— Твой суп остынет, — прервала Элизабет мысли Джона. — О чем это ты так глубоко задумался? — Да так, ни о чем, моя прелесть. — Так как Элизабет обладала сверхъестественной способностью выведывать его мысли, он решил выбросить свои размышления из головы и поговорить о другом. — Я давно хотел тебя спросить, — сказал он. — Как у тебя с весом? — Все в порядке, — бодро ответила Элизабет. — Доктор Дорнбергер говорит, что я должна много есть. Она покончила с супом и яростно атаковала жареную баранину. Александер поднял голову и увидел, что к их столу приближается доктор Коулмен — новый патологоанатом шел к столам, за которыми обычно обедали врачи. Повинуясь неясному импульсу, Джон Александер встал: — Доктор Коулмен! Дэвид Коулмен обернулся: — Да? — Доктор, мне бы хотелось познакомить вас с моей женой. — Когда Коулмен подошел, он добавил: — Элизабет, дорогая, это доктор Коулмен. — Здравствуйте, миссис Александер, — сказал Коулмен и остановился у стола, держа поднос с обедом. Джон Александер выдвинул стул: — Может быть, вы присоединитесь к нам, доктор? Мгновение Дэвид Коулмен колебался, но потом решил, что отказаться было бы невежливо. — Хорошо, — согласился он, поставил на стол поднос со спартанской едой — маленькой порцией фруктового салата и стаканом молока — и сел. С неловкой шутливостью Александер сказал: — Помнишь, дорогая, я говорил тебе, что доктор, как и мы, из Нью-Ричмонда? — Конечно, — ответила Элизабет и обратилась к Коулмену: — Добрый день, доктор Коулмен. Я очень хорошо вас помню. Вы ведь иногда заходили в магазин моего отца. — Верно, заходил. — Теперь он отчетливо вспомнил Элизабет, длинноногую услужливую веселую девчонку, которая носилась по допотопной лавке, умудряясь находить, казалось бы, безнадежно потерянные в невероятном беспорядке товары. Она почти не изменилась с тех пор. — Кажется, однажды я купил у вас бельевую веревку. — Кажется, я это помню, — радостно подтвердила Элизабет. — Как наша веревка? Коулмен задумался. — Теперь, когда вы о ней спросили, я вспомнил: она порвалась. Элизабет рассмеялась: — Если вы принесете ее обратно, мама ее заменит. После смерти отца она по-прежнему занимается лавкой. Беспорядка там стало еще больше. Юмор Элизабет был заразителен. Коулмен улыбнулся: — Если я правильно помню, у вас тогда были две косички. — Да, — с готовностью ответила она. — А на зубах — скобки, но я давно из них выросла. Коулмен поймал себя на мысли о том, что ему положительно нравится эта девушка. Он был рад ее видеть. Она позволила ему заглянуть в безоблачное детство, проведенное в чудесном краю — в Индиане, вспомнить летние месяцы, свободные от школы, поездки с отцом на его старом разбитом «шевроле». Откинувшись на спинку стула, он задумчиво произнес: — Я очень давно не был в Нью-Ричмонде. Отец умер, мать переехала на Западное побережье. Теперь там меня никто не ждет. — Он отвлекся от воспоминаний. — Скажите, — обратился он к Элизабет, — каково это, быть женой человека от медицины? Джон Александер ответил раньше, чем Элизабет: — Я не человек от медицины, я просто техник-лаборант. Только произнеся эти слова, он понял, почему их сказал. Причина в том, что произошло сегодня утром. Несколько минут назад, когда Коулмен сел за их стол, Джон хотел рассказать новому патологоанатому об инциденте в лаборатории, но теперь решил этого не делать. У него и так случилась масса неприятностей из-за откровенных разговоров с доктором Коулменом, и он решил не искушать судьбу. — Вы слишком низко цените профессию технолога-лаборанта, — сказал Коулмен, — она очень важна. — Он очень высоко ценит свою профессию, — сказала Элизабет. — Но иногда он признается, что хотел бы стать врачом. Коулмен повернулся к Александеру: — Правда? Александер пожалел, что Элизабет его выдала, и неохотно ответил: — Когда-то у меня была такая идея. Коулмен подцепил вилкой немного фруктового салата. — Почему же вы не поступили на медицинский факультет? — Причина самая банальная — нехватка денег. У меня их не было, поэтому надо было начать их зарабатывать. Коулмен проглотил