— Хочу, чтобы ты кое-что для меня уточнил. — Сейчас спрошу у Элис, где она лежит. — Джейн услышала, как он позвал жену. Потом послышались шаги, и наконец Фрост сказал: — Версия короля Якова годится? — Сойдет. А теперь загляни-ка в содержание. И скажи, какой раздел начинается с буквы «R». — В Ветхом Завете или в Новом? — В обоих. Она услышала в телефоне, как зашуршали страницы. — Так… Книга Руфь. Послание к Римлянам. А еще — Откровение.[27] — Теперь зачитай из каждого раздела главу двадцатую, стих седьмой. — Ладно, сейчас глянем. Так, в Книге Руфь двадцатой главы нет. Их там всего четыре. — А в «Римлянах»? — Они заканчиваются на шестнадцатой. — Ну а с Откровением что? — Погоди. — Снова зашуршали страницы. — Есть. Откровение, глава двадцатая, стих седьмой: «Когда же окончится тысяча лет, сатана… — Фрост запнулся. Голос его перешел на шепот: —…сатана будет освобожден из темницы своей». Джейн чувствовала, как громко бьется ее сердце. Она посмотрела на стену хлева. На вырезанного там человечка с мечом. Это не меч. Это — коса. — Риццоли! — окликнул ее Фрост. — Кажется, мы теперь знаем, как зовут убийцу, — проговорила Джейн. 31 Из мрачного подземелья базилики Святого Климента доносился рокот бурного потока. Лили осветила фонариком железную решетку, преграждавшую вход в туннель, — луч света скользнул по древней кирпичной кладке стен и упал на мерцающую поверхность подземной речушки под нею. — Под базиликой находится подземное озеро, — сообщила она. — А здесь протекает подземная речка, она никогда не пересыхает. Под Римом простирается другой мир — туннелей и катакомб. — Она обвела взглядом изумленные лица, обращенные к ней в полумраке. — Так что, когда поднимемся наверх и вы будете прогуливаться по улицам, вспоминайте об этом. О мрачных потайных местах у вас прямо под ногами. — А можно взглянуть на речку поближе? — полюбопытствовала одна дамочка. — Да, конечно. Я посвечу, а вы по очереди можете заглянуть через решетку. И вот туристы из группы Лили, тесня друг дружку, стали один за другим продираться у нее за спиной к решетке, силясь заглянуть в черную глубину туннеля. На самом деле смотреть там особенно было не на что. Но когда приезжаешь туристом в Рим, и, может, один-единственный раз в жизни, невольно считаешь святым долгом осмотреть все городские закоулки. Сегодня Лили сопровождала группу только из шести человек — двоих американцев, двоих англичан и парочки немцев. Народ не самый щедрый — за сегодняшний день чаевых ей перепадет наверняка негусто. Да и что можно ожидать от промозглого январского четверга? Сейчас единственными посетителями лабиринта были подопечные Лили, и она, решив никого не подгонять, позволила всем подойти вплотную к решетке, что они по очереди и делали, задевая ее шуршащими плащами. Из туннеля тянуло сыростью — затхлым запахом мокрой земли и камня. Запахом веков минувших. — А для чего служили эти стены раньше? — поинтересовался немец. Лили классифицировала его как человека делового. Ему было примерно шестьдесят, и он прекрасно говорил по-английски, да и пальто на нем было превосходное — от «Берберри». А вот его жена, как показалось Лили, изъяснялась по-английски не очень, потому как за все утро не проронила почти ни слова. — Когда-то, еще во времена Нерона, это были фундаменты зданий, — пояснила Лили. — Но во время великого пожара шестьдесят четвертого года от Рождества Христова все дома в округе сгорели дотла. — Это во время того пожара Нерон играл на скрипке и глядел, как горит Рим? — спросил американец. Лили улыбнулась, поскольку этот вопрос она слышала уже добрый десяток раз и почти всегда наверняка знала, кто из ее подопечных его задаст. — На самом деле Нерон не мог играть на скрипке. Этого инструмента в те времена еще не было. Говорят, когда горел Рим, он играл на кифаре и пел. — А после обвинил в поджоге христиан, — прибавила жена американца. Лили выключила фонарик. — Ну все, давайте двигаться дальше. Нас еще ждет много интересного. И она двинулась вперед по сумрачному лабиринту. Наверху улицы были запружены гудящим транспортом и торговцами, предлагавшими открытки и всякие безделушки туристам, слонявшимся по руинам Колизея. А здесь, под базиликой, слышался только рокот нескончаемого речного потока да шуршание плащей ее подопечных, следовавших за нею по мрачному туннелю. — Такой вид кладки называется opus reticulatum,[28] — указав на стены, пояснила Лили. — Каменщики чередовали кирпичи с туфом. — Туфтом? — снова заговорил американец. Все дурацкие вопросы исходили от него. — Это от слова «туфта», что ли? Засмеялась только его жена. Пронзительным смехом, похожим на ржание веселой