Того факта, что я могу потерять работу. Хотя это может произойти и от просто проживания с ним, прошептал дьявол на моем плече. Так не стоит ли мне оправдать этот риск и получить от него что-то большее? Нет, это другая угроза, та, которую я не смогла проигнорировать той ночью в кабинете Данте, прижатая к полке с книгами его рукой на моей шее и его огромным телом спереди. Угроза моему сердцу. После трагедии с Кристофером и Дэниелом у меня больше не было ничего, что я могла бы отдать. Я прошла через многое, что решила отключить чувства. Годами я хранила свое сердце черным, губы красными, а характер ледяным. Мне никто не был нужен, чтобы быть полноценной, и я никому не доверяла. Поэтому было смешно думать о том, чтобы изменить что-то из этого ради такого человека, как Данте. Человека, обвиняемого в убийстве, который может провести за решеткой от двадцати пяти лет до пожизненного срока, если я не выполню свою работу в полной мере. Я не могла доверить мафиози ни свою жизнь, ни свое счастье. Сделать это было равносильно самоубийству. Так почему я втайне жаждала этого и почему эта жажда казалась мне преступлением, которое я совершала против самой себя? — Когда ты проснешься, Елена, ты станешь новой женщиной, — пообещала Моника, когда анестезиолог поднес маску к моему рту и велел глубоко дышать. Я хотела поспорить с ней, но наркоз уже погружал меня в сон. Я хотела сказать ей, что счастлива с той женщиной, которой была, и ужасно боюсь стать кем-то другим. Но потом я потеряла сознание, и когда очнулась, моей первой мыслью был мафиози с глазами, похожими на бархатно-черное нью-йоркское небо. Глава 19 Данте Я был на совещании с тремя своими капитанами, когда Марко появился в дверях моего кабинета и вздернул подбородок. Елена вернулась. Желание немедленно отправиться к ней было на удивление сильным, но я подавил его железной волей, с которой родился британцем, а затем воспитал в себе капо. Ей понадобится место, чтобы устроиться, и я уже попросил Бэмби сменить постельное белье, положить коробку салфеток, бутылку воды и несколько соленых крекеров у ее кровати на всякий случай. Она будет в порядке, пока я не закончу дела. — Это сработало, — сказал Гаэтан с широкой ухмылкой. — Слышал по виноградной лозе, что Мур и Келли поссорились из-за того, что Елена осталась с тобой. Очевидно, у figlio di puttana[89] есть какое-то сердце, потому что он прямо отказался делать что-либо, что могло бы навредить его драгоценной дочери. — Ты собираешься причинить ей боль, если он переступит черту? — спросил Джо, нетерпеливо наклоняясь вперед. Тот, кто сказал, что женщины ужасные сплетницы, явно никогда не встречал итальянца. Какие бы планы я ни строил в отношении Елены, они были связаны скорее с удовольствием, чем с болью, но Джо Лоди не нужно было об этом знать. Так же, как Елене не нужно было знать, что я заставил ее переехать к себе, отчасти для того, чтобы ее мудак-отец отказался от нашей операции. Это была рискованная ставка, поскольку я сомневался, что у этого человека есть сердце, даже в отношении своих дочерей, учитывая, что он продал Козиму в рабство, чтобы оплатить свои игровые долги перед итальянской Каморрой, но попробовать стоило. Мне нравилось, когда это окупалось. Я вскинул бровь на Джо, наблюдая, как он слегка сдулся под моим холодным взглядом. — Нет, Джо, я не собираюсь бить женщину, которая гостит в моем доме только потому, что ее отец pezzo di Merda [90] . Я не доверяю этим ирландским ублюдкам, поэтому мы сохраняем бдительность, но теперь у нас есть кое-что на них, поэтому надеюсь, что мы сможем сосредоточиться на проблеме ди Карло. — Мейсон Мэтлок переведен в безопасное место, как ты и просил, — пообещал Энцо. — Он будет оставаться там под наблюдением, пока ты не скажешь. Я кивнул. — Хорошо, хотя у меня такое чувство, что этот сломанный ублюдок рассказал нам все, что знает. Теперь мы знаем, что у ди Карло назревает гражданская война за лидерство между братьями ди Карло и младшим боссом Джузеппе, Итало Фалетти, и мы можем использовать это в наших интересах. Иррационально я хотел, чтобы Гидеоне ди Карло и его старший брат Агостино умерли ужасной смертью только за то, что подобрались к Елене, но я знал, что если я собираюсь поддержать кого-то в этой гонке, то это должен быть младший ди Карло. На задворках сознания, когда я отвлекся от бесчисленных проблем, стоящих передо мной, появилась одна идея. Решение вражды, которую Джузеппе начал с нами и ирландская проблема, даже тот раздражающий факт, что другие главы пяти семейств в Комиссии все еще не принимали меня как одного из своих. Могу ли я уничтожить их всех одним махом с помощью одной взрывоопасной идеи? Все еще было слишком