16 У Колина Денгейта седеющие рыжеватые волосы, которые он стрижет под машинку, и короткие усы, напоминающие пятна ржавчины над верхней губой. Литой как пуля, поджарый, он, как большинство знакомых мне медэкспертов, отличается особенным чувством юмора, зачастую граничащим с глупостью. Следуя за ним в глубь здания, я прохожу мимо скелета, наряженного для Марди-Гра, над которым свисают кости, пауки, летучие мыши и вампиры, трясущиеся и лениво покачивающиеся в струях прохладного воздуха, нагнетаемого вентиляторами. Жена Колина напоминает о себе рингтоном со зловещей музыкой и ведьмовским хихиканьем. Она не может найти ключ от велосипедного замка, и Колин советует воспользоваться болторезом. Жутковатая пульсация стартрековского трикордера настигает нас по пути в холл — следователь БРД по имени Сэмми Чанг сообщает, что работает на месте ДТП со смертельным исходом и что тело уже отправлено в лабораторию. — А какой у меня? — спрашиваю я Марино. — Ты же не звонишь. Но… дай подумать. Может быть, что-то из «Грейтфул Дэд».[23]«Никогда не доверяй женщине» подошла бы, пожалуй. Был у них на концерте пару раз. Теперь такую музыку уже не играют. Марино я оставила пить кофе и флиртовать с токсикологом по имени Сьюз — на бицепсах у нее татуировка с изображением ухмыляющегося крылатого черепа. Колин хочет поговорить со мной наедине. Пока он вполне доброжелателен, хотя причина, приведшая меня к нему, не располагает к радушному приему. — Кофе, витаминизированную воду? — Мы входим в его угловой кабинет с видом на задний подъезд, куда только что подкатил большой грузовик. — В такую погоду хороша кокосовая вода. Возмещает калий. Держу запас в личном холодильнике. Есть еще бутилированная вода с электролитами, тоже помогает в жару. Ну так что? Южный акцент у него все же не такой протяжный, как у большинства местных. Колин говорит быстро, с напором. Я прикладываюсь к теплой бутылке, которую взяла в переносном холодильнике Марино. Может, это только воображение, но я снова чувствую запах дохлой рыбы. — Я уже и забыла, какая погода бывает летом во Флориде или Чарльстоне. А у Марино в машине еще и кондиционера нет. — Уж и не знаю, зачем ты так оделась, разве что на гипертермию напрашиваешься. — Он оглядывает мой черный ансамбль. — Я обычно предпочитаю халат и брюки. — Именно они на нем и сейчас, хлопчатобумажные, цвета мятного ликера. — В них удобно и не жарко. Я в такое время года ничего черного вообще не ношу, разве что когда нахожусь в плохом настроении. — Долго объяснять, сомневаюсь, что у тебя времени хватит. Вообще-то от стакана холодной воды не откажусь. — Удивлена, что в машине не оказалось кондиционера? — Колин открывает маленький холодильник за эргономичным креслом, достает пару бутылок и протягивает мне одну из них. — В этой части света он не у каждого есть. В моем «лендровере», например, его тоже нет. Модель 1983 года. Я его полностью отреставрировал уже после нашей последней встречи. — Он садится за стол, свободного места на котором больше не осталось. В кабинете полным-полно сувениров. — Новый алюминиевый пол, новые сиденья, новая коробка передач «гатор» и ветровое стекло. Снял раму, покрасил в черный. В общем, всего и не перечислишь, но вот с кондиционером возиться не стал. Еду на нем и как будто снова чувствую себя тем молодцом, только что из медшколы. Окна открыты, а ты потеешь. — Чтобы никто не захотел подсаживаться. — Дополнительное преимущество. Я придвигаю стул поближе. Нас разделяет большой письменный стол из клена, на котором разместились стеклянные контейнеры с патронными гильзами, потемневшие, похожие на ракеты крупнокалиберные гильзы, пепельница «сикрет сервис» с коническими пулями Минье,[24] пуговицы с формы конфедератов, крошечные игрушечные динозавры и космолеты, кости животных, которые, как я подозреваю, посетители принимают за человеческие, а также модель подлодки «Х. Л. Ханли», исчезнувшей во внешней бухте Чарльстона во время Гражданской войны и обнаруженной и поднятой на поверхность лет десять назад. Каталогизировать все эти любопытные вещицы, теснящиеся здесь повсюду, и прокомментировать каждую из них я бы не смогла, но не сомневаюсь, что за каждой из них стоит какая-то история. Некоторые из