— Так, значит, это ваш шестой ребенок? — Нет, восьмой. — Тощий человек прикурил самокрутку. — Иногда мне кажется, что это перебор. — Он резко спросил: — А вы хотите вашего? — Вы имеете в виду ребенка? — Нуда. — Конечно, — удивленно ответил Джон. — А мы после первого больше не хотели. Я считаю, что и одного-то много. — Почему же у вас их восемь? — непроизвольно спросил Александер. Высокий худой человек оказывал на него какое-то гипнотическое воздействие. — Это лучше спросить у моей жены — у нее уголь в трусах. Дай ей пару пива, потискай во время танца — и она тут же хочет, прямо на месте. Нет бы потерпеть до дома. — Мужчина выдохнул клуб дыма и вздохнул: — Сдается мне, что все наши дети зачаты в самых странных и неподходящих местах. Однажды мы были в универмаге и занялись этим в кладовке — среди швабр и тряпок. После этого родился наш четвертый. В универмаге, между прочим, мы ничего так и не купили. Джон едва не расхохотался, но потом вспомнил, зачем он здесь, и сразу погрустнел. — Надеюсь, у вас все будет в порядке, — сказал он вслух. — У нас с этим всегда все в порядке, — мрачно заметил мужчина, — в этом-то и беда. — Он вернулся на свое место и развернул газету. Оставшись один, Джон опять стал смотреть в окно. Прошел уже час и сорок пять минут, как он здесь. Наверное, ждать осталось уже не долго. Жаль, что он не увиделся с Элизабет до того, как ее увезли в родовой зал, но все случилось так быстро. Когда Баннистер сказал ему про Элизабет, он был на кухне по поручению доктора Пирсона — брал смывы с тарелок после посудомоечных машин, чтобы проверить, соответствуют ли эти машины гигиеническим стандартам. Он сразу же побежал в приемное отделение, но жену уже увезли в акушерское. Джон пришел сюда и стал ждать. Дверь открылась, и на пороге появился доктор Дорнбергер. По его лицу Джон попытался понять, хорошие или плохие новости его ждут. Но лицо врача было совершенно бесстрастным. — Это вы Джон Александер? — спросил Дорнбергер. — Да, сэр. — Он видел этого гинеколога несколько раз, но говорил с ним впервые. — С вашей женой все в порядке, — сказал врач, не тратя время на предисловие. Джон мгновенно испытал чувство невероятного облегчения. — А с ребенком? — спросил он. — У вас родился мальчик, — спокойно ответил доктор Дорнбергер. — Вы сами знаете — он родился раньше срока, и я должен сказать — он очень слаб. — Он будет жить? — Только задав этот вопрос, Джон понял, сколь много зависит от ответа. Дорнбергер достал из кармана трубку и принялся ее набивать. Покончив с этим, он неторопливо произнес: — Скажем, что шансы хуже, чем если бы он родился в срок. Джон подавленно кивнул. Дорнбергер не спеша убрал кисет и тем же ровным тоном, но с сочувствием объяснил: — Ребенок родился на тридцать второй неделе — на восемь недель раньше положенного срока. Он не готов к самостоятельной жизни. Никто не готов, если рождается так рано. — Да, я понимаю. — Джон едва сознавал, что он говорил. Все его мысли были об Элизабет и о ребенке, который так много для них значил. Доктор Дорнбергер достал спички и раскурил трубку. Затянувшись, он добавил: — При рождении ребенок весил тысячу шестьсот граммов. Для сравнения скажу, что в наше время ребенок считается недоношенным, если его вес при рождении меньше двух с половиной килограммов. — Понятно. — Ребенок, естественно, лежит в кувезе. Конечно же, мы делаем все, что в наших силах. Джон посмотрел гинекологу в глаза: — Значит, надежда есть? — Надежда есть всегда, сынок, — негромко ответил Дорнбергер. — Даже когда у нас нет ничего, надежда остается. Помолчав, Джон спросил: — Я могу сейчас увидеться с женой? — Да, — сказал Дорнбергер. — Я пойду с тобой на пост. Когда они выходили, Джон оглянулся. Высокий худой человек с любопытством смотрел ему вслед. Вивьен не вполне понимала, что происходит. Только что пришла постовая сестра и сказала, что сейчас Вивьен повезут на рентген. С помощью практикантки сестра переложила Вивьен на каталку и повезла по коридорам, по которым Вивьен не так давно ходила сама. Теперь же она ехала по коридорам как во сне; эта поездка прекрасно соответствовала нереальности того, что с ней в последнее время происходило. Она вдруг перестала испытывать страх перед тем, что с ней будет. Предстоящее неизбежно, и ничего уже нельзя изменить. Наверное, подумала она, это депрессия, крушение надежд и иллюзий. Ведь сегодня ей будет вынесен приговор, которого она так боялась. Приговор, который превратит ее в калеку, лишит свободы передвижения, одним махом отнимет у нее многое из того, что до сих пор было естественной частью ее жизни. От последней мысли безразличие прошло, и в душу снова начал вползать страх. Как ей хотелось, чтобы Майк был рядом с ней! У входа в рентгеновское отделение ждала Люси Грейнджер. — Мы решили сделать еще один рентгеновский снимок, Вивьен, — сказала она. — Это займет совсем немного времени. — Она повернулась к стоявшему рядом с ней мужчине