салат и сказал: — Тем не менее вы могли это сделать. Сколько вам лет? За мужа ответила Элизабет: — Через два месяца Джону будет двадцать три. — Какой он глубокий старик! — Все рассмеялись, и Коулмен добавил: — У вас еще есть время. — Я знаю, — сказал Александер медленно, словно понимая, что все его аргументы звучат неубедительно. — Беда в том, что моя учеба будет означать большие финансовые трудности для нашей семьи, когда мы только встаем на ноги. Кроме того, ребенок… — Он не закончил фразу. Коулмен взял со стола стакан молока, сделал большой глоток и сказал: — На медицинском факультете много студентов, имеющих детей и финансовые проблемы. — Я говорю ему то же самое! — порывисто воскликнула Элизабет и подалась вперед. — Я очень рада, что не одна так думаю. Коулмен вытер губы салфеткой, положил ее на стол и посмотрел в лицо Александеру. Кажется, его первое впечатление от встречи с этим молодым лаборантом оказалось верным. Парень интеллигентный и добросовестный; кроме того, он интересуется своей работой. Это было ясно с первого взгляда. — Знаете, что я думаю, Джон? — сказал Коулмен. — Я думаю, что если вы действительно хотите быть врачом, но не поступите на медицинский факультет, хотя имеете такую возможность, то потом будете жалеть об этом всю жизнь. Александер опустил глаза, машинально вертя в руках нож и вилку. — Ведь правда же, что у нас не хватает патологоанатомов? — спросила Элизабет. — О да! — с жаром подтвердил Коулмен. — В патологической анатомии специалистов не хватает больше, чем в какой-либо другой отрасли медицины. — Почему? — Патологоанатомы нужны, чтобы двигать медицину вперед, а кроме того, заполнять бреши. — Как это заполнять бреши? — живо среагировала Элизабет. Коулмен вдруг подумал, что с этими молодыми людьми он чувствует себя свободно и непринужденно. Эти двое были как глоток свежего воздуха. Они казались ему невероятно молодыми, тем более в сравнении с доктором Пирсоном. Он уже был готов высказать вслух идеи, которые обычно держал при себе. На вопрос Элизабет он ответил: — Медицина — это, если допустимо такое сравнение, война. И, как на войне, медики иногда совершают удивительные прорывы. Когда это случается, врачи бросаются туда, где наметился успех. В тылах знаний остаются бреши, которые надо заполнять. — Заполнять их — это задача только патологоанатомов? — опять задала вопрос Элизабет. — Это задача любой отрасли медицины, но в патологической анатомии для этого иногда больше возможностей. — Коулмен задумался, потом продолжил: — Есть и еще одно. Медицинские исследования в их совокупности напоминают постройку стены. Кто-то закладывает в нее первый камень знания, кто-то — второй, и она постепенно растет. Наконец кто-нибудь укладывает последний, завершающий камень — и стена готова. — Он улыбнулся: — Немногим дано совершить в медицине впечатляющий подвиг, не всякий может стать Флемингом[4] или Солком[5]. Самое большее, что обычно доступно патологоанатому, — внести скромный вклад в медицинское знание — в своей области и в свое время. Но он должен это сделать. Джон Александер слушал Коулмена не менее заинтересованно, чем Элизабет. — Вы будете заниматься в клинике наукой? — с искренним любопытством спросил он. — Надеюсь, что да. — И чем? Коулмен заколебался. Прежде он никогда ни с кем об этом не говорил. Хотя сегодня он и без того сказал очень много; какая разница, если скажет еще что-то. — Меня интересуют липомы, доброкачественные опухоли жировой ткани. Мы о них очень мало знаем, — оживился Коулмен. Заговорив о своем любимом предмете, он отбросил привычную холодность и сдержанность. — Бывают случаи, когда люди умирают голодной смертью, но при этом в их организме прекрасно живут опухоли. Я надеюсь… — Посмотрев на Элизабет, он внезапно замолчал и спросил: — Миссис Александер, что с вами? Элизабет, с трудом хватая ртом воздух, судорожно прижала ладони к лицу. Потом она опустила руки и тряхнула головой, словно стремясь избавиться от какого-то наваждения. — Элизабет, что случилось? — Александер вскочил со стула и кинулся к жене.