– Доверься мне. Мы живем в Бруклайне, в паре кварталов от Кулидж-Корнер. Мерит ведет меня мимо центрального квартала в салон, где я дважды в год делаю мелирование. Моя парикмахерша Шивон поворачивается на звук дверного колокольчика, и у нее отвисает челюсть. – Привет, – заявляет Мерит. – Я знаю, мы без записи, но моя мама недавно чуть не умерла, и было бы здорово, если бы вы смогли в виде исключения найти для нее свободное время. Все клиенты в салоне смотрят на меня, вытаращив глаза. Клиентка Шивон, с завернутыми в полотенце мокрыми волосами, встает с кресла: – Вы можете занять мое место. Я опускаюсь в кресло. Мерит топчется рядом. Шивон жмется, явно не решаясь спросить, почему у меня выбрита голова и откуда шрам. – Нейрохирургия, – объясняю я. – Боже мой! – ахает Шивон. – Что случилось? – Попала в авиакатастрофу. – Я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза. – Я просто… А можно сделать так, чтобы я выглядела более нормально? У Шивон округляются глаза. Она берет в руки ножницы и объявляет: – Делаем короткую стрижку. Через секунду растрепанная веревка моей косы падает на пол. Шивон разворачивает меня спиной к зеркалу, чтобы я не видела, что со мной будут делать. С помощью машинки для стрижки Шивон убирает тонкие волоски сзади на шее и состригает волосы вокруг выбритого участка головы. Через двадцать минут Шивон разворачивает кресло, чтобы я могла полюбоваться на себя в зеркало. С правой стороны я похожа на древнюю египтянку. Волосы, подстриженные до линии подбородка, уложены в стиле «гладкий боб». Но с левой стороны я совсем как побритый налысо панк, киборг. Я глубокое прошлое и я будущее в одном флаконе, в зависимости от того, откуда смотреть. – Ну, что скажете? – затаив дыхание, спрашивает Шивон. И тут я разражаюсь слезами. Я плачу, но не потому, что выгляжу нелепо. Это не так. Собственно, в стрижке даже что-то такое есть. Нет, я плачу потому, что расколота пополам, и теперь не знаю, как снова стать единым целым. И только Шивон открывает рот, чтобы меня успокоить, как Мерит хватает со столика бритву и молниеносным движением проводит ею по своей голове, выбрив сбоку полоску под стать той, что мне сделали во время операции. – Я следующая! – Мерит плюхается в кресло перед Шивон и, увидев, что та буквально прирастает к месту, вызывающе смотрит на нее. – Вы же не позволите мне выйти из салона с такой головой? Потеряв дар речи, я смотрю, как Шивон делает Мерит стрижку боб с правой стороны и налысо выбривает ей голову с левой. Мерит высовывает руку из-под пластикового пеньюара, который надевают клиентам, чтобы волосы падали на пол. – Мама, это всего-навсего волосы, – тихо говорит дочь, поймав мой взгляд в зеркале. – Я знаю, внешний вид не имеет значения. Но как-никак приятно понимать, что ты хорошо смотришься на фоне кого-то. Потом мы медленно бредем домой. Моя храбрая дочь и я. Мы идем вокруг водоема, совсем как до моего отъезда в Египет. По воде плывут листья, похожие на маленькие нарядные лодочки. Я чувствую себя гораздо лучше без массы тяжелых волос. Ветер приятно ласкает голову. Мы с Мерит шагаем в ногу. Я вдруг понимаю, что дочь уже выше меня. Ненамного, быть может на четверть дюйма, и тем не менее это чуть-чуть пугает. Я вспоминаю, как Мерит разбушевалась в салоне, точно валькирия. – Я люблю тебя, – говорю я. – О’кей, бумер. – Просто я решила, что должна еще раз тебе об этом сказать, – смеюсь я. Мы продолжаем идти в уютном молчании. – Мне он нравится, – наконец нарушает тишину Мерит. – Кто бы мог подумать! Остановившись, я делаю глубокий вдох: – Любовь – страшно сложная штука. Иногда она ранит людей, которых ты любишь. А иногда ты любишь людей, которые ранят тебя. Я хотела, чтобы моя дочь запомнила меня именно такой: человеком, который сказал ей правду, пусть и горькую. Я прошла трудный путь, а потому сделаю все, чтобы ее дорога была легче моей. Я вижу в чертах ее лица Уайетта, а в манерах – Брайана. Не успела я оглянуться, как Мерит стала для меня не только дочерью. Еще немного – и она превратится в женщину, которая в один прекрасный день испытает воздействие на сердце такой же гравитации. – Итак, что ты собираешься делать? – спрашивает Мерит. Быть может, именно это и есть любовь – два параллельных пути: боли и удовольствия. Быть может, чудо состоит не в том, где вы оказались, а в том, что вы туда вообще добрались. И я говорю. Примечание автора Когда мой сын Кайл Феррейра ван Лир объявил