Василиса ничего не поняла. Она терпеть не могла загадочные фразы и двойные смыслы и поэтому раздражённо хмыкнула: – Что всё это значит? Как потеря может меня куда-то отвести? – Давай узнаем, – загадочно улыбнулась Ягиня, сверкнув глазами. – Моя цена – твои слёзы. Слёзы? Василиса нахмурилась. Что это вообще за цена такая? Ягиня вздохнула, запрокинув голову и продемонстрировав Василисе белые ровные зубы с удивительно ярко выраженными клыками. Серые глаза её глядели насмешливо. Наверное, для неё – тысячелетней – Василиса была не более чем неразумным ребёнком. – Я заберу твои слёзы, и они отведут тебя туда, куда так рвётся твоя душа. Но для этого тебе придётся заново пережить прошлую боль, самые страшные твои воспоминания. Ты готова уплатить такую цену? – Пережить? – удивлённо повторила Василиса. – Вроде как воспоминания? – Воспоминания, – кивнула Ягиня. – Но будут они такими яркими, будто ты заново переживаешь прошлое. Все чувства, вся боль и страх будут реальны. Ты готова уплатить такую цену? – Конечно! Грошовая цена за возвращение домой! – Василиса не могла скрыть радости, воспоминания, пусть и страшные, её не пугали. Пережила раз, переживёт снова. И прежде чем Василиса успела среагировать, Ягиня двумя пальцами коснулась её лба, и Василису окутал золотой свет. Солнечное летнее утро согревало просторную горницу. Мать сидела на лавке у окна и вышивала рубашки для деревенской ярмарки, а тринадцатилетняя Василиса у её ног дразнила рыжего кота клубком ниток. – Можно я хотя бы в этом году пойду с тобой на ярмарку? – осторожно спросила она. – Там опасно. – Дуня рассказывала, что там музыка, танцы и угощения. Очень опасно! – Дуне надо меньше болтать и больше тебя пороть, – усмехнулась мать. – Дуня в отличие от тебя меня любит! – обиженно сказала Василиса. Мать вздрогнула, чёрные запавшие глаза кольнули Василису, длинные худые пальцы сжали ткань рубашки. – Никто не любит тебя так, как я, – с расстановкой сказала она. – Я ради тебя… – …«пожертвовала всем», я помню. Но я уже большая, я могу сходить на ярмарку и постоять за себя, если что! – Василиса старалась звучать убедительно, но сердце зашлось от страха. Мать могла вспыхнуть в любой момент, но Василиса решила, что в этом году обязана попасть на ярмарку. – Исключено, – твёрдо заявила мать. – Только я могу тебя защитить. Василиса разозлилась, и клубок, повинуясь этой злости, в её руках вспыхнул. Кот зашипел и юркнул под лавку. Запахло палёной шерстью. – Я сама могу себя защитить! – Василиса гордо продемонстрировала горящий клубок. Пламя, подчиняясь её воле, совсем не жгло ладони. Пинок повалил её на землю. Клубок выскочил из рук и покатился по полу, догорая. Мать схватила резную прялку с лавки и хорошенько приложила Василису по спине. Василиса закричала, съёжилась и закрылась руками. А мать всё продолжала и продолжала колотить её прялкой, выплёвывая на каждый свой удар: – Чтобы! Я больше! Такого! Не видела! Неблагодарная ты тварь! Кости, кажется, трещали, хоть и выдерживали, но боль и без того была такой, что у Василисы потемнело в глазах, а крик очень быстро превратился в сдавленные стоны. Мать была жестокой, очень жестокой, но Василиса никак не могла усвоить эти уроки, снова и снова испытывала её терпение, пыталась что-то доказать и как-то изменить. Но ничего не менялось. И, наверное, никогда бы и не изменилось, но тогда, тринадцатилетняя, она ещё не могла этого понять, а потом раз за разом терпела боль и извинялась перед матерью за её же рукоприкладство. Когда мать выдохлась, прялка полетела на пол и стукнулась о доски рядом с головой Василисы. Мать обессиленно рухнула на лавку. – Проси прощения, – сказала она, стараясь отдышаться. – Прости меня, мамочка, – всхлипнула Василиса. – За что ты извиняешься? – голос матери не стал мягче. Василиса продолжала лежать на полу, плакать, закрывая руками голову, словно боялась, что избиение начнётся снова. – За то, что ослушалась тебя. – Конкретнее! – За то, – Василиса глотала слёзы, – что призвала чары, хотя мне того нельзя делать. – Ещё. – Что я неблагодарная дочь. – Ещё. Василиса не знала, что ещё. – Ещё! – повторила мать громче. – Я… я не знаю. – Василиса испуганно сжалась. – За то, что разозлила меня! И заставила быть с тобой