— Дайте мне бланк. Думаю, я вполне способен его подписать. Для этого я сюда и приехал. Некоторое время старший лаборант колебался, но затем выдвинул ящик стола, достал оттуда блокнот с бланками и вручил его Коулмену. — Будьте любезны, карандаш. Баннистер также неохотно протянул Коулмену карандаш и желчно произнес: — Обычно доктор Пирсон сам заказывает реактивы и оборудование. Коулмен написал требование и подписал бланк. — Я надеюсь, моей ответственности и власти хватит на то, чтобы написать требование на кроличью сыворотку стоимостью пятнадцать долларов, — сказал он, холодно улыбаясь. — Возьмите. Когда Коулмен возвращал Баннистеру карандаш и блокнот, в лаборатории зазвонил телефон. Звонок позволил Баннистеру повернуться спиной к новому патологоанатому. Лицо старшего лаборанта пылало от гнева и растерянности. Он пересек помещение, подошел к висевшему на стене телефону и снял трубку. Послушав, он что-то коротко ответил, а потом буркнул, обращаясь к Коулмену: — Мне надо в поликлинику. — Можете идти, — ледяным тоном ответил Коулмен. Этот инцидент разозлил его больше, чем он ожидал. Что здесь за дисциплина, если старший лаборант позволяет себе такую наглость? Неадекватная методика анализа — это очень серьезно. Но положение приходится исправлять, преодолевая такое упорное сопротивление. Если здесь это в порядке вещей, то, значит, дела в лаборатории обстоят еще хуже, чем он представлял себе после первого посещения. После ухода Баннистера Коулмен принялся внимательно осматривать лабораторию. То, что оборудование изношено, а некоторые приборы неисправны, он уже знал, но теперь Коулмен заметил, насколько запущенной была сама лаборатория. Столы и скамьи беспорядочно завалены приборами и реактивами. На столах грязная лабораторная посуда, валяются пожелтевшие листы бумаги. На одном из столов Коулмен заметил плесень. С противоположного конца помещения Александер наблюдал за осмотром, испытывая страшную неловкость. — Лаборатория всегда так содержится? — поинтересовался Коулмен. — К сожалению, здесь не очень опрятно… — Александеру было стыдно, что новый человек видит этот ужасный беспорядок. Но он не мог сказать, что уже предлагал реорганизовать работу и привести все в порядок. Баннистер с чувством объяснил ему, что в лаборатории все останется как есть. — Я бы выразился сильнее. — Коулмен провел пальцем по полке, посмотрел на черную от пыли подушечку пальца и почувствовал тошнотворное отвращение. Все здесь надо срочно менять, подумал он, но уже ясно, что кавалерийским наскоком ничего не добьешься. Некоторое время необходимо подождать. Он должен быть осмотрительным и осторожным в обращении с персоналом. Есть границы, которые нельзя переступать, начиная реорганизацию. Поспешать придется медленно. Конечно, ему будет трудно обуздать природное нетерпение, когда прямо под носом творится такое безобразие, но он справится. Последние несколько минут Александер особенно внимательно присматривался к новому патологоанатому. Уже в тот момент, когда он вместе с Баннистером вошел в лабораторию, его лицо показалось Джону смутно знакомым. Врач был молод, ненамного старше Александера. Но дело было не только в этом. — Доктор, простите, ради Бога, но мне кажется, что мы с вами где-то встречались, — сказал Александер. — Возможно, — ответил Коулмен с наигранной небрежностью. Из того, что он поддержал молодого лаборанта в конфликте, отнюдь не следовала его готовность к дружеским беседам. Потом Коулмен решил, что такой краткий ответ прозвучал не вполне вежливо, и добавил: — Я был интерном в Бельвью, а потом специализировался в госпитале Уолтера Рида и в Массачусетской генеральной клинике. — Нет, — покачал головой Александер. — Это было раньше. Вы