А вот второй противник насторожил изрядно. В первую очередь потому, что у него не было щита. Конник без щита — это как нурман без брони. Наверняка берсерк или ульфхеднар… — Отец его тогда жизнь нашу спасал, а Славка одной лишь славы ищет. — Так и надо! — убежденно произнес Машет. — Себя в его годы вспомни, Усташе! Иль ты другим был? — Я-то как раз был другим. А вот ты — в точности! «Я — лучший воин во всем Диком Поле!» — передразнил он друга. — Правильно говорил! — заявил Машег. — Глянь на Меня, старый ворчун! Где враги мои, а? Кто дымом истаял, кто червей кормит! А я живой! — Машег ухмыльнулся: ровные белые зубы сверкнули на темном, задубевшем от солнца и ветров лице. Блеснули и пропали. Усмешка ушла. — Однако и ты прав, друже. Этот супротивник не чета прежнему. И он не булгарин, это точно. — Согласен, — кивнул Устах. — Посадка другая. — Рожа другая! Устах прищурился, но остротой зрения ему с Машегом было не сравниться. Полочанин видел лишь смутное пятно под сверкающим краем шлема. — Что-то ты не очень похож на шемахинца, — заметил Славка. Вражий поединщик враз помрачнел, рявкнул: «Берегись!» — и коршуном налетел на Славку: сабля — в деснице (вмиг выхватил), копье — в шуйце… Спас Славку Ворон — прянул вперед, ударив грудью легкого араба. Направленное в лицо копье с визгом прошлось по шлему, а сабля, вместо того чтоб просечь кольчужный ворот сбоку от шеи, лишь скользнула по скату наплечника, самым кончиком задев кольчужный рукав. Однако небезвредно задела: просекла кольчугу, подкольчужник и руку повыше локтя. Неглубоко. Так, царапнула. Однако кровь пустила. А у Славки внутри ёкнуло: понял, насколько опасен противник и как хорош у него клинок. Такой удар с ходу, с малого замаха! На пару вершков дальше — и быть бы Славке без руки! Однако рука на месте и клинок у Славки не хуже. Ворон очень удачно отжал араба, развернув шемахинца против солнца. Славка выбросил вперед леворучный меч, заставив противника еще более отклониться, и, привстав на стременах, сверху, мощно и быстро, метнул копье. Казалось, уклониться от броска у Габдуллы нет никакой возможности — он и так откинулся в седле насколько возможно. Всё, конец бою. Нет такого доспеха, что сдержал бы такой бросок… Бросок был и впрямь хорош. Копье вошло во всю длину железка. Только не в тело врага, а в утоптанную землю. Невероятным прыжком араб вынес шемаханца из-под нависшего противника. И тут же, повинуясь всаднику, встал как вкопанный, а Габдулла, оказавшийся у Славки за спиной, развернулся так быстро, как разворачивается скрученный жгут осадной машины, и метнул собственное копье. Бросок был не просто хорош — великолепен. Он мог бы нанизать Славку на копье, как кабана на вертел. К счастью, у Славки на спине висел щит. Копье Габдуллы попало в стяжку. Порвать железную полосу, способную выдержать удар нурманской секиры, копьем невозможно. Однако сила удара передалась щиту, и окованный край его ударил Славку в затылок. Сетчатый тыльник смягчил удар, но Славкины глаза на миг ослепли, а сам он был брошен толчком на гриву Ворона. Конь, не поняв, чего хочет от него хозяин, с места взял в галоп, однако легконогий араб догнал его в дюжину скачков, и шемаханец рубанул начавшего подниматься Славку по шее. Богуслава опять спас Ворон, который терпеть не мог, когда его обгоняют, а потому резко наддал. Этот рывок распрямил Славку. Сабля ворога высекла искру из шлемного гребня, упала вниз, мощно, с потягом, вспорола спину Ворона и прошла по его боку, рассекши подпругу. Ворон, с надрубленным позвоночником, грянулся оземь. Чуть раньше оземь приложился Славка, который только и успел, что выдернуть ноги из стремян. Хорошо, что успел, иначе вместе со съехавшим седлом оказался бы под боком бьющегося в агонии жеребца. Доставать с седла лежачего Богуслава Габдулла не стал. Осадил араба и спешился. Лучинка тихонько ахнула и прижала ладошки ко рту. Она мало что понимала в этом бою. Мелькало оружие, вертелись кони… А потом случилось то, чего не могло быть. Булгарин срубил ее Славку! В глазах помутилось, Лучинка качнулась в седле. Она бы тоже упала если б пальцы боярина Серегея не сомкнулись на ее плече за мгновение до страшного удара… В отличие от невестки, Сергей видел и понимал каждое движение поединщиков. И после первого же обмена ударов понял, что булгарин сильнее. Не физической силой, а воинской. Быстрее, гибче, привычнее к конному рукопашному бою… И ничего нельзя сделать. Спасти Славку могло только чудо. Или везение. «Только бы не насмерть!» — мысленно взмолился Сергей. Пленника всегда можно выкупить… Бог