- Я жду тебя у подъезда, - повторил он, видимо, не собираясь слушать, почему она не может выйти к нему прямо сейчас, - Синий «Шевроле». Иных «Шевроле» возле твоего подъезда нет - не перепутаешь. - Но... я... - Давай спускайся, - наверное он усмехнулся и тут же повесил трубку. Варвара осталась в нерешительности посреди прихожей. Максим чинит Гошин фонтан, вернее, окончательно выводит его из строя. По хорошему, для него и в ее квартире теперь работа найдется - вода же продолжает сочиться и не как-нибудь, а по электрическим проводам люстры. Это означает только одно - близиться замыкание. Да и вообще, ситуация абсурдная: как посреди катастрофы, которую малознакомый, но добрый человек разгребает собственными руками, подойти к нему с предложением оставить все и катиться ко всем чертям? Это даже если забыть, что она пригласила его на ужин. «О, Господи!» - она схватилась за голову. А Иван-то ждет у подъезда! Что же делать?! И тут на ее плечо легла рука Максима. - Я в курсе, - сосредоточенно и слишком по деловому проговорил он, - Маша рассказала. - Маша?! - Варвара вздрогнула, - Что рассказала?! - Понятно, что неожиданно, но ты не волнуйся. - Я уже ничего не понимаю! - честно призналась она. - Мам, - из-за его спины показалась хитренькая физиономия дочери, - Я сказала, что тебя срочно вызывают в школу на общую беседу родителей с представителями следственного отдела. Ну, пришлось попутно изложить из-за чего. Конечно - это семейное дело, но раз такая ситуация... - Какое семейное дело? - свирепея поинтересовалась мать. - Ну... физика же в лицее твоей дочери убили, не так ли? - Ой, Маняш! Я даже не буду ничего пояснять, - она метнулась в ванную, чтобы хоть как-то прибрать растрепавшуюся прическу. - Я тут постараюсь все уладить, - спокойно заверил ее Максим, - И посижу с детьми до вашего возвращения. - Да я вас умоляю, - «Какое счастье, что он настолько деликатен, что не потащился за мной в ванную. Иначе моя пунцовая от стыда рожа о многом бы ему рассказала!» - Нет-нет. Оставлять детей в такой ситуации?! Я буду с ними, и мы тут все починим. Идите спокойно, не волнуйтесь. *** «Я стерва! Я ужасная стерва! Лгунья! Змея подколодная! Я чертовски счастливая подколодная змея!» - как раз на этой жизнеутверждающей фразе Варвара и вылетела из подъезда. Дальше мир разорвался на полу смытые картинки. И странные фразы, не то произносимые губами, не то стучащие в висках бешенным ритмом. «И глубина очей твоих...» Сквозь опущенные ресницы она видела его черные широко раскрытые глаза. Белые простыни порхали в воздухе подобно крыльям гигантских бабочек. «На озаренный потолок Ложились тени, Скрещенья рук, скрещенья ног, Судьбы скрещенья...» - Ты шепчешь? - его ладони большие и горячие, слишком горячие, слишком... - Я? - Ты. Ты шепчешь. - Это чушь. - Это не чушь, это Пастернак. Пастернак - это не чушь. - Глупости, я никогда не декламирую, занимаясь любовью. Это глупо. - Это не глупо. Это Пастернак. - Может перейдем на Пушкина? - Ха! Да ради Бога... Гм... «Во глубине сибирских руд...» - Молчи лучше. - она закрыла его рот рукой, потом поцелуем. - Зато в ритм, - с трудом проговорил он. - Дурачок... *** Иван откинулся на подушку и жадно затянулся сигаретой. Варвара прижалась щекой к его груди, блаженно жмурясь, вслушивалась в глухой стук его сердца. - Минус двадцать лет, - тихо проговорил он. Она не ответила. Не хотелось говорить. Хотелось застыть так, ощущать теплоту его влажной кожи и молчать, молчать до самой смерти. - Ты помнишь? - он усмехнулся, - Помнишь? - Помню о чем? - простонала она. - Большая зеленая лампа с желтой бахромой - висела над кроватью в твоей комнате. Она все время раскачивалась и жутко скрипела. Трик-трак, трик-трак... Помнишь? - Нет... - улыбнулась она. - Как?! - он приподнялся на локтях, потом снова упал на подушку, его ладонь легла ей на голову, - И бабушка кашляла за стенкой. - Не бабушка, а тетя Надя. - Какая разница, - вяло махнул он рукой, - Я все равно каждый раз с ума сходил. И еще... твои волосы: ты собирала их в такие смешные хвостики, а я распускал их, и они лежали на белой подушке темным веером. И лампа над головой... Неужели ты не помнишь? - Я помню букет сирени. Ты бросил мне в открытое окно. - Да-да-да... ты сидела за столом. Пять часов утра, холодно... А я шел мимо. Дай, думаю, сделаю приятное... - А я считала, что ты топтался под окнами всю ночь, - она вздохнула. - Ну... может быть так и было. Вот это я уже не помню. Давай будем считать, что я мерз под твоими окнами. Как странно правда? - Что странно? Он обхватил ее голову руками, поднял и заглянул ей в глаза: - Нет в самом деле, странно. Мы могли бы пожениться и всю жизнь быть вместе... - А через двадцать лет ты бросил бы меня, как бросил свою жену. Он отпустил ее: - Вот в этом ты вся! Непременно нужно испортить. А жену я свою не бросал, мы вместе пришли к решению о разводе. Это был параллельный и постепенный процесс, на годы растянутый. - У нее иная версия событий... - Вот как?! - он вытащил из пачки вторую сигарету и снова закурил. Пальцы его мелко дрожали, - Ты знаешь мою бывшую? - Недавно встретились в компании, - быстро соврала Варвара, вовремя сообразив, что не стоит рассказывать Ивану про “Клуб”. Во всяком случае, пока не стоит. - О, Боже! Мир тесен! Варь, я действительно ее не бросал, так получилось. - Я не хочу, чтобы ты оправдывался, - она провела пальцем по его губам, - Не хочу. Он перехватил ее руку: - А то я тебя не знаю. Нет, ты всегда заставляла меня именно оправдываться, но теперь, - тут он ей подмигнул, - Я не при чем. - Как это? - А вот так! Тысячи мужиков бросают своих жен в районе сорока лет - это статистика. Об этом сейчас много пишут, знаешь как называется это явление в науке? «Бунт сорокалетних», слышала?! - Поясни, - на самом деле ей совсем не хотелось говорить о “Бунте сорокалетних”, равно как и вообще о каком-либо бунте. Она уже прокляла свой язык, который наперекор ее желанию предаваться молчаливой неги, мелит всяческую чепуху. Ну, какое ей дело, скажите на милость, до чужих разводов?! Чего ее дернуло помянуть об его жене всуе?