— Может быть. — Можешь получить подробный список всего, что было у нее в камере, и того, к чему у нее мог быть доступ? — Сомневаюсь, что тебе предоставят такую информацию, — качает головой Бентон. — Мне, скорее всего, тоже откажут — по вполне очевидным причинам. Учитывая то, в чем тебя обвинила Дона Кинкейд. — Зря ты не стукнула ее посильнее тем чертовым фонариком, — говорит Марино. — По крайней мере, в том, что произошло с ней теперь, меня точно обвинить нельзя, — отвечаю я. — А как насчет суши-ресторана? Узнали о нем что-нибудь еще? — Кей, кто бы мне что сказал? — терпеливо возражает Бентон. — Да, все будут секретничать, а ведь мне всего лишь хочется помешать убийце убить кого-нибудь еще. — Всем нам хочется одного и того же, — говорит он. — Но твоя связь с Доной Кинкейд, Кэтлин Лоулер и Джейми — не такая уж незначительная проблема, особенно когда речь заходит о том, чтобы поделиться информацией. Ты не можешь заниматься этими делами, Кей. Просто не можешь. — Я, разумеется, вовсе не собираюсь переносить какой-нибудь нейротоксин, вроде ботулотоксина, с одежды или ботинок, но мне надо как-то от них избавиться. К сожалению, ни в одном номере нет стиральной машины с сушилкой, тут уж ничего не поделаешь. Попробуй найти мешки для мусора, которые я купила, — прошу я Бентона. — В один как раз и брошу рубашку и брюки. Отправлю в стирку, а еще лучше просто выброшу. Заодно можно выбросить ботинки и еще что-нибудь, не знаю. Найди, пожалуйста, мой халат. — Я, пожалуй, пойду. — Марино прихватывает две банки безалкогольного пива и направляется через гостиную в свою комнату. Нахожу в сумке влажные салфетки. Протираю лицо, шею, руки, как уже делала в этот день не раз. Бентон находит мой халат и разворачивает мешок для мусора. Я снимаю форму, которую носила с раннего утра: черные брюки карго и черную рубашку, которые Марино приготовил несколько недель назад, когда план еще только вырисовывался и все было не так, как он себе представлял. Джейми всех нас обвела вокруг пальца. Всего размаха ее обмана я не знаю, как не знаю ее мотивации, и, в конце концов, мне совершенно неведомо, какую цель она преследовала. То, что она делала, было неправильно, нечестно и во многом дурно, но смерти, да еще столь жестокой и мучительной, она не заслужила. На мини-кухне есть шкафчики с посудой и столовыми приборами, холодильник и микроволновка. Я устанавливаю газовую плиту и тостер, и мы начинаем раскладывать продукты. От Люси по-прежнему ни звука. Ее комната справа от гостиной, и дверь в нее закрыта. — Что я не успела, так это заехать в аптеку. — Я достаю кухонную посуду и снимаю ярлыки с купленных вещей. — Кое-какие лекарства нужно постоянно иметь под рукой, но после шести все было закрыто. Мне нужна была аптека, в которой продается домашнее медицинское оборудование и прочие вещи. Передам Марино список, может, утром съездит. — Похоже, ты обо всем позаботилась, — спокойно говорит Бентон, но от его спокойствия я еще больше расстраиваюсь, как будто оно предвещает бурю. Мешок Амбу [47] у меня, по-видимому, есть. Нехитрая штуковина, а ведь именно она порой может спасти человеку жизнь. Раньше всегда в машине лежала. Сейчас ее не видела, а почему, я и сама не знаю. Вообще, успокоенность — ужасная штука. — Люси, кстати, была у себя в комнате, сидела за компьютером, — говорит Бентон. Я не спрашивала о ней, и он знает почему. — Выходила на пробежку, а потом мы вместе заглянули в спортзал. Она сейчас, наверное, в душе или, по крайней мере, была там несколько минут назад. Я протираю новую разделочную доску и ополаскиваю две новые кастрюли. — Кей, тебе придется постараться, — говорит Бентон, ставя бутылки с водой в холодильник. — С этим надо справиться. — Справиться с чем? С ней? Или с тем, что случилось с Джейми? И как, по-твоему, мне с чем-то справиться, если никто не хочет, чтобы я совала свой нос в это дело? — Пожалуйста, не надо. — Он берет из ящика штопор. — Не начинай обороняться. — А я и не обороняюсь. — Я чищу луковицу и ополаскиваю водой зеленый перец. Бентон берет бутылку кьянти. — И даже не собираюсь. Всего