не услышал. Оглушенный Славка упал на шею вороного. Тот поскакал прочь, но недостаточно быстро. Булгарин настиг, рубанул красиво и мощно… Таким ударом разваливают от плеча до пояса. Вместе с доспехом. Сергей перестал дышать… Видно, Бог все-таки услышал. Стремительный полет клинка, доли секунды… В этот последний миг вороной наддал. Кричали русы, орали булгары на стенах, подбадривая своего. В этом реве невозможно было услыхать даже того, кто рядом, однако Сергею показалось, что он услышал, как узкий клинок просек конскую спину. Чудо случилось. Смертельный удар прошел мимо. Когда Славка вылетел из седла, чуть раньше, чем забился на земле смертельно раненный вороной, Сергей уже твердо верил, что Бог — на стороне его сына. Боковым зрением Сергей увидел, как клонится в седле Лучинка, и успел ее поддержать. Булгарин спешился. Он не торопился, и Славка успел подняться на ноги. Издали казалось, что стоит сын твердо. Трудно было сказать, насколько он зашибся. Если сын — в порядке, то у него появляется серьезный шанс. Пеший бой у него лучше, чем верховой. Рукопашная — не самое главное в конном бою и не самая сильная сторона воина-руса. Стрела в Диком Поле надежнее, чем клинок или копье. Пеший бой — другое дело… Славка вскочил на ноги… То есть ему показалось, что вскочил. На самом деле это произошло намного медленнее. И сразу мир вокруг поплыл и закачался. Саблю Славка выронил при падении, оставался меч, но левая рука слушалась плохо. Пришлось вытянуть его из ножен правой. — Сдавайся, варяг, или я тебя убью! — Попробуй! — крикнул в ответ Славка. Голос прозвучал хорошо. Твердо. «Если ты силен, покажись слабым, если слаб — сильным…» — так говорил когда-то отец. Будет очень обидно, если Славку зарубят у него на глазах… А что тогда Лучинка?.. Мысль о жене, как ни странно, придала Славке сил. Земля перестала раскачиваться. И шемаханец, не медля, бросился на него. Саблей он владел изумительно. Славка даже не успел перехватить рукоять и принял удар, держа меч обратным хватом. Вот только хваткости этому хвату не хватило. От сабельного клинка он прикрылся, но собственный клинок не удержал. Меч отскочил Славке в лицо, смяв наланитник. Прямо в лоб. Будь на Славке привычный «нурманский» шлем с наглазниками, удар приняло бы железо. Но козырек Славкиного шлема приходился на вершок выше бровей. Вот в этот вершок и пришлось лезвие меча. Когда противник, заливаясь кровью, опрокинулся навзничь, Габдулла удивился. Не понял, как так вышло. Ведь его сабля не отведала человеческой плоти… Но то, как упал враг, сказало Габдулле больше, чем залитое кровью лицо. Живые воины так не падают. Габдулла испустил ликующий вопль, вскинул саблю и повернулся к своим. Защитники Булгара ревели от восторга. Габдулла повернулся к строю русов. Он совсем не устал и готов был драться еще и еще. Он был готов убить всех, кто убил его родных, кто обесчестил мать… Габдулла взлетел в седло, на скаку подхватил с земли копье, поправил согнувшийся наконечник, воздел оружие над головой. Ну, кто еще хочет умереть? Желающих не было. — Трусы! — яростно закричал Габдулла. — Где ваша храбрость, варяги? Или вы бьетесь только с женщинами? Владимир хузарского не знал. Но этого и не требовалось. Что мог кричать победитель? Да и слово «варанг» ему хорошо знакомо. Пожалуй, пора мне показать, что и я умею не только девок портить, — с усмешной произнес великий князь. — Как полагаешь, дядя? — Княже! — воскликнул Путята. — Не делай этого! Если с тобой что-то… — Если со мной что-то, — перебил воеводу князь, — то, значит, боги не на моей стороне! А зачем вам князь, которого не любят боги? Верно, дядя? Добрыня ответил не сразу. Ему было ясно, что дело не в богах. Владимиру отчаянно хочется показать свою удаль. Но правильно ли это? Булгарин силен. Сразил Богуслава так же легко, как тот — первого противника. А ведь сотник — один из лучших в киевской дружине. Однако его племянник — не «один из…». Владимир — лучший. В нем кровь Святослава. Кровь поколений варяжских воителей, которые становились вождями не по праву наследования, а потому, что никто не мог с ними сравниться. Кого еще может полюбить Перун Молниерукий, кроме князя-варяга? Обоерукой молниеносной смерти. Однако здесь — чужая земля. И боги здесь чужие. Вдруг они окажутся сильнее? Нет, вряд ли. Святослава не пересилили, а верховный бог один и у отца, и у сына. — Ты в порядке? — спросил Сергей. — Глупый вопрос. Как она может быть в порядке, когда только что убили Славку? — Я не упаду, — еле шевеля губами, проговорила Лучинка. — Я не упаду, батюшка…