– Года три уже, – покивал Максим Николаевич. – А вот и он. И правда, Влад вышел из леса прямо напротив нашей машины, хитро избегая столкновения с остальными. Он даже успел дойти до «Ауди» и бросить рюкзак на заднее сиденье, прежде чем его заметил кто-то кроме нас с Максимом Николаевичем. – Никаких бесед, смотреть никому ничего не буду. Только родители пусть подойдут, скажу, что нужно сделать, – сказал Влад, прислонившись к машине возле меня и доставая сигареты и зажигалку. Кивнув, Максим Николаевич выставил руки, отгоняя всех желающих поговорить с Яблоневым. Конечно, теперь ему точно верили и как о шарлатане не думали. Фыркнув, я сжала ладонь темного, прижимаясь к его боку. К восьми, после разговора со Светланой и Дмитрием, мы наконец-то устроились на заднем сиденье, и Максим Николаевич занял место водителя. Влад поставил свою сумку на пол, и, едва машина тронулась, наши руки сплелись сами собой, а я потянула обессиленного практикующего к себе, заставляя полулечь на меня. – Останься сегодня со мной, – тихо попросил Влад, поглаживая мое запястье по нашей давней традиции и заглядывая мне в глаза снизу вверх. В их серости я прочитала то, что он не доверил речи: «Пожалуйста, я очень устал, ты мне нужна». Я открыла рот, чтобы сказать, что это невозможно по ряду причин, начиная от мамы и заканчивая отсутствием вещей для ночевки, но вместо всего этого получилось короткое и правдивое: – Останусь. О том, что он мог прочесть в моих глазах, лучше не думать. Глава 21 Встречи с мамой после внеплановой ночевки у Влада мне хотелось не больше, чем ведьмаку объяснять своей, что все-таки произошло на поисках Сережи. В отличие от него, я не могла себе позволить шутливо отмахнуться, толком ничего не сказав, и закрыть перед маминым носом дверь. С моей такое не пройдет, да и единственная дверь, которую я могла бы закрыть в нашей однушке, – дверь туалета. Убежище, прямо сказать, так себе. Квартира встретила дразнящим запахом запекающейся в духовке курицы в специях, закадровым смехом из ситкома по кабельному и насмешливым взглядом матери, появившейся в коридоре еще до того, как я успела разуться. – Надо же, кто пришел домой. – Привет, мам. – Я растянула губы в улыбке, встречаясь с тем особым, знакомым каждому выражением на лице родителя. Как правило, появляется оно после или во время фраз: «Мне звонили из школы», «Я видела историю твоего браузера», «Подойди-ка сюда, не пойму, чем от тебя пахнет» и т. д. Предостережение даже не думать врать и утверждение, что тебя видят насквозь, одновременно. Ненавижу это мерзкое давящее чувство беспомощности, когда все, что ты скажешь, может и будет использовано против тебя. – Как поживает Ирка, которая Влад? Это было ожидаемо. Из-за усталости и абсолютной неготовности врать, вчера по телефону я выдавила что-то настолько путаное и притянутое за уши, что удивительно, как она тут же не перезвонила и не велела немедленно идти домой. Наверное, не хотела позорить. – Да… Нормально, – брякнула я, сильно преуменьшая. Покидая утром дом ведьмака, я оставляла его выспавшимся (спасибо потрясающе мягкой кровати темного и почти двенадцатичасовому сну), довольным, сытым и в отличном настроении. Наша связь фамильяра и практикующего в очередной раз сработала безотказно, быстро восстановив его силы и утихомирив мое беспокойство. – Я правильно понимаю, что эту ночь ты провела в его доме, и это не первая ваша совместная ночевка? Серьезно, сколько еще мне уклоняться от темы? Лучше раз вытерпеть все, что причитается за вранье, а дальше будет ясно. Не посадит же она меня под домашний арест? – Да. – И вы… – Мама не придумала ничего лучше, как показать «секс» жестом. – Мам! Он просто мой хороший друг, которому требовалась поддержка! Не было ничего! – праведно возмутилась я, но какая-то лукавая искорка в ее глазах одновременно удивляла и настораживала. Похоже, я чего-то не учла… – Ну, что-то все-таки было, – хихикнула Ма, деликатно постучав пальчиком себе по шее. Думаю, я начала краснеть еще до того, как повернулась к зеркалу и смогла по достоинству оценить ее