— Кент, дорогой, я хочу, чтобы в следующие выходные ты приехал в Нью-Йорк. На вечер пятницы я пригласила несколько человек и хочу тебя им представить. О’Доннелл колебался всего одно мгновение, потом сказал: — Мне очень жаль, Дениз, но я не смогу приехать. — Но ты должен приехать. — В голосе Дениз прозвучала упрямая настойчивость. — Я уже разослала приглашения и не могу их отменить. — Боюсь, ты неправильно меня поняла. — Он принялся неуклюже подыскивать верные слова: — У нас случилась эпидемия, и я не смогу отлучиться до тех пор, пока она не закончится. Есть еще несколько неотложных дел, которыми мне необходимо заняться. — Но, дорогой, ты же обещал мне, что приедешь в Нью-Йорк по первому моему зову. — В тоне Дениз теперь улавливалось явное раздражение. Если бы Дениз была рядом! Тогда он смог бы все ей объяснить, и она бы его поняла. Но не обманывает ли он себя? — К сожалению, я не мог предвидеть всего, что произошло. — Но ты же главный хирург клиники, ты руководитель. Неужели нет людей, которым можно на пару дней поручить свои обязанности? — Дениз по-прежнему не желала ничего понимать. — Боюсь, что таких людей нет, — спокойно ответил он. На противоположном конце провода повисло молчание. Потом Дениз напомнила: — Я предупреждала тебя, Кент, что я страшная собственница. — Дениз, дорогая, прошу тебя… — начал было О’Доннелл, но осекся. — Это твой окончательный ответ? — Голос в трубке звучал любезно, почти ласково. — По необходимости да, — сказал он. — Прости… Я позвоню тебе, Дениз, сразу, как только смогу отлучиться отсюда. — Да, пожалуйста, сделай это, Кент. До свидания, — сказала она. — До свидания, — ответил О’Доннелл и в задумчивости положил трубку на рычаг. Время близилось к полудню. Шел второй день вспышки брюшного тифа. Как и предсказывал доктор Пирсон, основная масса кала на анализ начала поступать в лабораторию в течение предыдущего часа. Ряды картонных коробочек стояли на центральном столе лаборатории. На каждой коробочке значилось имя человека, сдавшего анализ, и сидевший за столом на деревянном стуле Пирсон снабжал каждую коробочку серийным номером и прикладывал к ней бланк для результатов анализа. Сидевшие позади Пирсона Коулмен и Александер готовили среды для посева культур. Расположившийся в противоположном конце лаборатории Баннистер работал над материалами, которые Макнил, ставший на время ответственным патологоанатомом, считал первоочередными. В лаборатории страшно воняло. За исключением Коулмена, все в помещении курили. Когда с очередных коробочек снимали крышки, Пирсон, борясь с запахом, выпускал огромные клубы сигарного дыма. Незадолго до этого Пирсон предложил сигару Коулмену, и молодой патологоанатом даже раскурил ее, но потом решил, что сигарный дым хуже каловой вони, и затушил сигару. Молоденький курьер, заклятый враг Баннистера, был наверху блаженства, доставляя в лабораторию пахучий материал. Каждую новую партию он сопровождал издевательской шуточкой. Придя в первый раз, он посмотрел на Баннистера и объявил: — Ребята нашли верное место, куда посылать эти коробочки. В следующий раз он сказал Коулмену: — Вот вам шесть ароматов на выбор, доктор. А теперь, поставив очередную партию перед Пирсоном, провозгласил: — Как вам эти сливки с сахаром, сэр? Пирсон, не подняв головы от стола, злобно фыркнул. Джон Александер делал свое дело методично, полностью сосредоточившись на работе. Движения его отличались плавностью и быстротой, так понравившейся Коулмену при их первой встрече. Александер брал коробочку с материалом и, пододвинув к себе чашку Петри, маркером копировал на чашку номер коробочки. Потом снимал с нее крышку, брал за деревянную рукоятку тонкую платиновую петлю и прокаливал ее в пламени горелки. Взяв петлей немного кала из образца, он погружал его в пробирку со стерильным физиологическим раствором. Снова прокалив петлю, он погружал ее в раствор и переносил материал на агар — питательную среду в чашке Петри, проводя штрих по поверхности агара. Александер надписал очередную пробирку и поставил ее в штатив. Взяв со стола чашку