— Но только не преступники. А они, однако ж, каким-то образом нас вычислили. Они знают, кто мы такие и чем занимаемся. — Сансоне немного помолчал. — И думают, вы одна из нас. — Ведь я даже не верю, что они существуют. — Но они пометили ваш дом. А значит, отождествляют вас с нами. Маура посмотрела на залитый лунным светом снег, поражавший своей белизной. Он делал сумерки почти такими же светлыми, как день. Ни укрытия, ни тьмы. На фоне этого беспощадного пейзажа будет заметно каждое движение добычи. — Я же не состою в вашем клубе, — возразила она. — А вполне могли бы. Вас видели у меня дома. Видели вместе со мной. — Я была и на всех трех убийствах. Делала свою работу, и только. Убийца мог меня заметить в любую из тех ночей. — Я тоже так сначала думал. Что вы оказались в его поле зрения ненароком, став дополнительной добычей. Точно так же думал я и о Еве Кассовиц — может, он ее просто заприметил на месте преступления еще в первый раз, в сочельник, почему-то обратил на нее внимание. — А теперь вы так не думаете? — Нет. — Почему? — Ракушка. Узнай я о ней раньше, мы сумели бы принять меры предосторожности. И Джойс была бы сейчас жива. — Так вы считаете, ракушка была для вас чем-то вроде послания? — Столетиями мужчины из рода Сансоне шли в бой под знаменем с изображением такой раковины. Это была насмешка, вызов, брошенный фонду. Предупреждение о том, что будет дальше. — А что будет дальше? — Нас попросту уничтожат. Сансоне проговорил это тихо-тихо, как будто, произнеси он эти три слова громко, они тотчас же обратятся в разящий меч, готовый обрушиться ему на голову. Но страха в его голосе Маура не уловила — только смирение перед роковой неизбежностью. Она даже не нашлась, что ответить. Их беседа перешла в чуждое ей русло, и она не знала, как реагировать. Мир Сансоне походил на мрачную пустыню, населенную кошмарами, и, даже просто сидя рядом с ним в машине, она почувствовала, что ее собственный взгляд на мир изменился. Теперь кругом таились жуткие чудовища. «Даниэл, — подумала она, — ты мне так сейчас нужен. Мне так нужна твоя поддержка, твоя надежда и вера в светлый мир. Этот человек — живое воплощение тьмы, а ты — олицетворение света». — А знаете, как умер мой отец? — вдруг снова заговорил Сансоне. Маура посмотрела на него в полном недоумении. — Простите? — Поверьте, это имеет самое прямое отношение к делу. Да и вся история моего рода в этом смысле весьма показательна. Я пытался забыть о ней, сбежать. Тринадцать лет преподавал в Бостонском колледже, думал, смогу жить, как самый обыкновенный человек. Отца своего я считал порядочным чудаком, как и деда. А все те странные истории, на которых я вырос, казались мне забавными семейными байками. — Он взглянул на нее. — Я верил им не больше, чем вы сейчас моим словам. Иначе говоря, не верил ни на грош. «Его речи кажутся абсолютно разумными. Но это не так. Этого не может быть». — Я преподавал историю, так что легенды и мифы древних знал неплохо, — продолжал между тем Сансоне. — Вы ни за что не убедите меня, что когда-то на свете жили сатиры, русалки или крылатые кони. Так с чего же мне было верить тогда в отцовские россказни про «нефилим»? — И что же произошло? — О, я знал, что кое-какие из его рассказов — правда. Смерть Изабеллы, например. Как-то в Венеции мне удалось разыскать сведения о ее заключении и гибели — все это хранилось в церковных архивах. Ее и вправду сожгли заживо. И она действительно родила сына незадолго до того, как ее казнили. Так что, как выяснилось, далеко не все, о чем говорили в роду Сансоне, было сказками. — А то, что ваши предки охотились на демонов? — Отец в это верил. — А вы? — Я верю, есть враждебные силы, готовые уничтожить Фонд Мефисто. И они нашли нас. Как когда-то нашли моего отца. Маура молча смотрела на него, ожидая продолжения. — Восемь лет назад, — снова заговорил Сансоне, — он полетел в Неаполь. На встречу со старым другом, которого знал еще со студенческой скамьи, — они вместе учились в Нью-Хейвене. Оба вдовцы, оба страстно увлекались древней историей. Они собирались сходить в местный Национальный археологический музей и обменяться новостями. Отец мой радовался в предвкушении поездки. Я впервые услышал оживление в его голосе с тех пор, как умерла мама. Но, когда он прилетел в Неаполь, друга в аэропорту не оказалось. В гостинице тоже. Отец позвонил мне, сказал — стряслось что-то ужасное, и он