когда-нибудь бывали в Индиане, в Нью-Ричмонде? — Да, — удивленно ответил Коулмен. — Я там родился. Джон Александер просиял: — Конечно же, я должен был вспомнить это имя. Ваш отец — доктор Байрон Коулмен? — Откуда вы это знаете? — Коулмен был поражен. Уже давно никто, кроме него, не упоминал имени его отца. — Я тоже из Нью-Ричмонда, — сказал Александер, — как и моя жена. — В самом деле? — спросил Коулмен. — Мы с вами были знакомы? — Нет, но я помню, что пару раз вас видел. — Джон Александер не вращался в ричмондском обществе, в которое был вхож докторский сын. В это время звякнул таймер, центрифуга остановилась, и Александер, вытащив из нее пробирки, снова заговорил: — Мой отец выращивал овощи, и мы жили в нескольких милях от города. Но вы, наверное, помните мою жену. У ее отца была скобяная лавка. Мою жену звали тогда Элизабет Джонсон. — Кажется, припоминаю, — задумчиво произнес Коулмен. Память его всколыхнулась. — Кажется, с ней что-то случилось… Она попала в аварию, верно? — Да, верно, — сказал Джон Александер. — Ее отец погиб на железнодорожном переезде при столкновении его машины с поездом. Элизабет тогда сидела рядом с ним. — Я слышал об этом. — Мысленно Коулмен вернулся на много лет назад — в кабинет сельского врача, который лечил своих пациентов до тех пор, пока сам не перестал дышать. — Я в это время учился в колледже, но отец мне рассказывал. — Элизабет едва не умерла, но ей сделали переливание крови, и она выжила. Кажется, тогда я впервые в жизни оказался в клинике. Я практически жил там целую неделю… — Александер явно радовался, что нашел земляка, и не мог остановиться. — Доктор, если у вас выдастся свободный вечер, то моя жена будет счастлива познакомиться с вами. Мы живем в маленькой квартирке… — И тут он умолк, осознав наконец неприятную истину: хотя они оба приехали из Нью-Ричмонда, в социальном плане между ними была пропасть. Понимал это и Коулмен. В мозгу щелкнул неслышный сигнал: «Будь осторожен, берегись дружбы с подчиненными — даже с такими; это не снобизм, это вопрос поддержания дисциплины и здравого смысла». Но вслух он сказал другое: — Поначалу мне придется много работать. Давайте пока отложим мой визит и посмотрим, как сложатся обстоятельства. Произнося эти слова, Коулмен сразу ощутил их пустоту и фальшь. «Я мог бы обойтись с ним и помягче, — подумал он и мысленно добавил: — Я не изменился, увы, нисколько не изменился». В какой-то момент Гарри Томазелли испытал страстное желание, чтобы миссис Строган вернулась к себе на кухню и не высовывала оттуда носа. Но потом он одернул себя. Эта старшая диетсестра была подлинной жемчужиной клиники и не заслуживала ничего, кроме похвалы. Миссис Строган была кладом, и администратор прекрасно это сознавал. И все же иногда ему хотелось, чтобы Хильда Строган думала о клинике как о едином целом, как о комплексе. По большей же части во время бесед с диетсестрой складывалось впечатление, что главная часть клиники — это кухня, а все остальное — всего лишь ее второстепенные филиалы. С другой стороны, такое отношение к своему делу характерно для людей, которые относятся к нему всерьез. Хороший руководитель подразделения всегда зубами дерется за то, что считает правильным. Миссис Строган была бойцом и спорщиком до последнего кубического дюйма своего большого тела. В данный момент оно целиком заполняло собой кресло в кабинете администратора. Спор был жаркий. — Понимаете ли вы, мистер Т., насколько все это серьезно? — Миссис Строган всегда употребляла первую букву фамилии при обращении ко всем знакомым людям. Своего собственного мужа она называла «мистером С.». — Думаю, что понимаю, — ответил Томазелли. — Посудомоечные машины, которыми я сейчас располагаю, безнадежно