Петри с посевом, он понес ее в термостат. Там культура будет стоять до следующего утра, когда из нее, при необходимости, будут взяты субкультуры. Ускорить этот процесс было невозможно. Обернувшись, он увидел за спиной Дэвида Коулмена. Повинуясь неожиданному импульсу, Александер тихо, посмотрев на сидевшего за столом Пирсона, сказал: — Доктор, я хочу вам кое-что сказать. — Что именно? — Коулмен поставил свою чашку Петри в термостат и закрыл его дверцу. — Я… то есть мы… решили последовать вашему совету. Я собираюсь подавать документы на медицинский факультет. — Я рад, — искренне ответил Коулмен. — Уверен, что все будет хорошо. — Что будет хорошо? — спросил вдруг Пирсон, подняв голову от стола. Коулмен вернулся на свое рабочее место, открыл следующую коробочку и буднично сказал: — Джон сказал, что собирается поступать на медицинский факультет. Недавно я советовал ему это сделать. — О! — удивился Пирсон и метнул пристальный взгляд на Александера. — Как же вы будете учиться? — Моя жена может работать, это во-первых, доктор. Кроме того, я могу подрабатывать лаборантом, так делают многие студенты-медики. — Александер посмотрел на Коулмена и добавил: — Я и не воображаю, что это будет легко. Но мы думаем, что попробовать стоит. — Понятно. — Пирсон выдохнул клуб табачного дыма. Он хотел сказать что-то еще, но потом заколебался. И, только помолчав, спросил: — Как чувствует себя ваша жена? — У нее все будет в порядке. Спасибо, доктор, — негромко ответил Джон. На мгновение наступила тишина. Потом Пирсон медленно произнес: — Мне бы очень хотелось хоть что-нибудь вам сказать. Но не думаю, что от этих слов будет какой-то прок. Александер посмотрел старику в глаза: — Да, доктор Пирсон, от слов прока не будет. Вивьен, откинувшись на подушку, пыталась читать принесенный матерью роман. Но слова и их смысл ускользали от ее сознания. Она вздохнула и положила книгу на одеяло. Сейчас она всей душой жалела, что запретила Майку показываться ей на глаза. Может быть, послать за ним кого-нибудь? Она посмотрела на телефон. Если позвонить, то Майк прибежит через несколько минут. Вообще, как могла прийти ей в голову эта глупая идея — побыть несколько дней в разлуке, чтобы все обдумать? Они же любят друг друга, разве этого не достаточно? Позвонить? Рука ее задрожала. Она уже потянулась к трубке, но чувство целесообразности пересилило. Нет! Она будет ждать. Уже прошел второй день. Еще три дня пролетят быстро, а потом Майк вернется к ней — вернется навсегда. Майк, вырвавшись на полчаса, упал в глубокое кожаное кресло комнаты отдыха младшего врачебного персонала. Он делал именно то, что велела ему Вивьен: думал о том, каково это — жить с женщиной, у которой осталась только одна нога. Глава 23 Прошло четверо суток после выявления первого случая брюшного тифа в клинике Трех Графств. Днем в кабинете администратора собрались председатель совета директоров Ордэн Браун, главный хирург Кент О’Доннелл и хозяин кабинета. Браун и О’Доннелл с серьезными лицами слушали, как Гарри Томазелли говорит по телефону. — Да, — сказал администратор, — я все понимаю. — Последовала пауза, затем он продолжил: — Если это так необходимо, то мы согласимся с любыми предписаниями. Итак, в пять часов. До свидания. Он положил трубку. — Ну? — нетерпеливо спросил Ордэн Браун. — Городской департамент здравоохранения дает нам время до вечера, — ответил Томазелли. — Если к этому времени мы не выявим носителя инфекции, то департамент закроет нашу кухню. — Они понимают, что это значит? — закипая, спросил О’Доннелл и встал. — Они понимают, что это равносильно закрытию клиники? Разве вы не сказали им, что поставщики готовых блюд могут обеспечить едой всего лишь горстку пациентов? Не теряя хладнокровия, Томазелли ответил: — Да, я говорил, но это не произвело на них ни малейшего впечатления. Департамент здравоохранения опасается, что эпидемия может перекинуться и на город. — Есть какие-нибудь новости из отделения патологической анатомии? — Нет, — покачал головой О’Доннелл. — Они продолжают работу. Я был там полчаса назад.