— Мам, у нас есть кока-кола? — кричу из кухни, где она сидит на диване с отцом и ведет серьезный разговор, который я явно прерываю. — Посмотри в нижнем ящике. Я только вчера положила туда несколько штук, так что, если ты не выпила их все, они еще должны быть, — кричит она мне в ответ, прежде чем вернуться к разговору. Выбираю, что сделать: прислушаться к их разговору или уйти и решаю, что вернуться в свою комнату явно лучший вариант. Все, о чем они спорят, обычно касается меня, а я не в настроении слушать, как усложняю им жизнь. Хватаю «Красотку» из кучи фильмов, которые собираюсь посмотреть сегодня вечером, и вставляю диск в проигрыватель. Устроиться с комфортом становится довольно сложной задачей. Для этого мне требуется все время, пока идут титры. Укладываю три подушки под ногой, две подушки за спиной и еще одну под правым боком, чтобы опереться на нее для поддержки. Выгляжу нелепо. Фильм как раз подходит к лучшей части, где Ричард Гир подбирает персонажа Джулии Робертс на дороге, когда слышу звонок в дверь. Я смотрю на будильник и вижу, что уже почти девять. Вскоре раздается стук в дверь. — Входите, — я нажимаю паузу, отказываясь пропустить какую-либо часть фильма. Дверь распахивается, и на пороге появляется мама. — Тебя кое-кто хочет видеть, милая, — тихо говорит она. На ее лице написано удивление и, возможно, раздражение. Не могу сказать точно. — Кто? — я не ожидала, что кто-нибудь зайдет. Может быть, это Вайолет, но тогда у моей мамы не было бы такого выражения лица, как сейчас. Вайолет не звонит в нашу дверь уже почти три года, так что, скорее всего, это не она. — Парень сказал, что его зовут Грэм. Он хочет спросить тебя о домашнем задании. Уже поздно, Кен, — предупреждает мама. Она отходит в сторону и ведет его в мою комнату, приподняв бровь. Грэм входит, благодарит маму за то, что она позволила ему войти, и уверяет, что его визит не займет много времени. Сейчас самое время протестовать, но я в шоке оттого, что он стоит в дверях моей спальни. Парень занимает слишком много места, заставляя меня чувствовать себя неловко и на грани. Мама выходит и закрывает за собой дверь, но не раньше, чем оглядывает Грэма. О да, она определенно позволяет себе слишком долго осматривать его. Даже взрослая женщина поражена его великолепным лицом и прекрасно подтянутым телом, которое не скрывают ни обтягивающая черная футболка, ни узкие джинсы. Возможно, у меня нет опыта общения с парнями, но я могу оценить красивого, когда вижу его. — М-м-м... привет! — Грэм переминается с ноги на ногу стоя возле моего комода. Фильм все еще приостановлен. Он смотрит на экран, потом снова на меня. — «Красотка», да? — Ты пришел поговорить со мной о фильме или просто тянешь время? — спрашиваю я с раздражением в голосе. — Я знаю, что у тебя нет домашней работы, о которой ты хотел бы меня спросить. Так что давай перейдем к делу, Грэм. Так ты перестанешь тратить свое и мое время. Что-то в Грэме пробуждает во мне худшую сторону. Я никогда ни с кем не разговариваю так, как с ним. Вижу, как он опускает голову, отказываясь смотреть на меня и разглядывает свои кеды. Парень глубоко вдыхает и медленно выдыхает. — Я прокручиваю в голове ту ночь с тех пор, как все случилось, и то, что я тебе скажу не изменит случившегося. Не то, чтобы я ожидал этого, но думал, что смогу что-то придумать. Просто что-то, что, по крайней мере, облегчило бы боль, которую причинил тебе, и ничего не пришло мне в голову, — объясняет Грэм, смущенно глядя на меня. Парни вроде Грэма не привыкли извиняться. Я пытаюсь прервать его, но он продолжает. — То, что я сделал с тобой, непростительно. Я принял плохое решение, и ты пострадала в процессе, и мне жаль. Знаю, что извинений недостаточно, но это все, что я могу тебе дать. Грэм начинает взволнованно ходить по комнате. Странно видеть его таким потерянным. Это заставляет меня чувствовать власть, как будто я контролирую кого-то настолько сильного, как Грэм. Я только издалека вижу, как он играет в бейсбол или ходит по коридорам школы, а все остальные ходят в его тени. Сейчас он стоит передо мной, и я мельком вижу того человека, которого ищу. Сейчас он тот, кто привлек мое внимание на сцене в шоу талантов, и тот, кто произнес «спасибо» после того, как я дала ему подсказку в классе на уроке истории, как будто это был огромный жест. В Грэме есть искренность, и он позволяет ее видеть в себе далеко не многим. Я сижу, наблюдая за ним дольше, чем это необходимо, понимая, что таких моментов с Грэмом будет очень мало. — Я ничего от тебя не жду, если ты так думаешь. Я сделала это не ради себя. Я сделала это ради тебя, — объясняю я так честно, как только могу. Отворачиваюсь от него, как только слова слетают с моих губ. Вот почему мне хотелось избежать этого разговора. Я не знаю, как объяснить все это, не выглядя при этом как какая-то влюбленная семиклассница. — Зачем? Ты могла бы легко рассказать все полиции. Я никогда не давал тебе повода защищать меня, так почему ты это сделала? Я пытался это понять, Кеннеди, и не могу придумать разумного объяснения. — Садись, пожалуйста. Ты заставляешь меня нервничать, — я перебираюсь на другую сторону кровати, освобождая для него место. Грэм нерешительно подходит к кровати и смотрит на меня, прежде чем сесть рядом. Я киваю ему, чтобы дать понять, что все в порядке. — Мы должны прояснить пару вещей. Я сделала это не ради себя, потому что не думала о том, чтобы наказать тебя за то, что ты со мной сделал. Я видела, как ты играешь в бейсбол, Грэм, и не позволю тебе лишиться будущего из-за одного плохого решения. Ты напился и переехал меня. Я не верю, что одна ошибка должна определять тебя на всю оставшуюся жизнь. Парень сидит и смотрит на меня, впитывая все, что я только что сказала, прежде чем заговорить. — Ты не должна была этого делать, — шепчет он достаточно громко, чтобы я услышала. Я поднимаю бровь, зная, что он благодарен за мое решение. — в больнице меня навещал детектив. Если ты действительно этого хочешь, я могу им сказать, что это был ты, но мне не хочется этого делать. Я просто оказалась не в том месте и не в то время. — Мне просто нужен реальный ответ от тебя, потому что твое «ты не заслуживаешь, чтобы твое будущее было испорчено» не объясняет все до конца, — утверждает Грэм. Его голос быстро повышается от раздражения. Я сижу и дергаю за ниточку в своем одеяле, размышляя над его требованием. Понятия не имею, как ответить на его вопрос и не выдать себя. Грэм и я находимся на двух разных планетах, когда дело доходит до иерархии средней школы. Он король, а я – крестьянка и так будет всегда. Не думаю, что что-то изменится. Глубоко вздыхаю для уверенности. — В этом нет особого смысла, но я все равно скажу, так что, пожалуйста, послушай. Я скажу это только один раз, потому что одного раза будет достаточно, чтобы смутить меня на всю жизнь, — я смотрю ему в глаза, когда говорю. Делаю глубокий вдох и выдыхаю, прежде чем начать. — В тот вечер, когда я стояла на сцене и смотрела в толпу, я заметила, что ты смотришь на меня, и на долю секунды увидела в тебе того парня, которым считала тебя или, по крайней мере, надеялась, что ты именной такой, каким я тебя считала. До меня доходили слухи, и я видела, как все уходили от тебя, боясь, что ты их поглотишь. Я знаю, кого все видят. Просто я вижу кого-то другого, наверное. Может быть, я наивна, и ты докажешь мне, что я ошибаюсь, но надеюсь, что, в итоге, я буду права. Я только что сказала это вслух? Грэм сидит рядом со мной, явно размышляя над моими словами. Выражение его лица меняется несколько раз, пока он пытается уложить все это в голове. Его туповатость – это прелестно. — Ладно, — отвечает парень тихо и нерешительно. Подвинувшись, чтобы дать ему больше места, нажимаю кнопку воспроизведения на пульте дистанционного управления. Фильм оживает вместе с Джулией Робертс, объясняющей Ричарду Гиру, как водить машину. Грэму требуется минута, чтобы понять, что это мой способ пригласить его остаться и посмотреть фильм. Он неуверенно стягивает кеды и подложив под спину подушку прислоняется к изголовью кровати, чтобы устроиться поудобней. Мы сидим и смотрим фильм в течение получаса, прежде чем я перестаю сдерживать хихиканье, которое быстро перерастает в полноценный смех. — Что-то забавное? — он смотрит на меня с игривой усмешкой. — Это немного смешно, правда? Я имею в виду, что ты сидишь здесь, в моей постели, и смотришь со мной «Красотку». Никто не поверит, если мы расскажем. Я смотрю на него, а он смотрит, как я смеюсь. — Полагаю, что так, — смех Грэма прекрасно сочетается с моим и эхом разносится по комнате. Боже, как он смеется. «Даже не думай об этом, Кеннеди. Этого никогда не случится. Лучше бы тебе это запомнить». — Что нам теперь делать? Я имею в виду, мы друзья или... — я замолкаю, боясь того, что он скажет, и немного смущаясь своего вопроса. — Я бы сказал, что мы друзья, — улыбается Грэм. Улыбка не отражается в его глазах. Очевидно, он колеблется. — Не думаю, что у Грэма Блэка есть друзья девочки, — шучу я. Это один из многих слухов, которые я слышала о нем. — Нет, но для тебя я готов сделать исключение, — он смотрит мне в глаза, когда говорит. Я верю ему, но что это вообще значит? Некоторое время мы сидим молча, пока не заканчивается фильм. В комнате на мгновение воцаряется тишина, а потом я слышу, как спорят родители. Опять же, у меня нет сил иметь с ними дело сегодня вечером, особенно с Грэмом, сидящим рядом со мной. Они, должно быть, забыли, что он здесь, иначе не стали бы нападать друг на друга. Как удачно. — Что значит уволили? — кричит мама. — Это только временно. Они пытаются скорректировать бюджет и тогда я вернусь к работе, — объясняет папа. — Как мы сможем отправить Кеннеди в «Колумбийский», когда мы едва можем позволить себе обучение Уилла? — допрашивает его мама. Ее голос повышается по мере эскалации спора. Грэм молчит. Он просто сидит рядом и ждет, когда я нарушу молчание. Проблема в том, что я не знаю, что ему сказать. Я почти не разговаривала с ним с тех пор, как переехала в город на первом курсе, и теперь он сидит, слушая мой личный ад. Он, должно быть, чувствует, как мне неловко. Глава 12 Грэм Слушая, как в соседней комнате спорят родители Кеннеди, я вспоминаю о доме. Приятно осознавать, что не только моя семья проводит ночи в спорах. Насколько я облажался? У меня такое чувство, что в этом доме это не обычное явление, в отличие от моего. Я могу понять и знаю, что Кеннеди чувствует себя неловко, пока я здесь. Она смотрит на меня, и ее шея и щеки начинают сиять нежнейшим розовым оттенком. — Ты собираешься поступать в колледж в Нью-Йорке? — спрашиваю я, пытаясь заставить ее не волноваться от смущения. — Если мне повезет. На данный момент меня больше занимает моя нога, — объясняет Кеннеди, пожимая плечами, как будто это не так уж важно и смотрит на меня так, как будто не может сказать. Девушка пытается защитить мои чувства, когда все должно быть наоборот. Я с трудом сглатываю, прежде чем продолжить разговор. — Ты думаешь, что не сможешь танцевать? — Нет, дело не в этом. Я уверена, что в какой-то момент вернусь к танцам. Я просто не уверена, что все будет так, как раньше. Восстановление займет некоторое время и это все, что я имела в виду. Извини. Почему она извиняется? — Как давно ты танцуешь? — вообще-то мне и правда любопытно, что меня удивляет. — Начала, когда мне было четыре года и с тех пор не останавливалась, — она улыбается мне, как будто сейчас рождественское утро, и она поняла, что Санта нанес визит. Кеннеди, очевидно, безумно любит танцевать если судить по тому, как загораются ее глаза, когда она говорит об этом. — А как насчет тебя? — Как давно я танцую? — шучу я, толкая ее локтем в бок. Мне комфортно рядом с ней. Не чувствую необходимости быть кем-то, кем не являюсь. Это приятная и неожиданная перемена. Я позволяю себе положить руку рядом с тем местом, где, естественно, лежит Кеннеди. Наша кожа соприкасается, но она не отодвигается. Черт, у нее такая нежная кожа. — Бейсбол... как давно ты играешь в бейсбол? —ухмыляется Кеннеди, забавляясь моей игривостью. — Полагаю, примерно в то же время, когда ты начала танцевать. Не помню, чтобы когда-нибудь не играл. Я просто делаю это всегда, — объясняю в надежде, что она на этом остановится. Настоящая причина, по которой я играю – слишком глубокая для беседы с девушкой, которая практически мне незнакома. Кеннеди сидит рядом со мной, перекладывая пульт из одной руки в другую. Это нервный тик, и я не могу сдержать улыбку. Если бы она только знала, что я нервничаю точно так же, как она. Как можно непринужденно перейти от тех, кто едва сказал друг другу пару слов к вот такому? — Почему ты так на меня смотришь? — тихо спрашивает Кеннеди. У меня не получается оторвать взгляд от ее нижней губы, которую она постоянно покусывает. Должно быть, еще один нервный тик. — Ты выглядишь встревоженной, — говорю я, удобнее устраиваясь на подушке. Кеннеди обдумывает мое замечание. — Это будет нелегко, не так ли? Что будет завтра в школе? Ты говоришь, что мы друзья, но так ли это на самом деле? Мы просто вернемся к тому, чтобы быть незнакомцами, которые замечают друг друга только мимоходом, верно? — Так ты заметила меня, да? — смеюсь я, пытаясь разрядить обстановку. Втайне надеюсь, что она заметила меня не таким извращенным. Сейчас самое время быть честным… — Я не собираюсь тебе ничего обещать. Не уверен, что смогу сдержать данное тебе обещание. Я буду ошибаться и вести себя как осел, потому что не знаю, как дружить с кем-то вроде тебя, — честно объясняю я. Услышав, как это звучит, и как Кеннеди вопросительно смотрит на меня, понимаю, что где-то ошибся.