устарели уже пять лет назад. Каждый год с тех пор мне твердят одно и то же: «На следующий год вы получите новые машины». И где эти мои машины? Теперь вопрос откладывается еще на двенадцать месяцев. Так дело не пойдет, мистер Т., так дело не пойдет. Миссис Строган, когда говорила об оборудовании, которым распоряжалась, всегда употребляла местоимение «мое». Томазелли не возражал. Но он возражал против привычки миссис Строган считать несущественными все остальные проблемы клиники и приготовился пройти тот же путь, который они прошли всего недели две тому назад. — Никто не спорит, миссис Строган, что посудомоечные машины надо со временем заменить. Я понимаю ваши проблемы с кухней, но речь идет о больших, дорогостоящих машинах. Если вы помните, речь шла без малого об одиннадцати тысячах долларов, и это не считая сантехнических работ по ремонту горячего водоснабжения. Миссис Строган подалась вперед, сдвинув своей мощной грудью папки, лежавшие на столе. — Чем больше вы будете тянуть, тем выше поднимутся цены. — К сожалению, да, мне это известно не хуже, чем вам. — Томазелли каждый день сталкивался с проблемой удорожания оборудования, которое приходилось закупать для клиники. — Дело в том, миссис Строган, что клиника сейчас особенно стеснена в средствах из-за предстоящего капитального строительства. Что касается приоритетов, то, конечно, мы будем закупать медицинское оборудование в первую очередь, а не кухонное. — Какой прок от медицинского оборудования, если больные будут есть из грязных тарелок? — Миссис Строган, — твердо возразил Томазелли, — положение не так уж безнадежно, и мы оба это прекрасно знаем. — До безнадежного осталось совсем немного. — Главная диетсестра еще больше подалась вперед, еще дальше сдвинула папки грудью. Гарри Томазелли едва не попросил ее убрать груди со стола. Диетсестра не унималась: — Уже несколько раз пропущенные через мои машины тарелки выходили из них грязными. Мы пытаемся контролировать ситуацию изо всех сил, однако при такой текучке это просто невозможно. — Да, — согласился Томазелли, — это я могу понять. — Я боюсь инфекции, мистер Т. Среди сотрудников клиники гуляет кишечная инфекция. Естественно, когда человек заболевает, он сразу начинает говорить о плохом качестве пищи. И я нисколько не удивлюсь, если окажется, что так оно и есть. — Нам нужны доказательства, что дела обстоят именно так. — Терпение администратора начало истощаться. Миссис Строган отвлекла его от массы неотложных дел. На вторую половину дня было назначено заседание совета, и к нему следовало подготовиться. Надеясь закончить беседу, он спросил: — Когда отделение патологической анатомии в последний раз исследовало смывы с посудомоечных машин? Миссис Строган задумалась. — Я могу уточнить, но думаю, месяцев шесть тому назад. — Надо, чтобы исследование повторили. Тогда мы будем точно знать положение вещей. — Очень хорошо, мистер Т. — Миссис Строган смирилась с тем, что сегодня ничего больше не добьется. — Мне поговорить с доктором Пирсоном? — Нет, это я сделаю сам. — Администратор черкнул что-то в своем блокноте и подумал, что по крайней мере спасет Пирсона от подобной сцены. — Спасибо вам, мистер Т. Главная диетсестра встала с кресла. Томазелли дождался, когда она выйдет, и отодвинул папки на место. * * * Пообедав в столовой, Дэвид Коулмен возвращался в отделение патологической анатомии. Идя по коридорам и спускаясь по лестнице в подвал, он размышлял о своем не слишком длительном знакомстве с доктором Джозефом Пирсоном. Впечатление, вынесенное Коулменом, было пока неудовлетворительным и неопределенным. Пирсон проявил некоторую сердечность — не сразу, правда, а немного погодя. Увидев ожидавшего его Коулмена, он сказал: