— Давай иногда уезжать отсюда, — проговорил он, — куда-нибудь подальше? «Где нас никто не знает». Пока он шел к машине, Маура стояла у распахнутой настежь двери наперекор холоду, проникавшему в дом. Даже когда Даниэл уехал, она так и стояла в дверном проеме, не обращая внимания на безжалостно жалящий ветер. Словно в наказание за то, что хотела его. Вот что требует от них церковь. Спать раздельно, жить раздельно. Даже в самом дьяволе вряд ли есть столько жестокости. «Если б я могла за твою любовь продать душу Сатане, я бы сделала это». 30 Госпожа Кора Бонджерс навалилась всем своим внушительным весом на дверь хлева, и та с пронзительным визгом распахнулась. Изнутри, из темноты, послышалось тревожное блеяние коз, и на Джейн резко пахнуло соломой и запахом животных. — Не знаю, что вы сможете сейчас разглядеть, — сказала госпожа Бонджерс, направляя луч фонаря в глубину хлева. — Извините, что не смогла отреагировать на ваше сообщение раньше, когда было еще светло. Джейн включила и свой фонарь. — Этого достаточно. Я просто хотела взглянуть на отметины, если они еще остались. — Да куда им деться-то. Все действовали на нервы моему мужу, когда он приходил сюда и видал их. Я все уговаривала его — закрась, мол, чтоб с глаз долой. А он в ответ — я еще больше, мол, беситься начну, если мне хлев изнутри придется красить. Еще не хватало козам дворец тут устраивать. — Госпожа Бонджерс вошла внутрь, шаркая громоздкими башмаками по заваленному соломой земляному полу. Даже после недолгой ходьбы от дома до хлева она совсем выбилась из сил — остановилась, громко и тяжело дыша, и направила луч фонаря на деревянный загон, где теснилось с десяток коз. — Знаете, они по-прежнему скучают по нему. А Ибен все жаловался — как тяжело-де доить их каждое утро. Но все равно обожал девочек. Уже полгода как его не стало, а они все никак не привыкнут к чужим рукам. — Она отодвинула защелку, открыла загон и глянула на попятившуюся Джейн. — Надеюсь, вы не боитесь коз? — А что, надо обязательно туда заходить? — Ай, да не укусят они вас, только с пальто поосторожней. Они любят что-нибудь пощипать. «А теперь ведите себя прилично, козочки, — сказала про себя Джейн, когда вошла в загон, и дверца за ней захлопнулась. — Не сжуйте копа!» Она осторожно прошла по соломе, стараясь не испачкать обувь. Животные наблюдали за ней без всякого любопытства — с полным безразличием. Последний раз Джейн приближалась к козе, когда еще во втором классе школы пошла на экскурсию в зоопарк. Риццоли и коза взглянули друг на друга, и в следующее мгновение Джейн уже лежала на спине, а одноклассники покатывались со смеху. Поэтому она не доверяла этим животным, и козы отвечали ей тем же; пока Джейн пробиралась через загон, они держались от нее в сторонке. — Вот здесь. — Госпожа Бонджерс указала лучом фонаря на стену. — Кое-что видно здесь. Джейн подошла ближе, вглядываясь в знаки, вырезанные на дощатых стенах. Три Голгофских креста. Только искаженные, перевернутые вверх тормашками. — А вон еще, — заметила госпожа Бонджерс, скользнув лучом фонаря вверх по стене, где чуть повыше виднелись другие кресты. — Чтобы вырезать их, пришлось взобраться на кипы соломы. Надо ж было так постараться! Ничего лучше эта проклятая ребятня придумать не могла. — Но с чего вы взяли, что это сделала ребятня? — А кто же еще. Летом им делать нечего. Вот и нашли себе забаву — всякую ерунду на стенах вырезать. Да развешивать на деревьях чудищ всяких. Джейн посмотрела на нее. — Каких еще чудищ? — Да вроде куколок из прутьев, и все такое прочее. Люди шерифа просто посмеялись над этим, а по мне, так век глаза бы мои не глядели на эти висюльки. — Она остановилась возле одного из знаков. — Вот, навроде этого. Она указала на человечка-мужчину, держащего в одной руке меч. Под ним была вырезана надпись: «RXX–VII». — Что бы это значило? — проговорила госпожа Бонджерс. Джейн повернулась к ней. — Я читала в полицейских сводках, в ту самую ночь у вас еще пропала коза. Вы нашли ее? — Нет, как в воду канула. — Что, и