лишь хочу проявить ответственность, делать то, что нужно, и не рисковать. — Режу лук. — Делать то, что могу. Признаю, это я всех вас втянула в это дело и теперь не знаю, как за это попросить прощения. — Ни во что ты нас не втягивала. — Но вы же здесь, ведь так? В номере отеля, в Саванне, штат Джорджия. За тысячу миль от дома. Мы даже воды выпить боимся. Бентон откупоривает вино, и нас, похоже, ждет повторение нашего последнего вечера в Кембридже, перед тем как я, вопреки его желанию, улетела в Саванну. Мы в кухне, занимаемся стряпней, режем овощи, кипятим воду, пьем вино и горячо спорим, забывая о еде. — Я не разговаривала с Люси весь день — сам знаешь, где была и что делала, — продолжаю я, и он молча наблюдает за мной, ожидая, когда я выскажусь. — Думала, что лучше всего поговорить с ней лично. Не по телефону, потому что в фургоне у Марино слишком шумно. Бентон подает стакан вина, но потягивать по глоточку и смаковать как-то не хочется. Нет настроения. Хочется просто выпить залпом. Весь бокал целиком. Один глоток, и я тут же чувствую эффект спиртного. — Не представляю, что с ней делать. — К глазам подкатываются слезы, и я уже готова расплакаться, потому что устала и едва держусь на ногах. — Даже не знаю, что она обо мне подумает. Насколько она вообще в курсе того, что произошло? Ей сказали, что у Джейми уже заплетался язык, что глаза закрывались, когда я сидела с ней прошлой ночью, и что я все равно ее оставила? Что я злилась на нее, была раздражена, а потому постаралась побыстрее уйти? Я наливаю в кастрюлю бутилированную воду, но Бентон меня останавливает. Забирает бутылку. Отставляет ее и несет кастрюлю к раковине. — Довольно, — говорит он. — Я все же сомневаюсь, что вода в кране отравлена. Ведь если это так, тогда нас бы уже ничто не спасло, верно? — Он наполняет водой кастрюлю, ставит на плиту и включает горелку. — Ты отдаешь себе отчет в том, что твоя бдительность чрезмерна? Понимаешь, что с тобой сейчас творится? Думаю, это вполне очевидно. — Я могла бы повести себя по-другому. Сделать лучше и больше. — Твой недостаток в том, что вот так ты воспринимаешь все, абсолютно все, и сама знаешь почему. Не хочу углубляться в прошлое, в твое детство и в конкретные события, которые на тебя повлияли. Сейчас это выглядело бы упрощением, и я знаю, что тебе надоело слушать, когда я все это говорю. Я кидаю щепотку соли в кастрюлю на плите и открываю банки с томатами. — Ты заботилась об умиравшем отце и, как ни старалась, не смогла его спасти. Так продолжалось большую часть твоего детства, — говорит Бентон, повторяя то, что я уже от него слышала не раз. — Дети принимают вещи близко к сердцу, совсем не так, как взрослые. У них это все откладывается. Когда случается беда и ты не можешь ее предотвратить, ты винишь себя. Я подмешиваю в соус свежий базилик и орегано, но руки слушаются плохо. Горечь прокатывается через меня волнами, и я все больше разочаровываюсь в себе. Я знаю, что могла бы сделать все по-другому, лучше. Что бы ни говорил Бентон, я была невнимательна. Ладно, к черту мое детство. Я не могу на него возложить ответственность за свою беспечность. Этому нет никакого оправдания. — Мне следовало позвонить Люси, — говорю я Бентону. — И если я это не сделала, то только потому, что не хотела проблем. Просто ушла в сторону, как только увидела вас вдвоем в доме Джейми. — Это вполне объяснимо. — Но это неправильно. Пойду к ней и поговорю, если только она не откажется со мной разговаривать. А откажется — винить не стану. — А она тебя не винит, — говорит Бентон. — Со мной ей отнюдь не сладко, но тебя она ни в чем не винит. Я разговаривал с ней на эту тему, теперь твоя очередь. — Я сама виновата. — Ладно, прекрати! — Я так разозлилась, Бентон. Просто вылетела оттуда. — Тебе действительно надо остановиться, Кей. — Я почти возненавидела ее за то, что она сделала с Люси. — Твои чувства к Джейми вполне оправданны, учитывая, как она обошлась с тобой, — набравшись терпения, говорит он. — С Люси она поступила скверно, но ты не знаешь остального. — Остальное — это то, что мы