них, вполне возможно, были просто игрушками для детей Колина. — Вон та штука — благодарность от ЦРУ. — Заметив, что я оглядываюсь, он указывает на симпатичную застекленную витрину с золотой медалью ведомства. В сопровождающем ее сертификате говорится о «значительном вкладе» награжденного, но ни его имя, ни дата события не указаны. — Дали лет пять назад, — объясняет доктор Денгейт. — Тогда в одном из здешних болот разбился самолет и меня привлекли к расследованию. Летели какие-то ребята из разведки, хотя я, конечно, ничего не знал, пока туда вдруг не примчались из ЦРУ и несколько армейских медэкспертов. Дело было как-то связано с базой атомных подводных лодок в Кингс-Бэй, и это все, что я могу сказать, а если ты что-то знаешь, то наверняка тоже говорить не станешь. В любом случае дело было значительное, шпионы и все такое, а потом, через какое-то время, меня вызвали в Лэнгли на церемонию награждения. Должен сказать, это что-то. Кто есть кто, непонятно. Кому и за что дают награды — тоже. Я так и не понял, чем заслужил эту медаль, потому что и не делал ничего такого, а только старался не путаться под ногами и держать рот на замке. Он внимательно смотрит на меня зеленовато-карими глазами. Я пью холодную воду. — Не знаю, Кей, почему ты занялась делом Джорданов. — Колин переходит наконец к тому, из-за чего я и приехала. — Буквально на днях мне позвонила твоя подруга Бергер и сообщила, что ты приезжаешь пересматривать те дела. Моя первая мысль, — он выдвигает ящик стола, — почему ты сама не позвонила. — Он предлагает мне коробочку с леденцами для смягчения горла. — С экстрактом ржавого вяза. Не пробовала? Беру таблетку и кладу в рот — рот и горло и впрямь пересохли. — После горячего хлеба лучшее средство, если надо выступать в суде или на телевидении. Пользуется популярностью у профессиональных певцов, так я о нем и узнал. — Он забирает у меня коробочку и тоже отправляет в рот леденец. — Не позвонила, потому что сама до вчерашнего вечера не знала, что мне предстоит с тобой встретиться. — Перекатываю во рту таблетку — немного шероховатая, с приятным кленовым вкусом. Колин хмурится, как будто то, что я сказала, представляется ему невозможным, потом, не сводя с меня глаз, отклоняется на спинку, и стул под ним поскрипывает. Под щекой у него комочек, леденец. — Я приехала в Саванну для свидания с заключенной женской тюрьмы, Кэтлин Лоулер, — начинаю объяснять я. Колин кивает. — Бергер так и сказала. Что ты приезжаешь поговорить с какой-то заключенной. Тем более странно. Могла бы позвонить, поздороваться, может, посидели бы. — Джейми сказала тебе, что я приезжаю, — повторяю я. Интересно, что еще она сказала ему и другим и насколько все это было подогнано под ее цели. — Извини, что не позвонила и не предложила встретиться, но я и не думала, что задержусь здесь. — Она и раньше сюда звонила, — говорит Колин, имея в виду Джейми. — У нас здесь уже все знают, кто она такая. — Леденец перекатывается от одной щеки к другой, как какой-нибудь зверек. — Хорош, да? У него еще и успокаивающий эффект. Я много других пробовал, но по-настоящему работают только эти. Действительно смягчают слизистую. Ни глютена, ни натрия. Консервантов тоже нет, и, что важно, нет ментола. Есть ошибочное мнение, что ментол — панацея для горла, но на самом деле его единственный эффект состоит во временном снятии напряжения голосовых связок. — Колин посасывает леденец и смотрит в потолок с видом сомелье, смакующего некий сложный букет дорогого вина. — Даже начал петь в парикмахерском квартете,[25] — добавляет он, как будто это все объясняет. — Если коротко, мне нужно было приехать в Саванну ненадолго по другой причине, а вчера вечером я узнала, что на сегодня есть договоренность о встрече с тобой здесь. Надо понимать, ты сотрудничаешь с Джейми не так, как ей хотелось бы. Я сказала ей, что ты немного упрям, но не мужлан. — Вообще-то мужлан. Но теперь понятно, почему ты не позвонила сама. Признаться, полегчало, а то я уже немного обиделся. Может, оно и глупо, но так и есть. Чего никак не ожидал, так ее звонка, а не твоего. Не будем касаться личного, но, думаю, я понимаю, что тут происходит, даже лучше, чем ты себе это представляешь. Джейми Бергер