Я опускаюсь на балкон, и он пододвигает ко мне стул и стоящую на столе тарелку с горячими пирожками с яблоками. — Хочешь? Я и молока принес. Ты, наверное, устала? Откуда он знает, как я люблю пирожки с яблоками? Я просияла: — Спасибо, я потом. — И я гордо прохожу мимо пирожков, из последних сил не замечая обдавшего меня сладкого ванильного горячего аромата. В гостиной все как всегда. Газзи и Игги играют в какую-то видеоигру. Надж свернулась на диване калачиком рядом с мамой и листает дамский журнал, Джеб сидит в Интернете. Тотал и Акела греются во дворе на солнышке. А Клык… — Макс, ты нашла Ангела? — спрашивает мама. — Нашла. — Я горько вздыхаю. — Она отказалась со мной возвращаться. Решила с Полотняным остаться и работать с ним над его экспериментами. Считает, ей так лучше будет. — А с ней все в порядке? Я киваю: — Что с ней случится? Маленькая бестия! Она свой выбор сделала. Все подавленно молчат. Пока они переваривают новости, оглядываюсь вокруг: — А где Клык? — Он у нас в комнате. — Газ махнул рукой в сторону коридора. — Он сказал, что потом с победителем сыграет. То есть со мной. — Напрасно ты в этом так уверен, — бухтит Игги. Его сенсорные тренировки, видно, дали новые результаты. Иду по коридору к мальчишкам в комнату. Никто мне сейчас не поможет. Никто, кроме Клыка, не поймет, как мне из-за Ангела хреново. Стучу в дверь. Открываю. В комнате никого. На кровати никого. Дверь в ванну настежь. Там тоже пусто. Окно широко распахнуто. На его кровати лежит записка. Сердце у меня останавливается. 74 «Отдать Макс в собственные руки», — торопливо написано на свернутом пополам листке бумаги. Узнаю почерк Клыка, колючую стремительную скоропись. Разворачиваю страничку. Привет. Не знаю, что происходит, но собираюсь выяснить. Не волнуйся. Будь осторожна и не делай глупостей. За мной не лети и не разыскивай. Тебе сейчас лучше будет без меня. До встречи. К. Опускаюсь на край кровати, зажав записку в руке. Клык явно упражнялся в сочинении на тему «Туманный, неопределенный, уклончивый». Из его послания можно вычитать все, что угодно. Только почему-то сердце у меня замирает от страха. В комнату входит Надж. — Значит, Ангел от нас совсем ушла? Не может этого быть. Я уверена, она еще вернется. — И тут она замечает мое лицо. — Что случилось? Еще что-то стряслось? Протягиваю ей записку. Она читает и хмурится: — Клык улетел? И он тоже? А когда он вернется? Я с трудом выдавливаю из себя: — Откуда мне знать? Значит так, после всех наших приключений всем прекрасно известно, что даже в минуты самой страшной, самой неотвратимой опасности я держу себя в руках. Даже съязвить могу, что бы нам ни угрожало. Ничего не поделаешь, командиру на части никак нельзя рассыпаться. Но от этой записки земля уходит у меня из-под ног. Сколько можно!? Достали меня своими прощальными записками. И что он хочет сказать своим «Тебе сейчас лучше будет без меня»? Он что, совсем спятил? И кто он вообще такой, чтоб решения без меня принимать? Я заледенела. Только горячие слезы обжигают мне щеки. — Макс? — Надж опускается рядом со мной на кровать. Глаза у нее круглые от испуга и удивления. Я для всех опора. Все думают, что я сильная. Что все вынесу. Надж привыкла, что чуть у нас какие проблемы, я верчусь и кручусь, как уж на сковородке, пока все не разрулится. Ей странно видеть, как я сникла и опустила руки. А уж мои слезы, видно, совсем ее обескуражили. А я между тем как-то боком сползаю все ниже и ниже на кровать, и комната все больше наклоняется и скособочивается. Чувствую, как Надж вскакивает на ноги и выносится из комнаты в коридор: — Доктор Мартинез! Доктор Мартинез! Скорее! Макс плохо! Еще пара секунд — и я чувствую мамину прохладную руку на своем пылающем лбу: — Макс, девочка моя, что с тобой? Потом комната заполняется народом и приглушенными голосами. Мама отводит у меня с лица волосы, и я морщусь, когда ее пальцы запутываются в моих колтунах. — Макс, — говорит Надж, — смотри, Игги печенье испек. Хочешь попробовать? Она прижимает печенье к моим губам. Вдыхаю шоколадный запах. Открываю глаза и вижу вокруг остатки моей стаи, маму, Дилана и Джеба. Все они столпились вокруг постели. — Макс, что с тобой? — повторяет дрожащим голосом Надж. — Мы прочитали его записку, — говорит мама. Смотрит на меня внимательно, потом переводит взгляд на всех остальных: — Дайте нам с Макс минутку одним поговорить. Все выходят, и Игги, последний, закрывает за собой дверь. — Ты его так любишь, что тебе кажется, будто жизнь без него кончилась. Наши глаза встречаются. Я никогда и никому, даже самой себе, не признавалась, как сильно я его люблю. Но мама все понимает. Она берет меня за руку: — Тебе кажется, ты без него умрешь. Стараюсь проглотить застрявший в горле ком, но у меня ничего не получается. Мама ласково приподнимает на подушке мою голову, чтобы мне было лучше ее видно. — А теперь давай подумаем, что нам со всем этим делать? 75 Клык размышляет, нашла Макс уже его записку или пока не нашла. Она теперь его убьет. Когда… если он ее снова увидит. Но о встрече он думать не может. Этот сосунок Дилан прав. Нечего ему стаю подставлять. Надо держаться от них подальше. Только куда ему теперь податься? В Монтану? В Канаду? В Папуа-Новую Гвинею? Но об этом он подумает после. Для начала у него к Полотняному есть кое-какие вопросы. Пора наведаться к нему за ответами. Вот и дом. Надж всем показала спутниковые фотографии. На террасе никого, только пара пустых шезлонгов. В бассейне тоже никого. Клык бесшумно приземлился. В следующую секунду что-то обожгло его руку, чуть пониже плеча. Из рукава торчит маленькая стрела. Клык тихо выругался, огляделся в поисках стрелка и выдернул стрелу. Потом колени у него подкосились, и мир пошел колесом. Единственное, что он может разобрать в этой круговерти, это что к нему с улыбкой идет профессор Ханс, а за ним едва поспевают четверо здоровенных охранников в форме. — Клык! — говорит Г-Х, — я знал, что или ты, или Макс не заставите себя ждать. И, как видишь, приготовился к твоему визиту. Клык упал, сильно стукнувшись головой о плиты террасы, но даже не смог вскрикнуть. Он весит целую тонну. Руки какие-то стопудовые — их не поднять. Веки тоже слишком тяжелые — сами собой опускаются. Он теряет сознание. Последнее, что он видит, — лицо Ангела и ее открытый от удивления рот. И темнота.