В другое время слово «батюшка» было бы приятно Сергею. Сейчас — неважно. Он отпустил плечо невестки. — Пожалуй, пришел мой черед, — сказал он. — Эй, кто там? Подведите мне Калифа. Пока воевода менял коня, на его пути образовалось препятствие. Машег. — Не надо, брат, — попросил он. — Этот жеребчик — не для тебя. Твой старший сын, возможно, справился бы с ним. Но не ты. Сергей уставился на хузарина тяжелым недобрым взглядом: — Я умею держать меч. Пропусти меня. Подъехал Устах. Он ничего не говорил. Но тоже загородил дорогу. — Хочешь драться, тогда бейся пешим! — сердито крикнул Машег. — На земле ему придется повозиться с тобой немного дольше. А когда он тебя достанет — не трепыхайся. Лежи и жди, пока я сделаю в нем дыру. — Это бесчестно, — проворчал Сергей. — Это по-вашему бесчестно, а по-нашему — в самый раз. Зато мои хузары вытащат и тебя, и твоего сына. — Тело моего сына, — проворчал Сергей. — С чего ты взял, что он мертв? Я видел удар булгарина. Я видел, какова его сабля. Такая сабля таким ударом полголовы сносит. Срубает череп вместе со шлемом и тем, что внутри. У твоей породы крепкие черепа, поэтому вы так упрямы. Но все же не настолько крепки, как конский хребет. Но, друже, я не видел снесенного черепа — только кровь. Значит, удар пошел не прямо, а вкось. Ты понимаешь меня? — Да, — пробормотал Сергей. Надежда, слабая, как лапка сныти, пробилась сквозь пласт нестерпимого горя. — Ты думаешь, он может быть жив? — Чтобы понять, жив Славка или мертв, надо на него взглянуть, — спокойно ответил Машег. — Хочешь, я это сделаю? Этот булгарин мне — не соперник. Я сниму его первой же стрелой. — Нет уж, я сам посмотрю! — решительно заявил Сергей и тронул каблуками Халифа. Однако конь Машега по-прежнему загораживал дорогу. Халиф недовольно заржал и куснул хузарского жеребца за шею. Тот мотнул головой, но с места не сдвинулся. — Не спеши, — сказал Машег. — Туда посмотри! Сергей повернул голову и увидел, как из ряда руссов выезжает всадник. — Ну что ты молчишь, дядя? — недовольно произнес Владимир. — Разве я смог бы тебя отговорить? — усмехнулся Добрыня. Владимир тоже усмехнулся и покачал головой: — Не в этот раз. И скомандовал отроку: — Мой шелом! — Только один совет! — крикнул вслед выезжающему князю Добрыня. — Бейся пешим! Князь чуть придержал коня, обернулся: — Хороший совет! — Надвинул шлем на глаза, подтянул подбородочный ремешок и пустил коня рысью на-встречу победителю-булгарину. — Сам князь наш решил поиграть железом! — одобрительно произнес Машег. — Пожалуй, у него это получится не хуже, чем у тебя, старина. — Пожалуй, — согласился Сергей. Не без облегчения. Сергей и сам знал, что с этим воином ему не сравниться. А если сын все-таки жив, то лучше и отцу пока пожить. Интересно, откуда у булгар взялся такой умелый поединщик? Сергей подал коня назад, наклонился к плачущей Лучинке, шепнул: — Не хорони его прежде времени. Лучинка глянула на него, не понимая… Потом вспыхнула надеждой… Той самой надеждой, которую заронил в нем самом Машег. «Господи, спаси его и сохрани!» «Спаси его, Господи Иисусе… — беззвучно прошептала Лучинка. Она вдруг поняла, как это: молиться Единственному Богу. Богу, от Которого зависит всё: — Спаси его, Господи, я так его люблю!» — Вот это правильно! — одобрительно произнес Машег, оборачиваясь к Устаху. В ста шагах от них великий князь Владимир бросил поводья и спрыгнул на землю. Это только смерды думают, что всадник всегда сильнее пешего. На самом деле в рукопашной две собственные ноги иногда надежнее. Что подумал Габдулла из Шемахи, сказать трудно. Однако он не стал бросать своего араба на пешца. Прицепил копье к седлу и спрыгнул с коня. Оп! — и в его левой руке оказался второй клинок. Толстый кинжал с длинными загнутыми рожками. Когда между противниками осталось шагов тридцать, Владимир ловким движением (не крест-накрест, а каждый — той же рукой) вынул из ножен оба меча. Подбросил их в воздух и поймал — уже так, как нужно. Габдулла довольно осклабился. Даже не стал спрашивать, варяг ли перед ним. Он и так знал, что перед ним — князь русов. Габдулла из Шемахи, прозванный Безочтим, понял, что вступил на путь настоящей славы. Они бросились вперед одновременно. Коротко лязгнуло железо — и оба поединщика отпрянули назад, признав силу противника. Отпрянули и закружились в боевом танце, том, где железо не касается железа, а битва идет за полшага, за положение солнца, за удобный наклон плеча… Габдулла оказался более нетерпеливым: сабля мелькнула стрекозиным крылом — мимо прямого клинка… Не достала. Поединщики продолжали свою неспешную карусель… Шемаханец опять атаковал. Обманное движение — и длинный секущий хлёст понизу. Мимо парирующего клинка… Но — впустую. Владимир подпрыгнул — на добрый локоть — и ударил сверху, в прыжке, с длинного маха. Габдулла, чуть присев, встретил клинок своим рогатым кинжалом. Встретил умело: поймал крепко, с нужным доворотом… Безотказный прием. После него клинок противника, вырвавшись из руки, птичкой взвивается к небу. Или ломается пополам, если недостаточно упруг. Габдулла ошибся. Правый меч Владимира оказался прочнее и тяжелее привычных Габдулле сабель. Он выдержал. Выдержала и рука киевского князя — пальцы не выпустили рукоять. А вот хитрый кинжал вывернулся из пальцев Габдуллы и отлетел далеко в сторону. Но это не главное. Главное, что в итоге сам Габдулла потерял равновесие, вынужден был выставить вперед левую ногу — и оказался в досягаемости левого меча противника. Габдулла успел принять удар плоскостью клинка, но не мягко, уводя клинок мимо себя, а жестко: сила на силу. Сил шемаханцу хватило. Больше того, он сумел даже нырнуть вперед и — редчайший случай в таком бою — перехватить левой рукой десницу противника. На краткое мгновение поединщики замерли… А в следующее мгновение Владимир подсёк ногу шемаханцу — и тот полетел на спину. Всё же падал Габдулла не как мешок с репой — сумел увлечь за собой и противника. Вернее, это Владимир позволил себя увлечь — и оказался не только наверху, но и с прижатым к горлу клинком. К горлу шемаханца, разумеется. Открытый шлем на этот раз сыграл с Габдуллой злую шутку. Габдулла мысленно воззвал к Аллаху, закрыл глаза и приготовился принять смерть. Острый клинок пришел в движение. Холодное лезвие вспороло плоть… Но совсем неглубоко. Только кожу на горле. А заодно и кожаный ремешок шлема. Владимир сорвал его вместе с подшлемником с наголо обритой головы шемаханца… И — ничего. Габдулла открыл глаза и увидел, что князь русов, привстав, пристально глядит на него, будто силясь что-то вспомнить… Но острие меча по-прежнему давило на горло, и кровь теплой струйкой стекала по шее. — Чего ты ждешь? — чувствуя горлом смертоносное лезвие, по-арабски прошептал Габдулла. — Убивай. — Кто твой отец? — по-словенски спросил Владимир. Габдулла не понял. — Кто твой отец? — повторил князь на языке ромеев. На этот раз вопрос был понятен. Габдулла, прозванный Безотчим, с ненавистью глянул на князя: — Убивай! — и рванулся навстречу смерти. Но ненавистный варяг успел отодвинуть меч. И тут же, коротким расчетливым движением тюкнул красным лалом оголовья в висок Габдуллы. Шемаханец обмяк. Владимир еще несколько мгновений глядел на потерявшего сознание противника. Сейчас, когда глаза бахмичи были закрыты, сходство уже было не столь явным. Но оно всё равно оставалось. Сходство, которое помешало чуждому жалости Владимиру довести дело до конца. Владимир легко вскочил на ноги. Он не стал воздевать вверх оружие, а уж тем более — радостно вопить. Не подобает варяжскому князю праздновать победу над простым воином. Даже если тот — величайший поединщик. Даже если этот воин так похож (невозможно в это поверить!) на зарезанного пять лет назад Владимирова брата Ярополка.