– А почему у вас такое необычное имя? Вы поляк? – Гражданин мира, – усмехнувшись, ответил Кароль. – Но вообще-то, это псевдоним. Я водил и вожу такие компании, где частенько пользуются псевдонимами. Великие мистификаторы, знаете ли… Но что это мы все обо мне да обо мне! Расскажите-ка лучше о вашем друге, мидам. Антон Николаич на почве ревности всегда изволят быть такие бешеные? Боюсь, когда мы найдем вашего драконовидца, он его попросту убьет! – Не исключено, – со вздохом сказала Вероника. – Антоша, конечно, не самый лучший спутник в романтическом приключении… – Зачем же вы взяли его с собой? – А что мне оставалось делать? Позволить вам с Михаилом Анатольевичем стереть его в порошок? – Могли, могли, – самодовольно сказал Кароль. Он перестал играть и налил себе еще вина. – Я, кстати, слышал, как он обозвал меня пижоном. Не знаю, как я его не разорвал там же, у кладбищенских ворот! – Чего ж не разорвали? – Так ведь вы, мидам, защищали его, аки тигрица. Признайтесь, вы его все-таки чуточку любите? – Как друга. – Я вас не понимаю. Зачем искать суженого на краю света, когда рядом такой роскошный мужик? Аполлон во плоти! – Вот именно, – сказала Вероника. – Ах, масьёр, и вы туда же! Ну не знаю, не знаю я, как объяснить! Он – само совершенство. Хоть бы один недостаток! Ростом был бы поменьше, что ли, лысинку бы имел, ноги кривые, волосы в носу… – Боже, – Кароль глотнул вина, – вы меня пугаете! Неужели вам больше подошел бы такой, как я? Пижон с голубоватыми замашками? Ах, нет, просто голубоватый пижон… – Почему бы и нет? – не без вызова сказала Вероника и тоже потянулась за вином. Кароль предупредительно перехватил кувшин и налил ей полный бокал. – О, вы не видели Чижа, мидам! Вот кто понравился бы вам непременно. Есть у меня такой знакомый – еще меньше ростом и уродливей меня, ведет себя, как самый что ни на есть гей, но дерется, как бог. Он убийца. – Познакомьте. – Обязательно. Вот доберемся до Квейтакки… Вероника пригубила вина, глядя на Кароля сквозь прищуренные ресницы. Кажется, капитан уже изрядно набрался… Она сказала с улыбкой: – Но этот ваш Чиж должен увидеть дракона. Иначе я не смогу выйти за него замуж. Надеюсь, вы не забыли о моем талисмане? – О, если бы я мог позволить себе забыть о нем! – вздохнул Кароль. – А заодно – и о вашем последнем желании. Вся жизнь моя озарилась бы новым светом. Я бы, наверное, тоже женился, остепенился, перестал делать глупости… – А почему вы до сих пор не женаты, масьёр? Тоже из-за своей… теневой деятельности? Он повертел в руках бокал, зачем-то заглянул в него. И тихо сказал: – Почему… Кто любил ангела, не может полюбить смертную женщину. – Ангела? – Веронике показалось, что она ослышалась. – Да. Асильфи. – Асильфи? Что это такое? – Не что, а кто, – поправил ее Кароль. Допил вино, отставил бокал и закурил новую сигарету. – Есть в Квейтакке такой магический народ… не только феи и эльфы там водятся. Земные слова «сильф» и «сильфида» произошли, должно быть, от слова «асильфи». А при виде самих асильфи на Земле родилось слово «ангелы»… – Они так красивы? – Не просто красивы. Они еще умеют летать – на крыльях, невидимых глазу простого смертного. Разглядеть эти крылья может лишь тот, кто обладает седьмым внутренним зрением. Впрочем, ангелами их называют не поэтому. Просто… если есть на свете воплощение добра, света, любви, милосердия, силы и справедливости – то это асильфи. – И вы… любили такую женщину? – Да, – коротко сказал Кароль. – А она?.. – А она меня, разумеется, нет. – Странно. Воплощение любви и милосердия… – Что вы понимаете в ангелах, Вероника Андреевна? – Капитан криво улыбнулся. – Она – жена моего брата. И этим все сказано, и