нашли сегодня в ее квартире. Она мертва. — Остальное начинается в Чайнатауне. Причем это случилось не два месяца назад, как Джейми внушила тебе, как она внушила Марино, когда тот помчался к ней. Это началось еще в марте. Другими словами, вскоре после того, как Дона Кинкейд пыталась тебя убить. — Чайнатаун? — Понятия не имею, о чем он говорит. — Она заманила тебя сюда, в Саванну, чтобы заручиться твоей помощью. Она манипулировала ФБР. И она чертовски уверенно манипулировала Марино, — продолжает Бентон. — «Форлини». Знаю, ты помнишь это место, пару раз ты бывала там с Джейми. Популярная забегаловка, куда заглядывают адвокаты, судьи, полицейские нью-йоркского управления и ФБР. «Форлини» — итальянский ресторан, кабинки которого названы именами боссов полиции и пожарной службы, а также политиков, которые, по утверждению Джейми, и прогнали ее с работы. — Я, понятно, не в курсе всех подробностей, которые она, возможно, сообщила тебе вчера вечером, — говорит Бентон, — но того, что ты передала мне позже по телефону, оказалось достаточно, чтобы прояснить некоторые вопросы, изучить кое-что и узнать имена двух агентов, которые, предположительно, приезжали к ней и интересовались тобой. Они оба из нью-йоркского отделения, и ни один из них никогда не приходил к Джейми домой. Как-то вечером в начале марта она беседовала с ними в «Форлини» и взбаламутила воду, в чем она большой мастер. — Взбаламутила воду информацией обо мне? Ты к этому клонишь? — Я мешаю пасту. — Подставить меня, чтобы потом показать, как сильно мне нужна ее помощь? — Думаю, теперь ты более реально представляешь себе картину. — Выражение лица у Бентона суровое, но и печальное. Я вижу его разочарование в опущенных плечах и тенях на лице. Ему очень нравилась Джейми, и я догадываюсь, что он думает о ней сейчас. — Довольно мерзко, — отвечаю я, — нашептывать фэбээровцам, что, мол, Доне Кинкейд было от чего защищаться. Что я психологически неустойчива и потенциально опасна и что мной руководила ревность. Одному только Богу известно, что она там наговорила. Но зачем? Для чего? — Отчаяние, неудовлетворенность. Убеждение, что все ополчились против нее, все ей завидуют, стараются ее отодвинуть. На самом деле завидовала и оттирала других именно она. Мы можем анализировать ее поведение сколь угодно долго, но так и не поймем до конца. Но поступила Джейми дурно, непростительно — подставила тебя, подвергла опасности, заставила ради нее таскать каштаны из огня. И ты не единственная, с кем она обошлась подобным образом. Я поговорил с парой агентов, которые часто с ней общались, и много чего узнал. — Но кто мог ее убить? Кто мог это сделать? Что знает ФБР? — Скажу прямо, Кей. Мы ни черта не знаем. Я давлю еще один зубчик чеснока и подливаю в соус оливковое масло, ищу контейнер с тертым «пармиджано реджано». Сыр в холодильнике — стоит на полке, куда его поставил Марино. Все продукты и приправы не на своем месте, и я чувствую, что начинаю ходить кругами и уже не в состоянии логично мыслить. — Поможешь накрыть стол? — предлагаю я Бентону, и тут дверь справа от обеденной зоны открывается и я замираю. Некоторое время мы все стоим молча. Волосы у Люси еще мокрые и зачесаны назад. Она вышла босиком, на ней серая фэбээровская футболка, которую она носит с тех пор, как поступила в академию. Я хочу сказать ей что-то, но не могу. — Тебе нужно кое-что увидеть. И заодно услышать, — говорит она мне как ни в чем не бывало, но я замечаю припухлость вокруг ее глаз и складки у рта. Я всегда узнаю, когда Люси плакала. — Я подключилась к камере слежения, — говорит она, и я тут же обращаю взгляд на Бентона. Лицо его не выражает ровным счетом ничего, но я знаю, какого он мнения о ее поступке. Бентон не хочет ничего об этом знать, а потому поворачивается к нам спиной и начинает размешивать томатный соус. — Я сам закончу, — говорит он. — Вроде бы еще помню, как готовить пасту. Позову, когда все будет готово. А вы пока поговорите. — Марино дал тебе пароль? — спрашиваю я у Люси, входя вслед за ней в комнату. — Ему об этом знать не нужно, — отвечает она. 30