жестокой! – рявкнула мать, поднимаясь на ноги. – Боги! Боги, лучше бы я тебя не рожала! Слышишь? Лучше бы ты умерла! Мать, пнув прялку, вышла из горницы. А Василиса ещё долго лежала на полу, захлёбываясь слезами и не в состоянии пошевелиться от боли. В тот день она поняла, что больше не может оставаться в этом доме. Одно воспоминание сменилось следующим, и вот уже Василиса стояла посреди горящей избы, в руках у неё – зыбкое тельце Тирга, а перед глазами – окровавленное тело Беремира. Дым наполнял лёгкие и скручивал их болью, жар грозил поглотить её всю, и только тонкий магический щит стоял между ней и смертью. Ужас, боль, страх, запах дыма и крови, вспоротое горло наставника. Василиса, кашляя, повалилась на землю, понимая, что вот-вот потеряет сознание и огонь сожрёт её, чтобы насытиться. Но тогда огонь её не тронул. Отчего? Миколка сумел её спасти, но как? В углу избы, за печью мелькнула тень. Белые волосы поймали отсвет пламени, и тень исчезла. Ну, конечно, Морена. С трудом Василиса перевернулась на бок. Она не помнила этого, тогда часть воспоминаний стёрлась, отравленная дымом пожара, а теперь… Теперь она вспомнила. Её взгляд зацепился за руну на руке Беремира. Кровавую руну. Василиса прищурилась, стараясь её разглядеть, но дым укутал её и утащил во тьму. Василиса снова потеряла дом. Василиса открыла глаза, прикованная к алтарю. Над ней высилась тёмная фигура Белогора, дождевые капли падали с серпа. – Нет! – крикнула Василиса. – Нет-нет-нет! Только не снова! Серп вонзился в грудь и провернулся в сердце. Василиса закричала от боли… Ягиня убрала руку, и Василиса рухнула на колени, продолжая кричать и судорожно хвататься за грудь, в которой болело раненое сердце. По щекам градом лились слёзы, но она едва ли замечала это. Когда Ягиня говорила, что воспоминание придётся пережить снова, Василиса не поверила, что оно будет таким ярким, таким… настоящим. Ночь вокруг неё рассыпалась золотыми искрами, освещая причал, словно сотня светлячков. Они ещё хранили отголоски воспоминаний, что вырвались на свободу. – Так вот какой он, твой мир, – причмокнула губами Ягиня, словно после сытной трапезы. – Дым, боль и страх. И ты правда хочешь туда вернуться? Василиса прохрипела что-то, сама не понимая что, – боль всё ещё бродила в теле, отдаваясь пульсацией в затылке и шумом в ушах. Сердце колотилось и жгло грудь. Ягиня присела на корточки, поднесла к подбородку Василисы клубок и собрала на него несколько слезинок. – Ты можешь остаться тут, в безопасности, – шепнула она, лукаво улыбаясь. – Кто знает, может, мир и не рухнет, если песчинка вроде тебя не вернётся на своё место. Я ничего не скажу Морене. А здесь – здесь ты не будешь одна. Она ухватила Василису за подбородок и заставила обернуться. На причале стояла Дина. Чёрные кудри разметались, а судя по встревоженному лицу, она многое успела увидеть. – Что происходит? – Она переводила взгляд с Василисы на Ягиню и обратно. – Кто это? Что за хрень? – Я не могу пустить её с тобой, – сказала Ягиня. – Но ты можешь остаться с ней. С той, кто действительно тебя любит, заботится о тебе, кто оградит тебя от боли, которой будет ещё очень и очень много, если ты вернёшься домой. Василиса всхлипнула и, шатаясь, поднялась на ноги. Виски давило, но Василиса уже всё решила. Это был выбор без выбора, решение, которое не изменят боль и страх. Она держалась за призрачную путеводную нить, что связывала её с домом, и не собиралась отпускать. Не теперь, не так. – Могу я попросить минуту времени? – Минуту можно. Но не больше. С благодарностью кивнув Ягине, Василиса вытерла слёзы и направилась к Дине. Когда она уже была достаточно близко, Дина схватила её за рукава куртки. – Свет, что происходит? Василиса улыбнулась так ласково, как только умела. Она не знала, что обычно говорят в таких случаях, если с кем-то вообще до этого ещё случались подобные случаи, поэтому сказала просто: – Я возвращаюсь домой, Дин. Дина замотала головой. – Ты что? Какой дом? Мы же вчера… Ты… Я ничего не понимаю. – Спасибо большое, что проводила меня. Без тебя я бы не справилась. – То есть ты… не Света? – Дина разжала пальцы, и руки её безвольно повисли вдоль тела. Глаза влажно заблестели. – Вся та история про чародейку и переселение в чужое тело…