кобылы. — Туф, — проговорил англичанин, — это спрессованный вулканический пепел. — Совершенно верно, — подтвердила Лили. — Римляне часто использовали его для своих построек. — Как так получилось, что мы никогда про него не слыхали? — спросила мужа американка, всем своим видом давая понять: раз они о чем-то не знают, этого просто не существует. Даже в темноте Лили заметила, как англичанин закатил глаза. Она только удивленно пожала плечами. — Вы же американка, правда? — обратилась дамочка к Лили. — Мисс! Лили промолчала. Она не любила личных вопросов. — На самом деле, — соврала она, — я канадка. — А вы-то сами знали, что такое туф, до того как стали экскурсии водить? Или это специальное европейское слово? — Большинство американцев действительно не знают такого понятия, — признала Лили. — Ну вот, видите. Я и говорю, чисто европейское словечко, — проговорила дамочка, вполне довольная собой. Раз американцы чего-то не знают, значит, это вряд ли что-нибудь важное. — А здесь, — походя заметила Лили, — вы видите все, что осталось от виллы Тита Флавия Климента.[29] В первом веке от Рождества Христова здесь тайно собирались христиане, еще до того как их признали открыто. А в ту пору это был всего лишь ранний культ, только-только начинавший распространяться среди жен благородных граждан Рима. — Она снова включила фонарик, чтобы привлечь внимание подопечных и указать дорогу. — А сейчас мы направляемся в самую примечательную часть руин. Ее обнаружили лишь в тысяча восемьсот семидесятом году. Там мы увидим тайное языческое святилище. Они прошли дальше по коридору — и вот уже из мрака прямо перед ними выступили коринфские колонны. Это был притвор храма, обрамленный каменными скамьями и украшенный древними фресками и лепниной. Подопечные Лили прошли в глубь святилища, миновав две затемненные ниши — место обрядов посвящения. Там, в наземном мире, время изменило и городские улицы, и очертания городских построек — здесь же, в древней пещере, оно словно застыло. Здесь по-прежнему красовались вырезанные на стенах картины — Митра, убивающий быка. Здесь все так же слышались из тьмы отзвуки бегущей в реке воды. — Когда родился Христос, — сказала Лили, — культ Митры уже существовал, его веками исповедовали персы. А теперь давайте вспомним историю жизни Митры, какой представляли ее себе персы. Для них он был богом, провозвестником истины. Родился Митра в пещере в день зимнего солнцестояния. Мать Митры Анахита была девственницей, и при рождении его присутствовали пастыри, принесшие ему дары. У него было двенадцать учеников, и они сопровождали его во всех странствиях. Похоронили Митру в гробнице, а вскоре он воскрес из мертвых. И его воскрешение каждый год праздновали как возрождение. — Она замолчала, выдерживая паузу для вящего впечатления, и обвела взглядом лица туристов. — Не кажется ли вам эта история знакомой? — Христианское Евангелие, — сказала американка. — А между тем эта традиция существовала у персов еще за несколько столетий до рождения Христа. — Никогда не слышала об этом. — Американка взглянула на мужа. — А ты? — Не-а. — В таком случае вам стоит побывать в храмах Остии, — заметил англичанин. — Или в Лувре. Или во Франкфуртском археологическом музее. Возможно, такие экскурсии покажутся вам весьма поучительными. Американка обернулась к нему. — А вот умничать совсем необязательно. — Поверьте, мадам. Наша чудесная экскурсовод не поведала нам ничего сенсационного и удивительного. — Но ведь и вы, и я прекрасно знаем, что Христос не был персом в смешном тюрбане и никаких быков он не убивал. — Просто мне хотелось указать на любопытные параллели в иконографии, — пояснила Лили. — В чем? — Послушайте, на самом деле это не так уж важно, — ответила Лили. В тщетной надежде, что дамочка от нее отвяжется. И вместе с тем ясно понимая, что щедрых чаевых от американской парочки ей не видать как своих ушей. — Это всего лишь мифология. — Библия никакая вам не мифология. — Я же не в этом смысле. — А что на самом-то деле известно про этих ваших персов? Я хочу сказать — у них что, тоже есть Священное писание? Другие туристы молчали и явно чувствовали себя неловко. «Перестань! Не стоит спорить». Но дамочка все никак не унималась. Еще с утра, не успев сесть в автобус, она принялась поносить Италию и итальянцев. Движение на улицах Рима — полный бардак, не то что в Америке. Гостиницы баснословно дорогие, не то что в Америке. А ванные совсем маленькие — опять же не то что в Америке. И вот наступил апогей раздражения. Она пришла в базилику Святого Климента посмотреть на одно из первых мест христианского культа, а вместо этого получила целую лекцию во славу язычников.