— Si, indecente [27], — согласился я. Неприлично. И она была такой. Непристойно манящая, согретая весельем и удовлетворяющим жаром. Я хотел проследить румянец от ее шеи до груди, выяснить, были ли ее соски розовыми или коричневыми, сладкими или солеными от пота. Я упрямо прижал ее к выпуклости своего члена, зажатого в брюках, и она запнулась, теряясь и спотыкаясь на каблуках, чтобы в конечном итоге оседлать мое бедро. Ее глаза были полностью черными, серо-стальной оттенок прекрасно подчеркивал ее расширенные зрачки, когда она смотрела на меня, испуганная и настороженная присутствием хищника. Я по-волчьи ухмыльнулся, опуская ее на твердую ногу, наслаждаясь тем, как она содрогается в моих руках. Я открыл рот, чтобы подразнить ее, насладиться контрастом между ее остроумным языком и ее гибким телом, прижатым к моему, как вдруг у меня перехватило дыхание. Елена нахмурилась, когда я нерешительно прижался к ней. — Данте? Ты выглядишь бледным. Я хотел сказать ей, что со мной все в порядке, но воздух, казалось, был выкачан из груди. Капля пота упала мне в глаз, размывая зрение, когда я наклонил голову, смотря на пуговицы своей рубашки и, неуверенно начав, расстегивать их. Мои пальцы шарили по пуговицам, а голова кружилась. — Данте, — с тревогой повторила Елена, обвивая руками мое тело, предупреждая о том, что я пошатываюсь. — Торе! — крикнула она сквозь музыку. Ее рука коснулась моей шеи, пальцы с острыми ногтями впились в мой пульс, пока она изо всех сил пыталась удержать меня. — Торе, его пульс очень слабый. Отец моего сердца оказался рядом, встал, с другой стороны, поддерживая меня и повёл к дивану. — Доктор Аугусто Краун здесь? — спросил он у кого-то, кого я не мог разобрать через плечо. Я моргнул, потому что глаза были сухими, но, когда я попытался открыть их снова, веки казались утяжеленными цементом. Последнее, что я услышал перед тем, как провалиться в темноту, был громкий рычащий голос Якопо: — Ты, сука. Это твоих рук дело! Глава 10 Елена — Ты, сука. Это твоих рук дело! Я моргнула, увидев невысокого худощавого мужчину, который внезапно кричал мне в лицо. — Яко, — рявкнул Торе, отталкивая его от меня и слегка хлопая его по лицу. — Не обвиняй никого безосновательно. Мы не знаем, что случилось. — Он явно отравлен, — воскликнул Яко, указывая на бледную, вспотевшую фигуру Данте, потерявшего сознание на диване. — Это она танцевала с ним. — О? И ты думаешь, я отравила его поцелуем? — ядовито спросила я. — Не будь идиотом. — Вы оба, тихо, — потребовал Торе голосом, не допускавшим споров, когда крупный мужчина с ямочкой на подбородке, густыми золотыми волосами и голубыми глазами пробирался сквозь собравшуюся толпу. — Доктор Краун, я думал, что вы где-то поблизости. — Вам повезло, что я везде ношу с собой сумку, — был его мрачный ответ, когда он опустился на колени возле дивана и вытащил стетоскоп и манжету для измерения артериального давления из кожаной сумки. — Вечеринка окончена, народ, — крикнул человек, которого я знала по имени Фрэнки, встал на мраморный столик, обращаясь к толпе. — Убирайтесь. — Он будет в порядке, dottore?[28] — красивая женщина лет тридцати пяти появилась над диваном, наклонившись, чтобы убрать с лица Данте прядь потных черных волос. Доктор Краун, не глядя на нее, оттолкнул ее руку. Вместо этого он обратился к Торе. — Уберите всех отсюда к чертовой матери. Мгновенно Торе превратился из учтивого и обходительного итальянского хозяина в мафиозного босса, о котором я слышала слухи с юности в Неаполе. Несгибаемый, жестокий и контролируемый. — У вас есть пять минут, чтобы убраться! — приказал он, его голос звучал так, что ему не приходилось кричать, как это делал Фрэнки. Я осталась на месте, пока все быстро собирали свои вещи, и уходили, сопровождаемые группой мужчин, которые, без сомнения, являлись солдатами Каморры. Никто не сказал мне уйти, и Яра была рядом, поэтому я осталась на месте. Вид массивного тела Данте, бледного и блестящего от пота, произвело на меня странное впечатление, хотя я говорила себе, что мне не особенно нравится этот человек. Он был настолько силен, бодр и полон страсти, что видеть его истощенным казалось совершенно неправильно. Я была потрясена не только его внезапной болезнью, но и своей оплошностью в танце с ним. Моя единственная защита была в лучшем случае хлипкой, но, честно говоря, я должна была признаться в этом самой себе. Я не знала мужчину, который источал бы такую грубую, ощутимую сексуальную энергию. Находиться рядом с ним, когда все его внимание приковано только ко мне в комнате, полной почти сотни богатых и красивых гостей, было пьяняще. Стены, которые я воздвигла между собой и представителями мужского пола, оказались разрушены и разорваны войной против силы его обаяния, и, прежде