усмешку. Справа, у самого основания шеи, багровело то, что мама посчитала засосом, а по сути было следом от укуса. Вот же… Влад! – Это… – Я запнулась, совершенно не зная, что сказать. – Давай что-нибудь оригинальное, – подмигнула мама. – У Машки с работы дочь про собаку придумала. Немая пауза закончилась общим смехом. Отсмеявшись, я недоверчиво покачала головой: – Я думала, ты… вроде как… скажешь что-нибудь поучительно-строгое. – Тебе что, двенадцать? – фыркнула Ма. – То есть, если бы я сразу сказала, что остаюсь у Влада, ты бы разрешила? – Агата, – мама покачала головой. – Не нужно принимать меня за слепую дуру. Я вижу, что он тебе нравится, и прекрасно помню саму себя в твоем возрасте. Если вместе с Владом тебе хорошо, в чем я уверена, – ее взгляд красноречиво задержался на укусе, – то нечего устраивать прятки на пустом месте. Просто помни о мерах предосторожности, когда то, чего у вас не было, настанет. Мой руки, обедо-ужин через пять минут. Кстати, завтра советую надеть в институт водолазку, – усмехнулась Ма напоследок, прежде чем скрыться на кухне. – Сама бы я не догадалась, – пробурчала я ей в спину, отправляясь в ванную. Магия какая-то. Я ожидала лекции о безответственности и прочей консервативной волокиты о правилах приличия, а вместо этого получила зеленый свет. Честное слово, никто не умеет так удивлять, как самые близкие. На следующее утро, наступившее неприлично рано, я, зевая и проклиная слишком интересный детективный сериал, продержавший меня у ноутбука до трех утра, все же преодолела искушение в очередной раз прогулять философию. Правда, убедила меня вовсе не важность предмета (дисциплина не по специальности, да еще и поточная!) и не возможные проблемы с посещаемостью, а собственная лень. Я прекрасно знала, что если пропущу первую пару, то вторая, а за ней и третья, отправятся в ту же пропасть. Ирка ждала меня на скамейке неподалеку от входа в девятый корпус, прихлебывая кофе из пластикового стаканчика и вытянув ноги, затянутые в длинные лакированные сапоги на внушительном каблуке. Даже издалека было понятно, что, несмотря на столь ранний час, подруга пребывает в абсолютной гармонии с окружающим миром и так и лучится довольством. – Привет, – счастливо улыбнулась Ругалова, выкидывая стаканчик в урну. – Привет, – хмыкнула я, сосредотачиваясь, как учил Влад, и пытаясь разглядеть больше. Короткий проблеск, как сквозь жалюзи, показал мне залитый солнцем луг, по которому весело гарцевала коричневая кобылка. – Вижу, твои выходные прошли шикарно, – не удержалась я, когда, показав студенческие охраннику, мы направились прямиком к лестнице, чтобы начать утомительный подъем на шестой этаж. – Абсолютно! – кивнула Ирка, стаскивая шапку и расстегивая куртку. – Лешка отвез меня в конный клуб, ты не представляешь, как там здорово! Мы там весь день провели! Мне разрешили покормить лошадей и даже прокатиться на одной, я такого в жизни не испытывала! Какие же они классные! Глаза такие понимающие и добрые, у каждой свой характер, но я подружилась со всеми! Ты бы видела, как они заревновали, когда инструктор посадил меня на Летучку! – Летучка? – весело переспросила я. – Она та еще штучка. – Глаза у Ирки загорелись ярче, подруга перепрыгивала разом по три ступеньки, и, видя такой позитив, я сама начала просыпаться. – Потом мне разрешили ее почистить, и ты знаешь… вот когда ты видишь на улице собаку, ты понимаешь, чего она хочет? Нет у тебя чувства… – Контакта, – понятливо подсказала я, и вправду представляя, о чем говорит Ругалова. – Всегда. Как будто старого знакомого увидел, которого понимаешь с первого взгляда. – Вот-вот. – Мы завалились в аудиторию вместе с несколькими парнями-социологами и девчонками с журфака, знакомыми мне по физкультуре. – Наверх, – мигом указала Ирка на самые дальние от преподавательского стола парты. – По-моему, тебе тоже есть что рассказать. – Не здесь, – проворчала я, покорно поднимаясь следом за ней и кивая одногруппникам, организовавшим что-то вроде островка в центральном секторе. – Как славно, что у… – Ругалова, Вольская, вы