– Я ему служил, – негромко ответил старый воин. – И продолжал бы служить, если бы… – Если бы – что? Пчелко помедлил с ответом, но все же ответил: – Если бы он не велел мне остаться. Нет, госпожа, болярин Рад не был похож на простолюдина. – А на кесаря Симеона? И опять Пчелко ответил не сразу: – Нет, не похож. К сожалению. – He понимаю тебя… – разочарованно проговорила Людомила. – То хорошо, что похож, то плохо, что не похож. Ну-ка, Пчелко, говори! – А ты не знаешь? – старый воин пристально посмотрел на боярышню. – А что тогда твои слова о женитьбе Рада Скопельского? – Да не знаю я ничего! – сердито сказала Людомила. – Слыхала только, как мама однажды сказала: мол, такой-то боярин жену взял, родных ее не спросивши, а потому будет с ним, как с Радом из Скопле. Ну-ка, что это за история такая? – То не моя история, – Пчелко освободил руку. – И лучше об этом не говорить. И с воеводой этим более не встречаться. Прости, госпожа, надо мне на конюшню. Он двинулся к двери, словно забыв, для чего заходил в дом. Людомила вздохнула. Нет, не скажет. Сейчас точно не скажет. – А с воеводой этим мы еще непременно встретимся, Пчелко, – прошептала она. – Ты не знаешь, а я знаю. Я ведь его во сне видела… Но Пчелко ее шепота не услышал. Глава пятая В которой престарелый буягарский кесарь наконец дает аудиенцию киевскому послу Кесарь Петр наконец изволил принять посла князя киевского. Незадолго до этого Мыш шепнул Духареву, что жене кесаря совсем поплохело. Может, в этом причина? А может, вести из Константинополя пришли, и Сурсувул со своим господином сумели политически определиться? Приняли Духарева не в тронном зале и не в «посольском». Кулуарно. В комнатухе, которую впору было назвать кельей, а не дворцовым покоем. Впоследствии Духарев узнал, что кесарь булгарский спал здесь, когда на него накатывала особая набожность. С ранних лет Петр слыл весьма ревностным христианином. Набожность, впрочем, не помешала ему через два года после восшествия на престол жестоко расправиться с младшими братьями, когда те вздумали спихнуть его с трона. По слухам, отец Петра Симеон был мужчина хоть куда. Сынок – пожиже. Не зря его прозвали Коротким: невысокий, сутуловатый, в блеклой одежде, он более походил на монаха, чем на государя. Сурсувул рядом с ним смотрелся истинным богатырем. Впрочем, внешний вид кесаря можно было списать на преклонный возраст и вредные для здоровья обязанности государя. После того как произошел обмен традиционными любезностями и гридни Духарева вручили кесарю дары Святослава (исключительно оружие, причем только хузарское; правда, хорошее), Сергей приступил к цели своей миссии. – Мой князь поручил мне, Ваше Величество… – начал Духарев. – После, – остановил его кесарь. – Расскажи мне о хузарском хакане, воевода. Как он умер? – Он принял яд, Ваше Величество, – сказал Духарев. Вопрос его удивил. Вспомнилось скрюченное тело в обгаженной парче, присыпанное золотыми монетами из разбитого ларя. Всюду порубленные стражники, а у этого сабля так и осталась в ножнах. Посиневшее распухшее лицо, черный язык. Мочки ушей порваны – видно, кто-то из победителей польстился на серьги… Живым Духарев Йосыпа не видел, но ему говорили, что хакан хузарский был красавец. Правда, с годами сдал. Оплыл, обрюзг, облысел. «Жил, как свинья, умер, как крыса», – заметил тогда Машег. – Храбрец! – сказал кесарь булгарский. – Предпочел смерть позору. Духарев промолчал. – Скажи мне, воевода, если бы Йосып сдался, твой князь пощадил бы его? Духарев пожал плечами: – Может быть. Змею, у которой вырвали ядовитые зубы, можно не убивать. Но лучше держать на виду, не то оглянуться не успеешь, как зубы вновь отрастут. Впрочем, такую змею Духарев придушил бы собственными руками: иным наложницам в гареме хакана не исполнилось и семи лет. – Он молод, твой князь, молодости свойственно милосердие, – заметил кесарь. – Молод, но уже успел многое совершить… «Это еще только начало», – подумал Духарев. – Я слыхал, его называют пардусом? – Это так. – В Константинополе обеспокоены его успехами. – У них есть основания для беспокойства, – заметил Духарев. – Они чувствуют нашу силу. – Силу русов? – Не только. Многие народы пойдут за моим князем. – На ромеев? – Возможно. – А ведомо ли тебе, что в жилах моих сыновей – кровь византийских императоров? – Ведомо, – кивнул Духарев. – И считаю, что Ваше Величество не менее храбры, чем хузарский хакан. – Почему же? – коротышка кесарь даже не заметил иронии. – Вы позволяете своим сыновьям, в жилах которых течёт кровь императоров, жить при дворе правителя, в котором этой крови нет ни капли. – Пока я жив, им не причинят вреда. А если я умру, Константинополь поможет им удержать престол Булгарии, – кесарь повысил голос. – Сорок лет я правлю Булгарией! Сорок лет как между нами мир![27] Союз кесаря Византии и кесаря Булгарии нерушим! Так и передай своему князю! Он покосился на Сурсувула. Болярин одобрительно кивнул. – Непременно передам, – Духарев почтительно поклонился. – Но хотелось бы напомнить, Ваше Величество, что только в Булгарии правитель неизменен сорок лет. В Византии же кесарей меняют намного чаще. Петр нахмурил седые брови: похвала это или дерзкий намек? Он снова оглянулся на Сурсувула, но болярин ничем ему не помог. Ах, как не хватало Петру жены! Внучка императора Романа обладала изощренным византийским умом и мгновенно угадывала подоплеку сказанного. Но кесаревна Мария лежала на смертном одре и с трудом узнавала даже собственного мужа. Кесарь вздохнул. Ему вдруг стало все безразлично. Он устал. Пауза затянулась. Болярин Сурсувул негромко кашлянул. Петр встрепенулся. – Я друг кесарю Византии, кто бы он ни был, – сказал владыка булгарский. – Но князю русов я тоже не враг. И в знак моего к нему расположения приглашаю тебя и твоего сына… Ты ведь приехал с сыном, верно? Духарев кивнул. – … приглашаю вас скромно отобедать со мной. – Благодарю за честь! – поклонился Сергей. И, отпущенный вялым жестом царской кисти, удалился. Глава шестая Пир – Нет уж, батя, ты выпей! – потребовал Артем. – Сам говорил, надобно яда опасаться. Теперь не отнекивайся! Духарев с отвращением поглядел на варево, понюхал… – Ты уверен, что туда твой конь не помочился? – спросил он с подозрением. – Уверен, уверен, – нетерпеливо бросил Артем. – Пей, батя! Тебе еще одеваться надо.