чем я осознала это, я уже танцевала с ним. Танцуя так, как я не танцевала много лет. Танцуя, как шестнадцатилетняя Елена на площади в Сорренто, с мужчиной, которого я считала своей родственной душой. Я даже не танцевала так с Дэниелом, потому что почему-то забыла, как сильно мне это нравится. Дрожь пробежала по позвоночнику, угрожая разлить мои эмоции по всему полу, чтобы любой из этих людей мог пробиться сквозь них. Я глубоко вздохнула и очистила разум, сосредоточившись на Данте, который все еще лежал бледный и, казалось, потерял сознание на длинном кожаном диване. Доктор Аугусто надел кислородную маску на его лицо, затем уколол палец каким-то портативным устройством для мониторинга крови. — Ты думаешь, это яд, — мрачно предположил Торе, стоя в изголовье дивана, паря над Данте, словно он мог защитить его от невидимых врагов. Доктор хмыкнул. — Скорее всего, цианид. Легко достать и довольно сложно обнаружить. — Излечимо? — спросила та же красивая итальянка, которая ранее за него беспокоилась. Я смотрела на нее, и что-то уродливое бурлило у меня внутри при виде ее сидящей на спинке дивана, чтобы быть ближе к капо. Я решила, что они не подходят друг другу. Женщина была слишком светловолосой, наверняка северной итальянкой, с оливковой кожей и льняными волосами, как в приграничных регионах недалеко от Швейцарии и Германии. Данте не будет хорошо смотреться с блондинкой. Доктору тоже, похоже, не нравилась женщина, потому что он вновь проигнорировал ее, вытаскивая банку черных таблеток из своей бесконечной сумки, похожей, как у Мэри Поппинс, а затем полный пакет для внутривенных вливаний. Он оглянулся через плечо, встречаясь со мной взглядом. Не говоря ни слова, я протянула руку, чтобы поддержать для него пакет. Он коротко кивнул, передавая его, затем эффективно ввел иглу в одну из толстых вен на тыльной стороне руки Данте, прежде чем приклеить ее. — С ним все будет в порядке, — заявил доктор Краун, будто у него имелась прямая связь со смертью. Я знала об отравлении цианидом, потому что в одном из моих первых случаев, когда я работала в компании «Филдс, Хардинг и Гриффит», я защищала женщину, которая в течение нескольких месяцев отравляла своего жестокого мужа, пока он не умер. Мы признали вину, получив смягчённый приговор в виде пяти лет с возможностью условно-досрочного освобождения через три года. Я знала, что цианид смертельно опасен, особенно в больших дозах. Во рту пересохло, ладони вспотели. Я провела ими по шелковому платью, которое мне купил Данте. Платье на тысячи долларов. Платье, которое я видела только во сне. Кислота устремилась вверх, разъедая стенки моей груди. Я была шокирован этим, но я действительно не хотела, чтобы этот человек умер. — С ним все будет в порядке, — заверила я, повторяя слова доктора Крауна. Сподвижники Данте, единственные, кто остался в грязной и шокирующе пустой квартире, обратили на меня свои черные глаза. В этих взглядах было разного уровня любопытство и беспокойство, но я проигнорировала их, упрямо приподняв подбородок, подтверждая свои слова. — Si, Dante va bene[29], — сказал Торе с натянутой улыбкой, направленной в мою сторону. — Итак, что ел или пил Данте такого, чего никто не опробовал? Я знала. Конечно, я знала. Я знала, что этот придурок Якопо кричал мне в лицо. — Тирамису, — прошептала я, царапая языком сухое нёбо во рту. — Я принесла его из маминой лавки на Малберри-стрит. Но вы должны знать, она никогда не сделает ничего, чтобы навредить Данте. Она говорила мне, как сильно он ей нравится. Мгновенно один из их людей, на удивление не итальянец, а кто-то, похожий на японца, двинулся к двери. У меня промелькнуло холодное воспоминание: мафиози так сильно тряс маму, допрашивая ее о местонахождении Симуса, что она сломала зуб. — Пожалуйста, не делайте ей больно, — сказала я, шагнув вперед и беспомощно остановившись. — Никто не причинит вреда Каприс, — мрачно пообещал Торе, бросив взгляд на мужчину азиата, который заколебался, затем кивнул и вернулся к своему бдению вокруг Данте на диване. — Это слишком просто, да? Конечно, праздник Святого Дженнаро в Маленькой Италии посещают тысячи людей. Даже будучи бдительным, есть вероятность, что ее прилавок был скомпрометирован, а у нас много врагов. Когда он задумался, его рот превратился в мрачную плоскую линию, глаза были прикованы к чему-то вдалеке. Я с шоком заметила, что у Амадео Сальваторе был такой же необычный и поразительный оттенок золота в глазах, что и у моих близнецов. — Ты видела кого-нибудь, когда была там? — внезапно спросил он меня, шагая вперед, чтобы сжать мои плечи. — Подумай, cervellona [30] . Я поджала губы, мысленно возвращаясь к послеобеденному времени и вспоминая тонкие конечности человека, который столкнулся со мной возле прилавка.