типа против нас? – крикнула Запатова. – Мы типа больше всех спать хотим, – пояснила я, на самом деле не горя даже крохотной искоркой желания садиться близко к почетным членам КуКурятника. Опасалась стать той самой роковой лисой. – Так что там славно? – поинтересовалась я у Ирки, когда мы добрались до конечной цели и устроились со всеми удобствами, какие только могла предложить обшарпанная, изрисованная не одним поколением студентов парта, жесткая скамейка и наши куртки с сумками в качестве подушек и одеял. – То, что я взяла с собой ноут, – гордо высказала Ругалова, ставя свой небольшой ноутбук перед нами на парту. – Не можешь сказать – напиши! Все равно заняться нечем. – Что? А как же лекция? – наигранно возмутилась я, и мы прыснули. Через ряд от нас сели несколько смутно знакомых мне парней, повеяло жуткой смесью дезодоранта, пены для бритья и парой литров ядреного одеколона, который кто-то из них выплеснул на себя вместо душа, не иначе. – О боги, – сдавленно пробормотала Ирка, когда волна запаха дошла до нее. – Вряд ли, – саркастично вставила я, и мы снова захихикали, уткнувшись в кулаки. За минуту до звонка зашел седой усатый преподаватель философии, чьи имя и фамилию я никак не могла запомнить, и после звонка воцарилась тишина. Продолжалась она до тех пор, пока он не закончил перекличку, отмечая присутствующих по всем группам, и не назвал тему сегодняшней лекции и предстоящего семинара. Забив себе пятый вопрос, касающийся известных французских философов семнадцатого века, я, с чувством выполненного долга, открыла новый документ и принялась за красочный рассказ о нашем с Владом субботнем приключении в лесу. Чувствительный тычок локтем в бок отвлек, когда я уже подходила к финалу, и, непонимающе посмотрев на Ирку, я проследила за ее взглядом. На три ряда ниже, как раз впереди парней-вряд-ли-богов, сидела Ярослава Самойлова, быстро записывающая лекцию, и капюшон ее толстовки был полон бумажных шариков. Парень из троицы, сидевший ближе к проходу, приложил ко рту пластмассовую трубку от гелевой ручки, секунда, и следующий комок бумаги попал в капюшон Ярославы. Довольный своим достижением, он стукнулся кулаком с соседом, а третий что-то записал на тетрадном листе, мне не составило труда услышать «очко!». – Отлично придумали, – мрачно прокомментировала я вполголоса, доставая телефон и набирая эсэмэску Ярославе, чтобы не думала накидывать капюшон. Одновременно с этим моя рука отрыла на дне сумки огрызок от стёрки. – Сыграем в волейбол. – Может, не надо? – опасливо поежилась Ругалова. – Надо, Ира, надо. Короткий замах, и кусок стёрки угодил точно в затылок стрелявшему ранее. Вот тебе «глушение»! Вскинув руку к голове, парень ужом обернулся назад, непонимающе посмотрев на нас. Я собиралась швырнуть еще что-нибудь в его приятелей, когда справа пролетело что-то белое и ко лбу «стрелка» прилепился жеваный комок бумаги. Фу. Как оказалось, Ирка была не единственной, кто заметил идиотизм их компашки. На другом ряду, параллельно нам, сидели еще два парня. Ближайший ко мне, блондин, как раз убирал ото рта ручку без стержня. Заметив мой взгляд, он лукаво подмигнул, прежде чем вернуть внимание закипающему подстреленному. – Ты вообще тронулся, Хворост? – прошипел тот, наверняка подумав, что мой бросок тоже дело рук блондина. Вместо ответа парень кивнул ему посмотреть назад. Без какой-либо эмоции на лице Ярослава молча вытряхнула все из капюшона на парту «игрокам», и от ее пустых, ничего не выражающих глаз не по себе стало даже мне. Не представляю, каким нужно обладать спокойствием, чтобы вести себя настолько отстраненно. Словно это не из ее вещи только что сделали мусорную корзину для обслюнявленных бумажек! – Вы ошиблись зданием. Детский сад возле третьего корпуса, – замораживающе-холодно подсказала Самойлова, и Ирка рядом передернулась. Поразительно, но троица весельчаков не нашлись с ответом, пробурчав что-то вроде извинений и неуютно завозившись на местах. – Говорю же, у меня от нее мороз по коже, – пробормотала подруга. – Слышала, как она их приструнила?