склонна представлять все в несколько драматическом свете, и я лучше впишусь в ее сценарий в роли нетерпимого к чужому мнению грубияна, который вставляет палки ей в колеса, потому что вознамерился отправить Лолу Даггет на встречу с иглой. Ну, знаешь, в духе «убейте их всех, а Бог потом рассудит». К югу от линии Мэйсона — Диксона [26] все так и думают. И к западу от нее тоже. — Джейми говорит, ты даже не вышел поздороваться, когда она была здесь. Мол, ты ее игнорировал. — Здороваться с ней я точно не выходил, потому что разговаривал по телефону с одной несчастной, не желавшей верить, что ее муж покончил с собой. — Колин щурится и продолжает уже громче, сердитее. — Что его ружье выстрелило вовсе не случайно, пока он пил пиво и чинил крабовые сетки. А если он обнял ее, пребывал в тот вечер в непривычно хорошем настроении и даже сказал, что любит ее, то это вовсе не значит, что он не думал о самоубийстве. И если я написал о самоубийстве в отчете о вскрытии и свидетельстве о смерти, из-за чего она не получит деньги по его страховке, то это не значит, что я не жалею об этом. И вот пока я все это объясняю, появляется Бергер, разодетая так, словно она с Уолл-стрит. Появляется и вертится у порога, а та женщина на другом конце телефона плачет навзрыд, и, конечно, я не могу все бросить и бежать, предлагать кофе какой-то важной нью-йоркской законнице. — Вижу, теплых чувств ты к ней не питаешь, — невесело произношу я. — Я подготовил документы по делу Джорданов, в том числе фотографии с места убийства. Думаю, они тебе пригодятся. Посмотри, составь впечатление, а потом я с удовольствием обсужу с тобой все, что ты только пожелаешь. — Ты убежден, что все эти убийства совершила Лола Даггет, причем в одиночку. Я помню твою презентацию на конференции в Лос-Анджелесе — по-моему, ты твердо отстаивал эту версию. — Должен признаться, мне трудно поверить, что ДНК, предположительно из крови и частиц кожи под ногтями Бренды Джордан, не совпадает с ДНК Лолы Даггет. И что оно не совпадает с ДНК других членов семьи. Другими словами, в деле появился неизвестный профиль. — Предположительно, вот что важно держать в уме, — говорю я и добавляю: — Из новых данных по ДНК можно заключить, что нападавших или посторонних в доме было больше чем один человек. — Интерпретировать данные лабораторных отчетов или решать, что они означают, не мое дело. — Мне лишь интересно знать твое мнение. — Руки у Бренды Джордан были все в крови. Да, неизвестный профиль ДНК соответствовал образцам из-под ногтей Бренды, когда я проводил вскрытие, но что это значит, я не знаю. Может, это не имеет к делу прямого отношения. У нее под ногтями и собственная кровь была, и ДНК брата. — Брата? — Он лежал в кровати рядом с ней, и, скорее всего, его кровь забрызгала Бренду, когда нападавший, убив сначала Джоша, атаковал ее. Или, может быть, убийца ударил сначала Бренду и, решив, что она мертва, принялся за Джоша, а Бренда попыталась убежать. Я не знаю в точности, как все происходило, и, наверное, никогда не узнаю. Повторяю, не мое дело интерпретировать лабораторные отчеты и решать, что они означают. — Но ведь присутствие на месте преступления носителя неизвестного ДНК должно было бы подтолкнуть полицию к выводу о том, что убийца мог быть не один. — Надо начать с того, что место преступления не охранялось должным образом и в результате в дом попало больше людей, чем следовало бы. — И эти люди, которым не следовало там находиться, дотрагивались до тел? — Нет, упаси бог. Копы свое дело знают и приблизиться к телам никому бы не позволили — в противном случае им крепко бы от меня досталось. Скажем так, в то время никто не допускал возможности причастности к убийствам кого-то помимо Лолы Даггет. — Почему? — Она ведь находилась в приюте. Там должна была научиться владеть собой, управлять вспышками гнева и разобраться со своими проблемами с наркотиками. Через несколько часов после убийства ее видят стирающей одежду, испачканную кровью Джорданов. К тому же она местная. Помню, в то время в городе поговаривали о том, что Лола, может быть, прочитала или услышала о докторе Джордане в новостях и решила, что у него куча денег, что он успешный врач из почтенной семьи, разбогатевшей в свое