неясно, чтобы говорить об этом вслух, но если все сложится удачно, включая некую ледяную рыжую голову в комнате наверху, я смогу выйти из этого суда с большей властью, чем была до него. Я усмехнулся своим людям, решив привести колеса в движение. В моей операции был крот, факт, который я не скоро забуду, но, надеюсь, эта схема выведет их на чистую воду. — Энцо, — приказал я, — Пусть Виолетта Мэтлок будет рядом и достанет для меня информацию о Каэлиане Аккарди. — Сын босса Ндрангеты [91]? — спросил он. Гаэтан ударил его по затылку. — Просто делай то, что говорит босс, оцепеневший череп. Энцо поморщился, затем отлучился, чтобы позвонить в дальний конец кабинета. — О чем думаешь, Ди? — спросил Фрэнки с журнального столика в центре кабинета, где он устроился. Улыбка, овладевшая моим лицом, была смертоносной, как оружие. — Думаю, пришло время немного встряхнуться. Эти ублюдки думают, что это их мир только потому, что они родились на американской земле. Давайте покажем им, каково это умереть по-нашему. Она спала, когда я наконец нашел время проведать ее. Я чуть не рассмеялся, увидев, как она лежит на бледно-серой кровати с черной шелковой маской на глазах и черными поролоновыми затычками в ушах. Только Елена Ломбарди могла выглядеть так, словно готовилась к войне, чтобы просто вздремнуть. Но нельзя было отрицать, что во сне она выглядела изысканно, ее классические черты лица стали мягче в спокойном состоянии, губы были розовым без обычной помады. Мне захотелось наклониться, чтобы насладиться ею, исследуя мелкие белые зубы под губами в форме бантика, скользя языком по её губам, пробуя её сны. Я задался вопросом с яростным приливом одержимости, от которого у меня чуть не перехватило дыхание, не снился ли ей я. Не было никаких сомнений в том, что она испытывала сильное возбуждение, наблюдая, как я дрочу в своем кабинете прошлой ночью. Это было видно по румянцу, который я уловил, несмотря на то, что она была скрыта в тени коридора, по тому, как ее губы расцвели, словно роза, готовая к опылению, по ее резкому дыханию. Она была чертовски очарована мной и своей реакцией на меня, почти напугана и потрясена трещащей химией, между нами. Было чертовски приятно осознавать, что я могу оказать такое воздействие на женщину, которая явно никогда не пользовалась силой своей сексуальности. Мой обычный железный контроль сейчас был в лучшем случае неустойчивым, зная, что под этим великолепным, воспитанным обликом скрывается сердце распутницы, отчаянно нуждающейся в мужчине, который показал бы ей, как ориентироваться в мире удовольствий и гедонизма[92]. Я страстно желал разбудить ее, чтобы увидеть, как эти холодное океанские серые глаза смотрят на меня, чтобы проверить край ее языка на моем и узнать, был ли он таким же острым, как ее слова, или мягким, как нежное сердце, которое она так тщательно оберегала. Я хотел ее, и она будет моей, но Елена требовала противоречивого сочетания силы и осторожности, мое соблазнение было сложным хождением по канату, которое могло сорваться при малейшей провокации. А я все больше и больше не хотел провалиться. Я придвинулся ближе к ее кровати, чтобы убрать с ее лица густую прядь темно-рыжих волос, пропуская шелковистые пряди между пальцами. Не удержавшись, я наклонился, слегка целуя удивительно маленькую раковину ее уха. Когда я отстранился, мой взгляд привлекли бумаги на тумбочке. Я был любопытным человеком. И преступником. Не в моем характере отказывать себе во многом, и я обнаружил, что даже не пытался, когда потянулся за сложенными страницами и открыл их, чтобы прочитать. Я хотел знать, из-за чего Елена попала в больницу. Как хозяин, я считал, что это моя прерогатива знать, заботясь о ней наилучшим образом. Как капо, я считал, что это мое право знать все, что происходит под моей крышей с кем-то из моего окружения. Я не был готов к тому, что скрывалось за аккуратно напечатанными словами. Аноргазмия. Кисты, миомы, бесплодие. Я не мог оторвать взгляд от страницы, хотя знал, что переступаю черту, к которой Елена никогда бы не дала мне доступ. Madonna Santa[93], трудно было понять, какую жизнь прожила эта женщина за свои короткие двадцать семь лет. Подонок-отец, постоянно в долгах перед мафией, нищета, в которой жили многие неапольские семьи, все ее братья и сестры, уехавшие на лучшие времена, пока она оставалась в адской дыре своей юности. Затем новый мир, парень, которого она уважала, работа, ради которой она упорно трудилась. Только для того, чтобы парень бросил ее ради ее гребаной сестры. Только для того, чтобы какой-то мудак-мафиози поставил под угрозу ее работу, заставив ее переехать к нему, потому что это соответствует его потребностям. И это.