К чести Уайетта, он не стал обращаться за поддержкой. – Мне нет нужды видеть результаты. – Он смотрит в упор на Мерит, которая не собирается сдаваться. – Послушай, ты должна знать… что я рад. Не знаю, получится ли, но я с удовольствием попытался бы стать твоим отцом. Я вздрагиваю, поскольку совершенно точно знаю, что именно это Мерит меньше всего хочет услышать. – Спасибо, но у меня уже есть один, – отвечает Мерит. – А вы просто генетический материал. – Да, но, надеюсь, очень классный и нереально качественный генетический материал, – шутит Уайетт. – Ничего не могу сказать, – отвечает Мерит. – Похоже, у нас не слишком много общего. – А вот тут ты ошибаешься, – ухмыляется Уайетт. – Мы с тобой оба любим твою маму. – (Мерит крепко сжимает губы.) – И я тоже знаю все слова из мюзикла «Гамильтон». – Вы серьезно? – У Мерит округляются глаза. – Нет. Впрочем, я могу с запинками, но совершенно потрясающе спеть первую песню, – говорит Уайетт и уже серьезнее добавляет: – Я знаю, ты этого не хотела. Знаю, тебе сейчас кажется, будто земля уходит из-под ног. Но верю, что у нас с тобой наверняка найдется кое-что общее. Я понимаю, для тебя будет унизительно, если я вдруг захочу спокойно войти в твою жизнь, рассчитывая на то, что ты станешь относиться ко мне с бо́льшим пиететом, чем к любому прохожему на улице. Я не питаю иллюзий насчет того, что ты сразу будешь смотреть на меня как на друга. Но надеюсь, ты дашь мне шанс со временем стать им. – Уайетт шарит в кармане в поисках телефона. – Ой, и вот еще что у меня есть. Прокрутив фотографии, он находит одну с богатой цветовой гаммой старых снимков «Кодака». На фото мальчик с характерными золотистыми волосами и кривоватой улыбкой сидит на ступенях каменного здания рядом с бернским зенненхундом. Уайетт хочет показать собаку, которая была у него в детстве, но мы с Мерит смотрим только на изображение юного Уайетта – круглолицего, пухлого мальчика, с толстыми щеками и намеком на двойной подбородок. – Не уверен, что страсть к породистым собакам заложена в генетике, но… – начинает Уайетт. – Сейчас вы выглядите совсем не так, – говорит Мерит, забирая у него телефон. – Да. – Уайетт бросает взгляд на экран телефона и пожимает плечами. – Полагаю, что да. Я всегда был крупным для своего возраста, по крайней мере, тогда из вежливости это именно так называли. Когда стало ясно, что я дерьмово играю в регби, я вынужден был найти место, где мог бы прятаться от тренера. Он никогда не заходил в библиотеку в школьном кампусе. Я уверен, он в жизни не прочел ни одной книги. Он – нет. А вот я – да. О пирамидах, мумиях и династиях фараонов. Я во все глаза смотрю на Уайетта, ведь я привыкла считать его идеальным, а оказывается, он отнюдь не всегда был таким. Мерит увеличивает фотографию, явно желая рассмотреть получше, чтобы поверить. Она сидит затаив дыхание, и я вижу, как у нее в мозгу все наконец встает на свои места: «Вот, значит, откуда я такая». – Люди меняются. – Уайетт смотрит в мою сторону, но по-прежнему обращается к Мерит. – Сейчас ты можешь со мной не согласиться, но иногда очень полезно помнить, кем ты когда-то был. У меня начинает щипать глаза. Эта фотография не только дала Мерит возможность почувствовать историю, но и сняла камень с моей души. Мерит возвращает Уайетту телефон. – Я любил эту собаку, – задумчиво произносит Уайетт. – Я хотел назвать пса Нармером в честь фараона, объединившего Верхний и Нижний Египет. Но формально это был пес моего брата. Поэтому его назвали Бейли. – Рот Уайетта печально кривится. – Как прозаично! – А вы когда-нибудь слушали подкасты? – спрашивает Мерит. Оливковая ветвь. – Нет. – Я слушала один под названием «Самая странная вещь, которую я узнал на этой неделе». Подкаст потрясающий. Там есть эпизод о том, как можно поседеть за одну ночь, об олене, который жрет людей, и о смерти от черной патоки. А еще там рассказывали о монахах, превративших себя в мумии. Я могу прислать вам ссылку. – Я был бы тебе весьма признателен, – с серьезным видом кивает Уайетт. Широкая улыбка совершенно преображает лицо Мерит. – А знаете, я недавно начала играть в теннис. Тренер говорит, у меня врожденные способности. – Спорим, что да. Когда я был в твоем возрасте, в интернате меня считали лучшим игроком в теннис в одиночном разряде. – Правда? – Да, – отвечает Уайетт и, слегка замявшись, добавляет: – Я уже давно не брал в руки ракетки. Быть может, как-нибудь покажешь пару новых приемов? – Быть может. Как-нибудь. Я