время на хлопке. К тому же он жил совсем рядом. Она вполне могла собрать нужную информацию и узнать, к примеру, что семья не включает на ночь сигнализацию. — Из-за того, что были ложные срабатывания. — Дети. Все из-за детей. Они плохо ладят с сигнализацией. — Это всего лишь догадка, — напоминаю я. — Как и вывод о том, что мотивом была не кража. — Подтверждений тому нет, но кто знает? Убита вся семья. Если что-то и пропало, кто же заметит? — Дом был разграблен? — Нет. Но опять-таки, поскольку все мертвы, никто ведь не скажет, как там было раньше, передвигали что-то или нет? — Итак, результаты по ДНК тебя тогда не обеспокоили. Не думай, я ничего такого сказать не хочу, но мне они не дают покоя. — Я ничего и не думаю. Делаю свою работу, и все. Решения принимают другие. Ты не хуже меня знаешь, как трудно бывает определить, от какого образца получен результат. Откуда взято неизвестное ДНК? Из крови? Из клеток кожи? Откуда-то еще? Когда его оставили? Может быть, оно из источника, не имеющего никакого отношения к делу. Например, в доме незадолго до случившегося побывал гость. Может быть, в тот день Бренда контактировала с кем-то? Ты же сама знаешь, что у нас на этот счет говорят. Не кладите дело в карман лабораторного халата. Сама по себе ДНК ничего не значит, если мы не знаем точно, откуда и когда получен образец. Я бы вообще сказал, что чем больше усложняется тестирование, тем меньшее значение ему стоит придавать. Тот факт, что в комнате кто-то подышал, вовсе не означает, что этот кто-то и есть убийца. Ну вот, завелся, а ведь ты приехала сюда не для того, чтобы выслушивать мои философствования в духе какого-нибудь луддита.[27] — Но ведь ни на месте преступления, ни на телах убитых ДНК Лолы Даггет не обнаружена. — Верно. И не мне решать, кто виновен, а кто нет. Это вообще не мое дело. Я доложил о своих результатах, а остальное пусть решают судья и присяжные. Почему бы тебе самой не посмотреть то, что я тебе приготовил, а потом поговорим. — Я так понимаю, Джейми обсуждала с тобой Барри Лу Риверс. Раз уж я здесь, можно заодно и ее дело посмотреть? — Копии есть у Джейми Бергер. Запрос на них пришел, ну, не знаю, по меньшей мере пару месяцев назад. — Когда есть возможность, я всегда предпочитаю оригиналы. Если, конечно, тебя это не слишком напряжет. — Оригинал не бумажный. БРД, как ты, наверное, знаешь, перешло на безбумажный оборот. Могу распорядиться, чтобы распечатали, или, если хочешь, посмотри на экране компьютера. — Электронный вариант меня вполне устроит. Мне все равно — сделай, как тебе удобнее. — Странное дело, так я тебе скажу. Но не увлекай меня на дорогу жестокого и необычного. Я знаю, что Бергер и им тоже занимается, что для нее это вроде такого милого пазла, который она складывает. Да какого там милого, что я говорю! Жуткого и отвратительного. Она как будто уже репетирует свое выступление на пресс-конференции, обдумывает, как поразит воображение слушателей рассказами об осужденных, которых до смерти пытают в Джорджии. — Случай и впрямь необычный. Не каждый день ожидающий казни вдруг умирает едва ли не на пороге камеры смерти, — напоминаю я. — Тем более что человек этот находится под постоянным наблюдением. — Скажем честно, Кей, вряд ли наблюдение было таким уж постоянным, — говорит Колин. — Насколько я понимаю, плохо ей стало после приема пищи. Поначалу, может быть, погрешили на несварение, хотя все симптомы ясно указывали на сердечный приступ. Когда же охранники забеспокоились всерьез и обратились за медицинской помощью, было уже слишком поздно. — Когда это случилось, ее должны были вести в камеру смерти и готовить к казни. А раз так, то и медперсонал должен был находиться поблизости, в том числе и терапевт, в обязанности которого входит помогать при исполнении приговора. Уж кто-то — врач или кто-либо из тюремного персонала, обученный приемам реанимации, — наверняка находился на месте и мог оперативно отреагировать на происходящее. — Казус века. Тюремщик или даже сам палач реанимирует осужденную только лишь для того, чтобы тут же ее убить. — Колин поднимается из-за стола и протягивает мне коробочку с леденцами. — Возьми, я их покупаю оптом. — Надеюсь, ты не против, если и Марино посмотрит.