— Я что, под подозрением? Или вы стараетесь показать, кто здесь заправляет? — Вас не подозревают. Пока. — Значит, я могу вообще не говорить с вами. — О'Доннелл резко поднялась и направилась к двери. — А теперь всего хорошего. Фрост тоже было встал, но, заметив, что Джейн даже не шелохнулась, уселся обратно. Джейн сказала: — Если б вам не было наплевать на убитую, если б вы только видели, что он сделал с Лори-Энн Такер… О'Доннелл повернулась к ней лицом. — А вы почему мне ничего не говорите? Что именно с ней сделали? — Хотите знать подробности, так? — Это предмет моих исследований. Мне нужно знать подробности. — Она двинулась к Джейн. — Это помогает разобраться. «Вернее, возбуждает. Поэтому ты вдруг так заинтересовалась. Тебе просто неймется». — Так вы говорите, ее расчленили, — сказала О'Доннелл. — А голову отрезали? — Риццоли, — попытался предостеречь коллегу Фрост. Но Джейн даже не пришлось раскрывать никакой тайны: О'Доннелл сама обо всем догадалась и сделала собственные выводы. — Голова довольно яркий символ. Очень личный. Совершенно особый. — О'Доннелл подбиралась все ближе, точно хищница. — Он забрал ее с собой в качестве трофея? На память об убийстве?.. — Скажите лучше, где вы были прошлой ночью. — Или оставил на месте преступления? Там, где она должна была произвести самое сильное впечатление? Где ее нельзя было не заметить? Например, на кухонном столе? Или на полу, на видном месте?.. — Так у кого вы были? — Это мощный посыл — выставленная напоказ голова, лицом вперед. Таким образом убийца дает вам знать, что он полностью владеет ситуацией. Он показывает, сколь вы бессильны, детектив. И насколько силен он сам. «Так у кого вы были?» — как только эти слова слетели с ее губ, Джейн уже поняла, что сделала промах. Она позволила О'Доннелл спровоцировать ее — и сразу вышла из себя. Дала слабину. — Друзья — мое личное дело, — сказала О'Доннелл. И, усмехнувшись, прибавила: — За исключением одного, и вы его прекрасно знаете. Нашего общего знакомого. Он, видите ли, до сих пор про вас спрашивает. Интересуется, как вы поживаете. — Ей даже не пришлось называть его имя: они обе знали, что речь идет об Уоррене Хойте. «Не реагируй! — велела себе Джейн. — Не вздумай показать ей, как глубоко она вонзила когти». Но при этом Риццоли почувствовала, как у нее на лице напрягся каждый мускул, и заметила, что Фрост уже поглядывает на нее с явной тревогой. Шрамы, которые Хойт оставил на руках Джейн, — всего лишь то, что заметно окружающим: у нее были куда более глубокие раны. И даже сейчас, спустя два года, она вздрагивала при упоминании его имени. — Он большой ваш поклонник, детектив, — вставила О'Доннелл. — И хотя благодаря вам он больше никогда не сможет ходить, неприязни он к вам не испытывает. — Мне плевать, что он там обо мне думает. — Я навещала его на прошлой неделе. Он показывал мне подборку газетных вырезок. «Дело Джени», как он это называет. Когда вы прошлым летом оказались в захваченной клинике, он всю ночь не выключал телевизор. Ни на миг. — О'Доннелл немного помолчала. — Он сказал, у вас родилась дочурка. У Джейн напряглась спина. «Только не давай ей волю. Не позволяй еще глубже впиться в тебя когтями». — И зовут вашу дочурку, кажется, Реджиной. Верно? Джейн встала, и, хотя ростом она был ниже О'Доннелл, глаза ее полыхнули так, что та даже отпрянула. — Мы еще позвоним, — сказала Джейн. — Звоните сколько хотите, — ответила О'Доннелл, — мне больше нечего вам сказать. — Врет она все, — буркнула Джейн. Она дернула дверь машины, скользнула на водительское сиденье. И замерла, уставившись на пейзаж точно с рождественской открытки: на солнце, сверкавшее в сосульках, на облепленные снегом, заиндевевшие дома, убранные венками из ветвей остролиста. На этой улице не хватало только вычурных Санта-Клаусов с оленями да причудливого убранства на крышах, как в Ревере, где она выросла. Джейн вспомнился дом Джонни Сильвы, стоявший чуть поодаль от дома ее родителей, и толпы зевак, съезжавшихся к ним со всей округи, чтобы поглазеть на красочную феерию, которую семейство Сильва устраивало у себя в палисаднике каждый год в декабре. Были там и Санта, и три волхва, и ясли с Марией и Иисусом, и целый зверинец, который запросто потопил бы Ноев ковчег. Все там горело и сверкало, как на карнавале. Столько электричества, сколько семейство Сильва сжигало каждое Рождество, хватило бы с лихвой, чтобы осветить какое-нибудь маленькое африканское