наблюдаю за их разговором, который напоминает игру в американские шашки: красная шашка ест черную, и наоборот, пока у каждого игрока не оказывается полный набор шашек противника. Проходит час, затем – другой. Интересно, а что сейчас делает Брайан? Наверное, сидит и переживает, что какой-то незнакомец крадет у него дочь. И тут, точно по волшебству, дверь открывается и на пороге появляется Брайан. Уайетт моментально вскакивает с качелей. Внезапно я понимаю, что то место, где я сижу, прижавшись спиной к стене, равноудалено от обоих мужчин. Брайан, стиснув зубы, смотрит на Уайетта. Впрочем, на Уайетта грозные взгляды не действуют. Он остается совершенно невозмутимым. Это чем-то напоминает соревнование у парней, кто дальше помочится. Даже Мерит, не удержавшись, переводит взгляд с одного на другого. – Уже поздно, – обращается Брайан к Мерит. – Завтра утром тебе будет не встать. Мерит послушно поднимается с качелей. – Надеюсь, у нас еще будет возможность продолжить с того места, где мы остановились, – говорит Уайетт. Я вижу, что Мерит мучительно соображает, как лучше поступить. Пожать Уайетту руку? Обнять? Ни то ни другое? Но Уайетт уже спускается крыльца, покидая владения Брайана и избавляя Мерит от необходимости принять решение. – Ну ладно, – смущенно произносит Брайан. – Спокойной ночи. Я делаю шаг в сторону Уайетта, однако Мерит хватает меня за руку: – Ты ведь не бросишь нас снова? Мы с Брайаном еще не обсуждали, где я буду жить, если останусь. Но выражение лица Мерит такое бесхитростное, такое беззащитное. Ведь я только что к ней вернулась. И не могу сразу ее покинуть. – Нет, – отвечаю я, как будто ничего другого и не планировала. – Конечно не брошу. При этих словах Брайан уходит в дом. Мерит, помахав Уайетту, следует за Брайаном и уже на пороге поворачивается: – Приходи пожелать мне спокойной ночи. Уайетт одиноко стоит под куполом звезд. – Прости, – шепчу я. – Я должна… – Знаю. Все понятно. – Он вынимает из кармана ключи от арендованного автомобиля и подкидывает их в воздухе. – Этим вечером Мерит ты нужна больше, чем мне. И я готов поделиться. – Ты не умеешь делиться. – О’кей, что есть, то есть, – соглашается Уайетт. – Я готов поделиться хотя бы на этот раз. Но с первыми лучами солнца я разобью бивак здесь, у тротуара. Уайетт идет по дорожке в сторону улицы. Внезапно он поворачивается, на губах его играет счастливая улыбка. – Она удивительная. – А я что говорила! – Теперь я понимаю, почему тебе так не терпелось это сказать. Я смотрю, как свет задних фар арендованного автомобиля исчезает вдали, после чего поворачиваю в сторону дома, где прожила пятнадцать лет. Я знаю здесь каждую плохо прибитую доску в полу, каждое пятно на потолке от протечки. Но сегодня родной дом кажется чужим. Мавзолеем, криптой. Брайана я застаю в своем кабинете. Муж расстилает постель. – Ты совершенно не обязан этого делать, – говорю я. Он резко поворачивается, и его лицо начинает краснеть. – Я подумал, ты хочешь… Я не думал… Теперь уже моя очередь краснеть. – Я имею в виду, да. Но. Я могу сама все сделать. А ты можешь… просто оставить как есть. Брайан кладет лоскутное одеяло и подушки поверх уже постеленной на диван простыни. И я вспоминаю наш медовый месяц в Майами, куда мы взяли новорожденную Мерит и Кайрана. Кайран тогда увидел зеленоватого тритона, который юркнул под изгородь, не позволив нам толком его рассмотреть. И Брайан битых полчаса выкладывал тонкую дорожку из крошек и сахара, выманивая ящерицу на солнечный свет. Разница между Брайаном и Уайеттом, по моему разумению, состоит в том, что Уайетт станет землю носом рыть, пока чего-то не найдет, а Брайан будет сидеть и ждать, пока это что-то само не придет к нему прямо в руки. – Пойду пожелаю Мерит спокойной ночи. – Я оставлю свою дверь открытой, чтобы тебя слышать, – отвечает Брайан, когда я уже на пороге. – Если тебе ночью что-нибудь понадобится, просто позови. В больнице по ночам за мной присматривали Уайетт и медсестры. Сегодня я впервые буду ночевать в одиночестве. Об этом я как-то не подумала, а вот Брайан сразу понял. Я и без него знаю, что ночью он непременно проснется и пройдет на цыпочках по коридору, чтобы послушать, дышу я или нет. Совсем как тогда, когда много лет назад у Мерит был круп и она задыхалась. В спальне Мерит я ложусь рядом с дочерью поверх покрывала, как во времена ее далекого детства. И за несколько секунду до того, как Мерит погружается в сон, я слышу ее голос, дымом клубящийся над моим плечом: