всё. Она быстро поцеловала Дину в щёку и пошла прочь. Ягиня коротко кивнула, когда Василиса поравнялась с ней, подняла влажный от слёз клубок над головой и заговорила нараспев: Печали, боли, слёз моря Ведут в далёкие края. Ведут туда, где рождена И где по праву быть должна. Поманят душу за собой И путь укажут ей домой. С последним словом заклинания Ягиня подошла к краю и бросила клубок в воду. Василиса охнула, испугавшись за клубок, но тут вода забурлила и забулькала, словно кипяток в котле, и на поверхность медленно поднялась маленькая красная лодка. – Вот и первый твой проводник, – сказала Ягиня. – Как только ты сядешь в лодку – пути назад не будет. Я больше не открою врат, и ты не сможешь вернуться в этот мир. Василиса не сомневалась. Красная лодка качнулась под её весом и двинулась по зыбкой лунной дорожке. Василиса оглянулась. Дина всё ещё стояла на причале, прижав руки к груди. Рядом темнела высокая фигура Ягини. А потом, достигнув самого центра озера, с оглушительным всплеском лодка утянула Василису на дно. 7 Священный обряд Кирши сел в кровати и закрыл лицо руками. Ему приснилось, что Василиса тонула, захлёбывалась в холодном озере, кричала от страха и тянулась к свету, но неведомая сила тянула её вниз, в темноту. Застонав в ладони, Кирши отбросил с лица волосы и спустил ноги с постели. За окном стелилась глубокая ночь, а на столе стояла склянка с отваром от сновидений. Её вечером, как и обещала, занесла Аньяна, а Кирши так и не нашёл в себе силы выпить. С час вертел склянку в руках, но так и не открыл, поставил на стол и решил, что обязательно откупорит, но завтра. Кирши встал с кровати и подошёл к окну. Оно, скрипнув, отворилось. Морозный ветер тут же ворвался в комнату, и Кирши жадно втягивал его носом, прислонившись лбом к холодному стеклу. Внизу распластался в лунном свете заснеженный Даргород. Кирши не знал, сколько простоял в таком положении. До тех пор, пока совсем не закоченел, пока не заломило пальцы на руках и ногах, а сновидение не отступило, перебитое болезненным холодом. Раньше ему часто снились кошмары, особенно в детстве. Чаще всего он видел смерть родителей. Забитый до смерти отец, который до последнего, ползая в луже собственной крови, умолял старосту деревни убить его, но не трогать семью. Поэтому они сначала изнасиловали и убили мать, чтобы отец видел, чтобы понял, что на его мольбы всем плевать. «Как и твоим поганым предкам было плевать на мольбы людей. Каково это, а, Тёмный?» – Кирши не помнил лица старосты, но хорошо помнил низкий гремящий голос. Ни разу в своей жизни отец не использовал силу Тёмного и запрещал пользоваться ею и маленькому Кирши. Кирши снилось и то, как кричала мать, с неё срывали одежды, а она всё просила и просила Кирши отвернуться. «Закрой глазки, милый. Не смотри». Но Кирши, скованный страхом, не мог оторвать от неё взгляда. Потом ему стали сниться собаки. Ими его травили сыновья графа, которому Кирши продали деревенские. То ли решили, что убийства Тёмных – не такая выгодная затея, как продажа, то ли кишка оказалась тонка, и они просто не смогли прикончить ребёнка. Кошмары прекратились только спустя много лет, когда Кирши уехал из Северных Земель и встретил Хару. Они путешествовали вместе всего неделю. Хару предложил Кирши приличную сумму за сопровождение по незнакомым землям, а тот, впервые предоставленный самому себе, настолько не знал, куда податься и что делать, что не придумал ничего лучше, чем согласиться. Каким-то чудом Хару на рыбацкой лодке добрался с Восточных Островов до Империи Хэ и, пересев там на торговый корабль, приплыл в Северные Земли, мечтая исследовать весь континент. Хару хотел полюбоваться Красным Дубом на западе Северных Земель и оттуда на корабле отправиться в Вольское Царство. Стояло прохладное северное лето, и они заночевали прямо в лесу, не успев добраться до ближайшей деревни до темноты. Завернулись в плащи и подобрались поближе к костру. Кирши в ту ночь снова снились псы. Возможно, виноват был лес, его влажные, дикие запахи и ощущение постоянной опасности, что наблюдает за тобой из тьмы. Проснулся он от собственного крика. Вскочил, стараясь отдышаться. Рубаха вымокла от пота, тело била мелкая дрожь. Хару не спал, сидел у костра и, похоже, что-то рисовал углём в своём альбоме перед тем, как Кирши напугал его криком. Теперь Хару уставился на Тёмного, и на его загорелой коже и в карих глазах плясали отблески костра. Черты лица тонкие, плавные, и свет пламени делал их мягче, сглаживая остроту скул и подчёркивая хрупкость узкого, ещё мальчишеского подбородка. – Кошмар? – спросил он, но из-за сильного акцента Кирши не был уверен, что угадал слово правильно. Хару, заметив замешательство на его лице, решил перефразировать: – Сон… плохо? – Кошмар, да. – Кирши стёр рукавом холодный липкий пот со лба. – Уже три ночи кошмар. – Хару старательно выговорил слова, закивал сам себе и показал три тонких изящных пальца, подкрепляя сказанное. – Много. Кирши усмехнулся. Что ж, никто и не говорил, что проводник из него выйдет хороший. – Прости, не хотел напугать. В следующий раз постараюсь не орать. Хару покачал головой: – Мне не страшно, но я помогаю. Кирши не понял, что он имел в виду, но переспрашивать не стал, потому как Хару уже увлечённо скрипел углём в альбоме. Кирши, стараясь отвлечься от дурного сна, завалился на спину и стал вглядываться в звёздное небо в надежде, что то его скоро убаюкает. И когда его веки уже смежились, а звуки леса стали стихать, Хару похлопал Кирши по ноге. – Киши, – имя Кирши пока давалось ему с трудом. – Бери. Тёмный сел и непонимающе уставился на Хару – тот протягивал ему вырванный из альбома лист. – Бери, – повторил он и призывно качнул листом в воздухе. Кирши взял лист и вгляделся в изображение. На нём красовалось уродливое чудище с разъярёнными круглыми глазками и длинным, вытянутым в морщинистую ленту носом, из-под которого торчали вверх два то ли рога, то ли зуба. Зверь твёрдо стоял на четырёх кошачьих лапах, а от пятнистого загривка к тонкому хвосту с кисточкой тянулась грива из пламени. Вид у чудища был воинственный и недружелюбный. На обратной стороне листа были аккуратно выведены два замысловатых символа – иероглифы. – Бакугасира. Баку, – сказал Хару, тыча в лист кусочком угля. – Ёкай. – Чудовище, – подтвердил Кирши, не поняв ни слова. – У нас тоже похожие водятся, мы их убиваем. – Не убивать. – Хару нахмурился и замотал головой, отчего его тёмные волосы тут же разлохматились. – Баку помогать. Есть кошмары. Пож… пожирает сон плохой. Хару зачерпнул горсть воздуха у виска, забросил невидимый кошмар в рот и закивал. – Понимает? Киши. Этот ёкай помогай тебе. – Баку-что-то-там – пожиратель кошмаров? – Кирши постарался собрать слова Хару воедино.