в белом халате: — Это доктор Белл. — Привет, Вивьен. — Он улыбнулся ей, глядя сквозь толстые стекла очков в роговой оправе, а потом обратился к сестре: — Будьте добры историю болезни. Пока врач быстро листал историю, Вивьен повернула голову, чтобы увидеть, куда ее привезли. Они находились в маленькой приемной, в углу которой располагалась стеклянная кабинка сестринского поста. У противоположной стены сидели другие больные — двое мужчин на креслах-каталках, одетые в больничные пижамы, а также женщина и мужчина в уличной одежде. У мужчины рука была в гипсе. Эти двое пришли сюда или из отделения «Скорой помощи», или из поликлиники, подумала Вивьен. Мужчина в гипсе явно нервничал и чувствовал себя не в своей тарелке. Здоровой рукой он судорожно сжимал листок с отпечатанным текстом. Было такое впечатление, что это пропуск, который позволит ему покинуть это страшное место. Белл закончил читать историю болезни, вернул ее сестре, а потом обратился к Люси: — Мне звонил Джо Пирсон. Вы хотите сделать повторные снимки колена, чтобы увидеть, не появились ли там новые изменения? — Да, — кивнула Люси и тихо, чтобы не услышала Вивьен, добавила: — Это идея Джо: посмотреть, есть ли рост. — Замечательная идея. — Белл подошел к посту и написал назначение снимка. Потом он спросил у сидевшей на посту девушки: — Кто из рентгенлаборантов у нас свободен? Девушка заглянула в список: — Джейн и мистер Фербен. — Думаю, мы попросим Фербена сделать эти снимки. Найдите его, пожалуйста. Вернувшись к каталке, Белл объяснил Люси: — Фербен — один из наших лучших рентгенлаборантов, а нам ведь нужны очень хорошие снимки. — Затем он улыбнулся Вивьен: — Доктор Пирсон попросил меня лично заняться вашим случаем, и я, как видите, это делаю. А теперь прошу в кабинет. С помощью Белла сестра ввезла каталку в большой кабинет, большую часть которого занимал рентгеновский стол, стоявший под аппаратом, подвешенным к потолку с помощью вращающегося подвижного цилиндра. В примыкающей к кабинету комнатке, отгороженной толстым стеклом, Вивьен рассмотрела панель управления рентгеновским аппаратом. Следом за ними в кабинет стремительно вошел невысокий моложавый человек с короткой стрижкой. Движения его были быстрыми и очень точными, словно он стремился делать все скоро, но с минимальной тратой сил. Взглянув на Вивьен, он обернулся к рентгенологу: — Слушаю вас, доктор Белл. — Карл, я хочу, чтобы ты занялся этой больной. Кстати, ты знаком с доктором Грейнджер? — Он повернулся к Люси: — Это Карл Фербен. — Кажется, мы не знакомы. — Люси протянула руку рентгенлаборанту. — Здравствуйте, доктор. — А это наша пациентка, Вивьен Лоубартон, — пояснил доктор Белл и еще раз улыбнулся девушке. — Она практикантка, поэтому мы с ней так носимся, — шутливо добавил он. — Привет, Вивьен. — Приветствие Фербена было таким же стремительным, как и все его действия. Он перевел стол из вертикального положения в горизонтальное, бодро приговаривая: — Нашим избранным клиентам мы предлагаем на выбор «Виста-Вижн» или «Синема-Скоп». Образцы выдержаны в роскошных черных и серых тонах. — Он взглянул на назначение, которое положил перед ним доктор Белл: — Левое колено? Что-нибудь особенное, доктор? — Нам нужны качественные снимки в передней, задней, боковой и косой проекциях и обзорный снимок коленного сустава. — Белл подумал и добавил: — Пять или шесть снимков, и повторить на правом колене. — Формат четырнадцать на семнадцать, чтобы захватить передние отделы берцовых костей? Белл кивнул. — Это хорошая идея, — повернулся он к Люси. — Если это остеомиелит, то мы увидим реакцию надкостницы берцовых костей. — Отлично, доктор. Все будет готово минут через тридцать. — Это был вежливый намек на то, что Фербену не нужны свидетели, и рентгенолог не стал возражать. — Мы попьем кофе и вернемся. — Белл улыбнулся в сторону Вивьен: — Вы в хороших руках. С этими словами он вслед за Люси вышел из кабинета. — Великолепно, а теперь — за работу. Рентгенлаборант кивнул медсестре, и они вдвоем переместили Вивьен с каталки на стол. После относительно мягкой каталки эбонитовый стол показался ей жестким и негостеприимным. — Не очень удобно, да? — Фербен бережно подвинул Вивьен в нужное ему положение и уложил левое колено. Она сморщилась, но Фербен поспешил ее успокоить: — Вы привыкнете. Я сплю на этом столе во время ночных дежурств, когда мало больных. — Он сделал знак медсестре, и она ушла за стеклянную перегородку. Вивьен внимательно смотрела, как рентгенлаборант привычно готовится к серии снимков. Он быстрым движением достал со стеллажа кассету с пленкой и ловко вставил ее в прорезь под столом. Потом, нажимая кнопку на пульте, свисавшем с потолка на толстом электрическом шнуре, начал перемещать тяжелую рентгеновскую трубку в горизонтальном и вертикальном направлениях до тех пор, пока она не оказалась прямо над коленом. Стрелка указателя высоты расположения трубки остановилась на сорока дюймах.