на следующий день собирается обратно. По его голосу я понял, что он сильно встревожен, но по телефону больше ничего не сказал. Наверно, он думал, нас подслушивают. — Он что, на самом деле решил, что его телефон прослушивают? — Вот видите! И вы восприняли это так же, как я тогда. Что это-де очередные бредни чудака папочки, вообразившего, будто за ним снова гоняются гоблины. Последнее, что он мне сказал: «Они нашли меня, Энтони. Они знают, кто я такой». — Они? — Я сразу смекнул, что к чему. Та же бредятина, которую мне рассказывали с самого детства. Про зловещие силы в правительстве. Про всемирный заговор «нефилим», проталкивающих друг дружку на вершины власти. И про то, что если им удастся прибрать всю политическую власть, они поохотятся на славу, не страшась возмездия. Как это было в Косове. В Камбодже. В Руанде. Они расцветают во время войн, беспорядков, кровопролитий. Подпитываются от всего этого. Армагеддон для них — охотничий рай. Потому-то им не терпится, чтобы он скорей настал, — они с наслаждением предвкушают этот день и час. — Это напоминает параноидальный бред. — А еще — позволяет объяснить непостижимое: как люди умудряются причинять друг другу столько зла. — И ваш отец во все это верил? — И хотел, чтобы я тоже поверил. Но, чтобы убедить меня в этом, ему понадобилось умереть. — Что же с ним случилось? — Это походило на заурядный неудавшийся грабеж. Неаполь еще тот город — туристам там надо держать ухо востро. Отец шел по улице Партенопе, вдоль Неаполитанского залива, — там всегда полно туристов. Но, несмотря на многолюдье, все произошло так внезапно, что он даже не успел позвать на помощь. Попросту упал. Никто и не заметил, как все случилось. Но в результате мой отец истек кровью на улице. Лезвие вошло ему под самой грудиной, пронизало околосердечную сумку и правый желудочек. — Так умерла Ева Кассовиц, — тихо проговорила Маура. Жестокое и стопроцентно смертельное ранение. — Самым страшным для меня было то, — продолжал Сансоне, — что он умер, думая: я так ему и не поверил. Поговорив с ним по телефону в последний раз, я положил трубку и еще сказал одному из товарищей по работе: «Старику давно пора колоть торазин». — А теперь вы ему верите. — Даже через несколько дней прилетев в Неаполь, я все еще считал это происшествие случайным нападением. Незадачливый турист оказался не в том месте, не в то время. И вот в полицейском участке, где я ждал копию отчета о происшествии, ко мне подошел какой-то пожилой господин и не замедлил представиться. Его имя я слышал и раньше — отец упоминал. Но я и не знал, что Готтфрид Баум работает на Интерпол. — Откуда я знаю его имя? — Он был у меня в гостях в тот вечер, когда убили Еву Кассовиц. — Гость, который спешил в аэропорт? — Да, на ночной рейс. В Брюссель. — Он тоже состоит в Фонде Мефисто? Сансоне кивнул. — Это он заставил меня услышать. И поверить. Истории, которыми пичкал меня отец, бредовые теории насчет «нефилим» — все это мне снова повторил Баум. — Folie a deux, — заметила Маура. — Парная мания. — Мне бы очень хотелось, чтобы это была мания. И я бы с радостью отбросил ее так же, как это делаете вы. Но вы не видели и не слышали того, что довелось увидеть и услышать мне, Готтфриду и остальным. Мефисто борется за свое существование. Минуло четыреста лет — мы остались последние. — Сансоне замолчал. — И я последний из рода Изабеллы. — Последний охотник на демонов, — проговорила Маура. — Вижу, я не убедил вас ни на йоту, не так ли? — Я вот чего понять не могу. Убить человека не так уж трудно. И если они взяли вас на прицел, то почему до сих пор не убрали? Вы же не прячетесь. Достаточно всего лишь выстрелить вам в окно или подложить бомбу под машину. К чему эти дурацкие игры с ракушками? Зачем предупреждать, что они за вами наблюдают? — Не знаю. — Сами понимаете, это же нелогично. — Да. — И тем не менее считаете, что вокруг Фонда Мефисто вертятся убийцы? Сансоне вздохнул. — Я не стану вас ни в чем убеждать. Просто мне хочется, чтобы вы имели в виду — все, что я вам рассказал, может оказаться правдой. — Вы о всемирном братстве «нефилим»? И что, кроме Фонда Мефисто, больше никто не знает об их международном заговоре? — К нашему голосу начинают прислушиваться. — И как же вы собираетесь защищаться? Зарядите пистолет серебряными пулями? — Я собираюсь разыскать Лили Соул. Маура посмотрела на него с удивлением. — Ту самую девушку?