давайте переменим тему. Вероника, которой тему менять совсем не хотелось, возмутилась. – Конечно, как у меня выпытывать, так пожалуйста!.. – Да что у вас можно выпытать, мидам? – Как что? Я, может быть, тоже женщина с прошлым. – Не смешите. Тоже мне прошлое! Примерная мать, примерная писательница… Когда бы не ваша взбалмошность, не из чего было бы и косточки перемыть. А так – хоть какая-то изюминка… Вероника выпрямилась и сдержанно произнесла: – Капитан Хиббит! Вы выпили! – Да. Извините, увлекся. Сам не знаю, что говорю. Кароль бросил на нее быстрый косой взгляд. – На самом деле я весь издергался. Одна мысль в голове – как там переговоры? Пожалуй, надо было все-таки мне идти вместо Овечкина. Вряд ли пираты столь несдержанны, что начнут покушаться на вашу честь, едва успев отобедать… И только он это сказал, как над перилами балкона, увитыми розовыми цветами, неожиданно показалась чья-то голова в широкополой шляпе с перьями. Затем через перила перемахнуло и все остальное туловище, и взорам Кароля с Вероникой предстал взволнованный шуалье Бредак. Ворвавшись в комнату, он незамедлительно пал на колени перед сказочницей, снял шляпу, прижал ее к груди и умоляющим голосом начал произносить какую-то длинную речь. Вероника только хлопала ресницами, не понимая ни единого слова, и пыталась мило улыбаться. Кароль же, выслушав шуалье до конца, смешливо фыркнул и перевел: – Он просит вас спеть еще, мидам. Обещает, что умрет, если не услышит более этого ангельского голоса! Она на мгновение вытаращила глаза. А потом принялась хохотать, да так звонко и заразительно, что шуалье Бредак, глядя на нее, тоже начал смеяться, сам не зная чему. – Спеть?.. Ой, не могу… Я ему спою, – плачущим от смеха голосом кое-как выговорила Вероника. – Ой, спою… – В чем дело, мидам? – с совершенно серьезным видом осведомился Кароль. – Неужели вам не жаль бедного юношу? Он ведь сказал, что умрет. – Объясните же ему!.. Вероника вытерла выступившие на глазах слезы. – В последний раз, когда я пела, это была колыбельная для сына. Максимка, на мое горе, научился говорить. И сказал: «Мама, перестань выть. Ты мне спать мешаешь!» С тех пор я больше не пыталась… Она снова расхохоталась. Шуалье, ничего не понимая и все еще стоя на коленях, радостно вторил ей. – Скажите же ему, что это пели вы! – Не могу, – все так же серьезно ответил Кароль. – Вдруг он решит, что я переодетая мидимасель, и вздумает, чего доброго, разлюбить вас и влюбиться в меня? Он повернулся к Бредаку. – Мидам Вероника просит ее извинить. Она опасается, как бы трава ливирис, которая так подкосила ее мужа, масьёра Антона, не повредила и ее ангельскому голосу, и потому не желает больше петь. Как-нибудь в другой раз! На лице юноши выразилось живейшее огорчение. – Ливирис будет цвести еще целый месяц, – уныло сказал он и поднялся наконец с колен. – Что ж, простите меня за столь бесцеремонное вторжение. И передайте мидам, что она не только поет, но и смеется, как ангел. Я буду с нетерпением ждать возможности услышать ее пение снова. Услышать и умереть!.. Бредак патетически взмахнул шляпой, раскланялся и удалился, как пришел, через балкон, едва не своротив по пути – от расстройства, видимо, – парочку вазонов. Вероника, кое-как успокоившись и перестав хохотать, помахала ему вслед рукой. – Вот и первое покушение на вашу честь, – меланхолично заметил Кароль, наливая себе вина. – Всполз аж на третий этаж! Непонятно только, что именно окончательно добило беднягу – ваша неземная красота или мой небесный голосочек. – Полагаю, и то, и другое, – усмехнулась Вероника. – Ну, шуалье, уморил!.. Что вы ему сказали? Почему он отстал? Капитан Хиббит неожиданно нахмурился.