никаких следов? — Ну, у нас в округе, знаете, шарятся своры одичавших собак. Наверняка они подчистили останки. «А это сделала явно не собака», — подумала Джейн, взглянув еще раз на вырезанные на дощатой стене знаки. Тут вдруг зазвонил ее сотовый — и козы, заблеяв от страха и давя друг дружку, метнулись в самый дальний угол загона. — Простите, — проронила Джейн. И достала из кармана телефон, немало удивившись, что мобильная связь здесь все-таки работает. — Риццоли. — Я сделал все, что мог, — сказал Фрост. — А говоришь так, будто оправдываться собираешься. — Потому что мне не удалось обнаружить Лили Соул. Похоже, она то и дело переезжает с места на место. По нашим данным, последние восемь месяцев жила в Италии. Мы тут получили сводку, что за это время она несколько раз снимала деньги со своего счета — в Риме, Флоренции и Сорренто. Но кредитной карточкой она пользуется довольно редко. — Восемь месяцев туристического вояжа? На какие это деньги? — Она дешево перебивается. То есть совсем дешево. Останавливается только в третьеразрядных гостиницах. А кроме того, наверняка подрабатывает нелегально. Я установил, она какое-то время работала во Флоренции помощницей хранителя музея. — Она что, обучена этому? — Она закончила колледж по специальности античная история. И еще студенткой работала на археологических раскопках в Италии. В каком-то Пестуме.[26] — Так почему же, черт возьми, ее никак не разыскать? — По-моему, она не хочет, чтобы ее разыскивали. — Ладно. А что новенького о ее двоюродном братце Доминике Соуле? — О, тут совсем глухо. — Похоже, сегодня у тебя нет хороших новостей, так? — Я раздобыл копию его личного дела из Путнэмской академии. Есть такая школа-интернат в Коннектикуте. Его зачислили туда в десятый класс, и он пробыл там полгода. — Значит, тогда ему было лет пятнадцать-шестнадцать? — Пятнадцать. Он закончил там учебный год и должен был вернуться осенью. Но он так и не появился. — Тем летом он гостил у Соулов. В Пьюрити. — Точно. Отец паренька только-только умер, и доктор Соул забрал его на лето к себе. А в сентябре, когда мальчишка не вернулся на учебу, в Путнэмской академии его хватились и стали разыскивать. В конце концов они получили письмо от матери паренька — она писала, что забирает его из школы. — Где же он учился потом? — Понятия не имею. В Путнэмской академии говорят — они не получали никаких запросов по его личному делу. Вот и все, что мне удалось о нем раскопать. — А как насчет его матери? Где она? — Без понятия. О ней вообще ничего не известно. Да и в школе ее ни разу не видели. Все, что у них есть, — письмо за подписью Маргарет Соул. — Такое впечатление, что эти люди — призраки. Двоюродный братец. И его мать. — Да, кстати, я раздобыл школьную фотографию Доминика. Правда, не думаю, что она нам поможет, ведь на ней ему всего пятнадцать. — Как он выглядит? — Красивый паренек. Светловолосый, глаза голубые. И, как говорят учителя, весьма одаренный. С большими способностями. Но в его личном деле есть одна примечательная запись — похоже, у него не было друзей. Джейн наблюдала, как госпожа Бонджерс утешает коз. Она подошла поближе к сбившимся в кучу животным и принялась ворковать с ними — в том самом темном хлеву, где двенадцать лет назад кто-то вырезал на стенах странные знаки. Возможно, он же потом вырезал их на теле женщины. — Ах да, вот еще кое-что любопытное, — продолжал меж тем Фрост. — У меня как раз перед глазами заявление о приеме паренька в школу. — Ну и?.. — В этом заявлении есть раздел особых заметок, заполненный его отцом. Пишет, что Доминику впервые предстоит учиться в американской школе. Поскольку большую часть жизни он провел за границей. — За границей? — Джейн вдруг почувствовала, как у нее участился пульс. — Где? — В Египте и Турции. — Фрост выдержал паузу. И вслед за тем многозначительно прибавил: — А еще — на Кипре. Джейн снова повернулась к стене хлева. И взглянула на вырезанную надпись: «RXX–VII». — Ты где сейчас? — внезапно спросила она. — Дома. — У тебя там есть Библия? — А что?