в 2010 году, что хочет специализироваться в Йеле в области египтологии, он упомянул, что на вступительном экзамене будет «Книга двух путей». Не имея ни малейшего представления, о чем идет речь, я воскликнула: «Отличное название для романа!» И только после того, как Кайл объяснил, что это за книга, я поняла, о чем мне нужно написать: о конструкте времени, любви, жизни и смерти. Я запланировала поездку в Египет, чтобы узнать больше, но в тот год случилась Арабская весна. Поездку пришлось отложить, и я взялась за другие книги и другие истории, которые следовало рассказать. Но я не забывала об этой книге. В 2016 году Кайл женился и пригласил на свадьбу бывшую руководительницу своей диссертации доктора Коллин Дарнелл. Я рассказала ей о своем желании написать книгу и о том, что не могу этого сделать, не побывав в Египте. «Я отвезу вас туда», – ответила она, и через год я оказалась в Египте – благодарный слушатель индивидуального курса лекций одного из ведущих американских египтологов, – следуя по пятам за своими героями. Впрочем, по законам жанра я позволила себе и некие вольности. Саркофаги Джехутинахта и его жены Джехутинахт в Музее изящных искусств Бостона описаны так, как они были выставлены после памятной выставки 2009 года, согласно каталогу: Rita E. Freed, Lawrence M. Berman, Denise M. Doxey, and Nicholas S. Picardo, The Secrets of Tomb 10A: Egypt 2000 B.C. (Boston: MFA Publication, 2009). Но для лучшей привязки по времени в романе я перенесла выставку в 2003 год. Однако… ФБР действительно в 2018 году провело идентификацию отрезанной головы: https://www.nytimes.com/218/04/02/science/mummy-head-fbi-dna.html. На самом деле у Йеля нет концессии в Дейр-эль-Берше. Она принадлежит археологической миссии Лёвенского университета. Археологи сделали копии рисунков и текстов гробницы Джехутихотепа II, выполнив значительные эпиграфические и археологические исследования в некрополе. Более подробную информацию о миссии Лёвенского университета можно получить по ссылке: http://www.dayralbarsha.com. Многие теории Дон основаны на работе реально существующего руководителя этой миссии Харко Виллемса, в частности на: Chests of Life: A Study of the Typology and Conceptual Development of Middle Kingdom Standard Class Coffins (Leiden: Ex Oriente Lux, 1988) и The Coffins of Heqata: A Case Study of Egyptian Funerary Culture of the Early Middle Kingdom (Cairo JdE 36418) (Leuven: Peeters, 1996). Уже когда я передала эту книгу своему издателю, Харко Виллемс опубликовал описание погребальной шахты, вновь открытой его командой в Дейр-эль-Берше в 2012 году. В этой шахте были обнаружены остатки саркофага некоей Анх, в котором находились две кедровые доски с нарисованной на них «Книгой двух путей». Судя по имеющимся там надписям, это старейший из всех известных вариантов «Книги двух путей»: его возраст на сорок лет больше, чем у всех найденных ранее. Джехутинахт, сын Тети, был реальным номархом в Древнем Египте, что доказано надписью на камне, которая выполнена чернилами иератическим письмом. К настоящему времени его гробница еще не обнаружена, хотя не лишено вероятности, что это произойдет в ближайшем будущем. Джехутинахт был любителем древностей, поставившим перед собой задачу увековечить имя своих предков, поэтому, я надеюсь, мой роман станет запоздалым исполнением его желаний. Общий вид «Книги двух путей» в вымышленном саркофаге Джехутинахта позаимствован из реальной «Книги двух путей» в саркофаге Сепи, описанном выдающимся египтологом Адрианом де Баком. Я благодарна многим людям за разные детали, использованные в моей книге: Николь Клифф – за материал в Twitter насчет суеверий и предрассудков. NBC News – за лекции Брайана о зеркальной вселенной (https://www.nbcnews.com/mach/science/scientists-are-searching-mirror-universe-it-could-be-sitting-right-ncna1023206). Аве и Стэну Конвайзер – за информацию о вызывающем оппозиционном расстройстве и методах его лечения. Доктору Клер Филипс – за науку о слезах: https://twitter.com/DocClaireP/status/1163511118901448707?s=20. Морин Борегар и Эбигейл Борегар Трембли – за разрешение использовать их имена в качестве благотворительного взноса и, кроме того, за поддержку «Families in Transition New Hampshire»; а также Лори Небел Каллен и Джо Каллен – за поддержку «Trumbull Hall Troupe». Элени Лоуренс – за объяснение системы классификации в Кембридже, и Каролин Мейс – за исправление моих ошибок в том, что касается британских реалий. Мании Сэлинджер, моей «бонусной» бабушке, – за то, что поделилась со мной реальной историей из своей жизни в трудовом лагере Пёнки во время Второй мировой войны и попросила включить этот рассказ в мою книгу. Крису Бохджалиану, Хизер Пул, Крису Манно, Эшли Нелсону – за помощь в описании вымышленной авиакатастрофы. Доктору Элизабет Кун, Лайзе Дженове, доктору Эрику Стайнеру, доктору Невану Болдуину, Бетти Мартин, доктору Кристоферу Штурму, доктору Камалу Калиа и Джулии Фокс Гаррисон – за обширную информацию (и переработку моего текста) о нейрохирургии. Джоан Коллисон и Барб Клайн-Шедер – за прогулки по шестимильным дорогам в гору, во время которых мы обсуждали сюжет романа. Джоан подарила мне идею рассказа Брайана о Марсе и Мьюрри, а Барб помогла понять, что Дон должна работать в хосписе, и великодушно поделилась со мной своим опытом. И своей семье. Кайлу Феррейра ван Лиру, который буквально до тошноты переводил мне тексты времен Среднего Египта и который влюбился в этот предмет задолго до меня; Кевину Феррейра ван Лиру – за то, что стал моим первым читателем; Джейку ван Лиру, который поделился со мной всем – начиная от вселенной Marvel до правил игры в «Злость и ненависть»; Мелани Боринштейн – за краткий курс современного искусства; Франсиско Рамосу – за ответы на бесчисленные вопросы о нейрохирургии; Саманте ван Лир Рамос – за помощь в разработке сложной структуры книги. Джереми Харрису, сумевшему научить меня основам квантовой механики, благодаря чему я сумела научить своих читателей. Замечательным людям, которые ухаживают за умирающими: Тодду Старнсу-Уильямсу, Алуа Артур, Эми Моралес, Ребекке Дуплешин, Марселе Наварро, Каре Гири, Саманте Коломер, Линн Спачек и Лорен Голдберг. Мир становится лучше, потому что там есть такие люди, как вы. Моим бета-ридерам, которым пришлось читать многочисленные черновые варианты этого монстра: Элиссе Самсел, Джейн Пиколт, Лоре Гросс, Кэти Десмонд, Джиллиан Макданн. Особая благодарность Бриджит Кеммерер, которая, по-моему, переживала за моих героев даже больше, чем я; без ее помощи на написание книги ушло бы вдвое больше времени. Маленькой армии, которую представляет собой моя издательская команда. Я до глубины души признательна за все, что вы сделали и продолжаете делать для меня. Вы мой золотой стандарт: Джина Сентрелло, Кара Уэлш, Ким Ховей, Деб Эрофф, Рейчел Кайнд, Дениза Кронин, Скотт Шеннон, Мэтью Шварц, Тереза Зоро, Паоло Пепе, Эрин Кейн, Мэдисон Деттлинджер, Эмили Исаефф, Джордан Пейс, а также каждый сотрудник издательства «Ballantine», которое является частью «Team Jodi». Особая благодарность Сьюзан Коркоран. Она может быть не только моим издателем, но и системой жизнеобеспечения, поскольку я действительно не представляю себе, как могу жить без нее в этот момент. Дженнифер Херши – лучший редактор, с каким мне когда-либо доводилось работать, и мой роман – свидетельство ее гениальности. У этой истории был совершенно другой конец – тот, который мне не хотелось оставлять. Но, Джен, ты была права. Я очень тебя уважаю; благодаря тебе с каждой книгой я все больше совершенствуюсь. Но самое большое спасибо я припасла для тех, кто не только познакомил меня с египтологией, но и погрузил в нее. Не каждый автор может заставить доктора Джона Дарнелла создать для него фейковое дипинто в дополнение ко всем переводам и концепциям из его опубликованной работы. Когда я была в Египте, то имела удовольствие встретиться с Альберто Урсиа, и он объяснил мне, как современные технологии могут пересекаться с египтологией (таким образом, мой вымышленный Альберто и стал его тезкой). Однако самый ценный игрок здесь, несомненно, доктор Коллин Дарнелл. Она не только сумела изложить сугубо научные вещи доступным языком, что даже такая дилетантка, как я, умудрилась понять, но и смогла залезть – в эффектном винтажном наряде – в гробницу и перевести написанные там иероглифы. Страсть Коллин к этому предмету заразна во всех отношениях: показывает она какой-то особенный знак в древнем некрополе или отвечает на мой сотый имейл с просьбой что-либо разъяснить. Высокий уровень детализации в моем романе обеспечен исключительно благодаря ее вниманию к мелочам, выдающимся преподавательским способностям и уникальной душевной щедрости. Без нее Уайетт и Дон наверняка не родились бы на свет. Для меня большая честь называть доктора Коллин Дарнелл своим наставником и другом.