—Я говорю, дозвониться не мог. Телефоны... — Снова шипение. — Я сделал проверку параметров. По трем разным... и триангулировал... — Остальное утонуло в помехах. — Каков максимальный сдвиг? — прокричал Дануорти в трубку. Помехи вдруг стихли. — Шесть дней. — Шесть дней? Вы уверены? — Это на координаты... — В трубке зашипело с новой силой. — По вероятностной оценке, максимальный сдвиг на любые координаты в радиусе пятидесяти километров не превышает пяти лет. Шипение перешло в громкий треск, линия заглохла. Дануорти положил трубку. У него с души камень должен был свалиться, но он почему-то не чувствовал ничего. Придет Киврин на стыковку или нет, Гилкрист все равно не собирается открывать сеть шестого числа. Он потянулся к телефону, чтобы позвонить в Шотландское туристическое бюро, но аппарат снова его опередил. —Дануорти слушает, — произнес профессор, вглядываясь в дисплей, на котором по-прежнему плясала сплошная рябь. — Кто? — переспросил то ли пьяный, то ли хриплый женский голос. — Простите. Я звонила... — конец предложения зажевался, а дисплей потемнел. Дануорти подождал, не зазвонит ли телефон снова, потом отправился в Сальвин. Колокол на башне Магдалины отбивал часы. Под непрекращающимся дождем его звон напоминал похоронный. Мисс Пьянтини, видимо, тоже его услышала, потому что стояла посреди двора в ночной рубашке, торжественно воздевая и опуская руки в одном ей известном ритме. — Середина, сбой, потом снова туда-обратно, — бормотала она, когда Дануорти попытался увести ее в здание. Во двор выбежал обескураженный Финч. — Это из-за колоколов, сэр, — подхватывая мисс Пьянтини под другую руку, сказал он. — Они ее будоражат. Лучше бы вообще перестали звонить, раз такие дела. Мисс Пьянтини возмущенно выдернула свой локоть у Дануорти. — Ни при каких обстоятельствах нельзя выпускать веревку колокола! — Именно, — кивнул Финч и, вцепившись в ее руку, словно в пресловутую веревку, повел мисс Пьянтини обратно на раскладушку. Примчался Колин, как всегда промокший и посиневший от холода. Под расстегнутой курткой болтался на шее бесполезный серый шарф в клетку. Лихо притормозив, Колин отдал Дануорти записку. — Это от дежурной, которая с Бадри, — пояснил он, открывая пакетик мыльных пастилок и кидая в рот светло-голубую. Записка уже успела отсыреть. «Бадри зовет вас». От первого слова, правда, мало что осталось, кроме расплывающейся буквы «Б». — Она не сказала, как там Бадри? Ему хуже? — Нет, только записку отдала. А бабушка Мэри просила, когда придете, чтобы обязательно сделали Т-клеточное. Она не знает, когда пришлют аналог. Дануорти помог Финчу уложить сопротивляющуюся мисс Пьянтини, потом поспешил в лечебницу, прямиком в инфекционное. Дежурная на посту снова сменилась, на этот раз там сидела женщина средних лет с отекшими ногами. Закинув их на стойку, она смотрела карманный визик, но при виде посетителя тут же встала. — Вы мистер Дануорти? — осведомилась она, преграждая ему путь. — Доктор Аренс просила вас немедленно спуститься к ней вниз. По ее негромкому ласковому голосу Дануорти догадался, что она пытается оттянуть неприятный момент. «Перекладывает на Мэри. Чтобы та сама мне сообщила». — Бадри, да? Он умер? — Да нет, что вы! — испугалась сестра. — Наоборот, ему сегодня лучше. Вы не получили разве мою записку? Он уже садится. — Садится? — Дануорти не поверил своим ушам. Неужели сестра тоже впала в лихорадочный бред? — Еще слаб, конечно, однако температура нормальная, и он в сознании. Доктор Аренс ждет вас в приемном покое. Она просила срочно. Дануорти с сомнением оглянулся на дверь палаты. — Передайте ему, что я скоро приду, сразу как только освобожусь. На выходе он чуть не столкнулся с Колином. — Тебе зачем сюда? Кто-нибудь из операторов позвонил? — Меня к вам приставили. Бабушка Мэри говорит, что иначе вы Т-клеточное вовек не сделаете. Поэтому сейчас я вас туда отведу. — Не сейчас. Там что-то срочное в приемном покое, — торопливо шагая по коридору, ответил Дануорти. Колин пустился за ним вприпрыжку, чтобы не отстать. —Тогда после этого срочного. Мне велено не выпускать вас из лечебницы, пока не сделаете прививку. Мэри дожидалась его прямо у лифта. — Новый пациент, — мрачно сообщила она. — Это Монтойя. Сейчас ее должны привезти из Уитни. — Монтойя? — переспросил Дануорти, направляясь за Мэри в приемный покой. — Это невозможно. Она все время была на раскопе, одна. — Видимо, нет. — Но она говорила... Ты уверена, что это вирус? Она там под дождем безвылазно. Может, простудилась? — Нет. Санитары взяли предварительные анализы. Совпадает с вирусом. — Мэри остановилась у регистрационной стойки. — Уже привезли? Дежурный врач покачал головой. —Только через кордон проехали. Мэри подошла к наружному выходу и выглянула на улицу, будто хотела сама убедиться. — Она позвонила с утра, мы ничего не поняли, — продолжила рассказ Мэри. — Я просила Чиппинг-Нортон, ближайшую больницу к раскопкам, прислать за ней «Скорую», но там сказали, что раскоп по официальным данным приписан к карантину. А нашу «Скорую» тоже за оцепление не выпускают. Пришлось выбивать в Госздраве отдельный приказ на проезд «Скорой». — Мэри снова выглянула на улицу. — Когда она отправилась на раскопки? — Я... — Дануорти стал вспоминать. Про шотландских рыболовов-инструкторов она спрашивала в Рождество, потом в тот же день перезвонила и сказала, что «уже не важно», поскольку решила подделать подпись Бейсингейма. — В Рождество. Если отделения Госздрава работали. Или двадцать шестого. И с тех пор она ни с кем не виделась. — Откуда ты знаешь? — Она мне жаловалась по телефону, что рук не хватает и она не может откачивать воду из раскопа в одиночку. Просила позвонить в Госздрав, чтобы ей прислали каких-нибудь студентов в помощь. — И давно это было? —Два — нет, три дня назад, — наморщив лоб, подсчитал Дануорти. Когда спишь урывками, дни сливаются в один. — Может, она нашла кого-то на ферме уже после вашего разговора? —Там зимой пусто. — Если я не ошибаюсь, она себе в подручные всех и каждого тянет. Могла какого-нибудь прохожего завербовать. — Она говорила, там не бывает никого. Раскоп на отшибе. —Значит, кто-то все же появился. Она восемь дней на раскопе, а инкубационный период у вируса всего сорок восемь часов. — «Скорая» подъехала! — объявил Колин. Мэри выскочила на улицу, Дануорти с Колином следом. Двое санитаров в масках вытащили носилки и водрузили их на каталку. Одного из них Дануорти узнал — он когда-то увозил Бадри. Колин, нагнувшись над каталкой, с любопытством разглядывал Монтойю, которая лежала с закрытыми глазами. Голова ее покоилась на подушках, щеки горели тем же густым нездоровым румянцем, что и у мисс Брин. Колин наклонился ниже, и Монтойя кашлянула прямо ему в лицо. Дануорти сгреб мальчика за шиворот, оттаскивая подальше от носилок. — Ну куда ты лезешь? Хочешь вирус подцепить? Где твоя маска? — Они все кончились. — Тебя здесь вообще быть не должно. Бегом марш в Бал-лиол и... — Не могу. Я должен проследить, чтобы вы сделали прививку. — Тогда посиди вот здесь, — велел Дануорти, отводя его на стул в приемном. — И не суйся к больным. — Только не пытайтесь от меня улизнуть, — предупредил Колин, однако послушно уселся, вытащил из кармана леденец и обтер его рукавом куртки. Дануорти вернулся к каталке. — Лупе, нам надо кое-что узнать, — обратилась Мэри к Монтойе. — Когда вы заболели? — Утром, — ответила та сиплым голосом, и Дануорти вдруг понял, что это она ему звонила с утра. — Вчера вечером жутко болела голова. — Она потерла лоб перепачканной рукой. — Но я думала, это потому что я глаза перенапрягаю.