государство. Нет, не было здесь, на Брэттл-стрит, такого яркого зрелища — только сдержанное изящество. Да и Джонни Сильвы с его домочадцами здесь не было. «Уж лучше жить по соседству с недоумком Джонни, — подумала Джейн, — чем с этой женщиной». — Ей известно об этом деле гораздо больше, чем она говорит. — Как ты пришла к этому выводу? — спросил Фрост. — Чутье подсказывает. — А я думал, ты не доверяешь чутью. Сама же твердишь постоянно. Нет, дескать, ничего лучше удачного предположения. — Зато я хорошо знаю эту женщину. И что волнует ее больше всего на свете. — Она поглядела на Фроста, казавшегося бледнее обычного в тусклом дневном свете. — Там было еще что-то, помимо ночного звонка убийцы. — Это просто догадка. — Зачем она его стерла? — А почему бы и нет? Раз не оставили никакого сообщения. — Это она так говорит. — О-о! Она добралась до тебя. — Фрост покачал головой. — Я так и знал. — Еще чего! — А то нет? Стоило ей заговорить о Реджине, как у тебя чуть не вышибло предохранители. Она же психиатр. И умеет задеть за живое. Тебе нельзя больше общаться с ней. — А кто будет с ней общаться? Ты, что ли? Или соплюшка Кассовиц? — Тот, кого с нею ничего не связывает. Кого она еще не успела достать. — Барри бросил на Джейн испытующий взгляд, и она отвернулась. Фрост и Риццоли работали в паре уже два года, но так и не стали близкими друзьями; между ними установилось взаимопонимание, какое бывает не у всех друзей и даже любовников, поскольку им приходилось делить на двоих одни и те же ужасы, радость побед и горечь поражений. Фрост лучше любого, даже лучше собственного мужа Джейн, Габриэля, знал историю ее отношений с Джойс О'Доннелл. И с убийцей по прозвищу Хирург. — Ты до сих пор ее боишься, правда? — спокойно спросил он. — Она меня просто бесит. — Потому что она знает, чего ты боишься. И она всегда будет тебе напоминать о нем и при случае стараться ввернуть его имя. — Думаешь, я хоть на секунду испугаюсь какого-то придурка, который теперь не в состоянии и пальцем пошевелить? Который даже пописать на может, пока нянька не подключит к нему мочевыводную трубку? Ну да, я до ужаса боюсь Уоррена Хойта. — Тебе по-прежнему снятся кошмары? Этот вопрос вышиб ее из седла. Соврать ему она бы не смогла: он бы мигом ее раскусил. И Джейн не сказала ни слова — просто глядела вперед — на эту образцовую улицу с ее образцовыми домами. — А мне бы снились, — сказал он. — Случись со мной такое. «Так ведь не случилось же, — подумала она. — Это мне к горлу Хойт приставил лезвие, это у меня остались отметины от его скальпеля. Это обо мне он помышляет денно и нощно — спит и видит, что бы эдакое со мной сотворить». Хотя теперь ему уже не добраться до Джейн, от одной только мысли о том, что она является объектом его желаний, у нее по спине пробегали мурашки. — С чего это мы все о нем да о нем? — спросила Джейн — Ведь речь об О'Доннелл. — О них нельзя говорить по отдельности. — Я больше не собираюсь обсасывать его имя. Давай о деле, ладно? О Джойс О'Доннелл и почему убийца решил позвонить именно ей. — Мы же не знаем точно, он звонил или кто еще. — Для любого извращенца разговор с О'Доннелл — все равно что секс по телефону. Они могут поделиться с нею своими гнусными фантазиями, ведь она просто упивается ими, только успевай подавать, и берет все на заметку. Вот он ей и позвонил. Хотел с гордостью поведать о своих подвигах. Хотел найти чуткого слушателя, вот и нашел — лучше не придумаешь. Доктора Смерть. — Джейн резко повернула ключ в замке зажигания и завела машину — из отверстий обогревателя их обдало холодным воздухом. — Вот и позвонил. Чтобы похвастаться. И сполна насладиться ее вниманием. — Зачем ей было врать? — А почему бы ей не рассказать, где она была прошлой ночью? Вот и думай теперь, у кого она была. Может, этот самый звонок был приглашением? Фрост глянул на нее с сомнением. — Я тебя правильно понял? — Незадолго до полуночи наш потрошитель разрезает Лори-Энн Такер на куски. Потом звонит О'Доннелл. Она уверяет, что ее не было дома… и сработал автоответчик. А что, если она все же была дома? Что, если на самом деле они мило поболтали? — Мы же звонили ей в два часа ночи. И она не отвечала. — Потому что ее уже не было дома. Она сказала, что была у друзей. — Джейн посмотрела на Фроста. — А что, если друг был только один? Великолепный такой, замечательный новоиспеченный дружок. — Да брось. Неужели, по-твоему, она и впрямь стала бы покрывать этого потрошителя?