– А вы без затей уходите от ответа. – Я всегда без затей ухожу. Так вы не увиливайте, мне ужасно интересно. – Ну что вам сказать, – вздохнул Андрей, – какой может быть арсенидная установка, на которую последние пять лет, а до этого ещё три и ещё три были брошены все ресурсы кластера? Гениальная, конечно. Прорыв и коренной перелом. Дети наших детей будут нам завидовать – в какое интересное время приходится жить. – Странный вы пиарщик, – заметила Алиса, глядя на Андрея из-под полуприкрытых век. – А я не пиарщик. Вы же сами сказали, я – жертва. Теперь рассмеялась Алиса. – Отлично. Только давайте это всё-таки была преамбула. – Ну да, – согласился Андрей. – Перейдём к амбуле… Арсенид, стал рассказывать он, – это такой философский камень. К нему очень давно и очень многие подбирались. Огромный рынок, баснословные прибыли, перезвон орденов на груди. The winner takes it all, как учит нас группа Abba. Так что большой советский задел начали разрабатывать сразу несколько корпораций. И так десять лет подряд. Кто-то в процессе проворовался, кто-то нашёл себя в Лондоне, кто-то стал министром, – но продукта как не было, так и не появилось. Болото. Гримпенская трясина. Тут-то и решено было обобрать со всех ветвей что выросло и слепить единого «национального чемпиона» – больше, чем компанию. Солнечный кластер. – Так всё равно же сейчас конкуренция? – удивилась Алиса. – «Микрон» там, Роснова… – Точно, – подтвердил Андрей. – Теперь это называется отраслевым соревнованием. – И работает? – Вот представьте, Алиса, что вы объявили в своей группе конкурс на новый хит. – Ну допустим. – И теперь басист, ударник и клавишник сидят и каждый на свой манер пишут Yellow submarine. – Почему Yellow submarine? – Трудно сказать. Возможно, они думают, что вы хотите именно Yellow submarine. Но, скорее всего, ничего другого просто не знают. – Так, а в чём прикол? Я их просто пошлю с их субмарином, и всё. – Не исключено. Но а если вы уже объявили концерт? Люди соберутся, неудобно. Им ваши ребята, кстати, уже и мелодию напели. Поклонники пишут – прямо топчик! – Но народ-то узнает submarine. И с агентами Маккартни будут проблемы. – Э-э-э, – покачал головой Андрей. – Зачем вы сразу о проблемах? Давайте сначала споём, а там видно будет. Алиса с улыбкой покивала. – Но есть нюанс. С распадом атомного гиганта Русмикро никто не знает, как получить арсенид в промышленном объёме. В «Микроне», скажем, покупали за рубежом установки синтеза, и купили не мышонка, не лягушку. Своё оборудование с покупным не стыкуется. И потом: его некомплект. Признаться в этом – нельзя, попросить новое финансирование – тем более. Какой из этого выход? – Не знаю… Сдаться? – Да ладно вам, Алиса. Выход – торжественное открытие. В нашем случае – четвёртой установки из двенадцати необходимых. – А как тогда продукцию выпускать? – Вы опять о проблемах! – Ой, я больше не буду. А в других компаниях то же самое? – Нот-то всего семь, – пожал плечами Андрей. Алиса закатила глаза в притворном возмущении. – Интересные истории вы рассказываете, – заметила она. – Но больше всего удивляет, что не боитесь этого делать. – Да нечего здесь бояться, – отмахнулся Андрей. – Эту гостайну может выдать каждый третий сотрудник кластера. И если бы только он. В это же не одни мы играем – вся страна, и каждый по секрету. Банки дают кредиты, правительство одобряет планы, люди держатся за рабочие места… – Ну как это вся страна? Я не играю. – Вы не играете, вы поёте. На торжественном открытии. Алиса на некоторое время замолчала, возможно, решая, стоит ли ей уже обижаться. В итоге пока не стала. – Жуть какая, – сказала она, – фальшивые повелители молний. – Молний? – Ну, это из школьного… Тесла что-то такое изобретал, мне кажется. Магнетизм в склянке. – А, в этом смысле… Андрей посмотрел на Сикорскую, которая снова закрыла глаза и находилась внутри каких-то безысходно далёких звёздных систем. – И вам нравится это всё? – неожиданно спросила Алиса. – Что «всё»? Алиса некоторое время подбирала слова. – Служба. Враньё про свершения. Отрасль эта ваша с мирными атомами и – как они – арсеноидами? – Хм. А вы всех недавних знакомых первым делом спрашиваете о смысле жизни? – Да, пожалуй, – не стала спорить гостья. – А через сколько, считается, можно спрашивать? – Через пару лет совместной жизни можно попробовать, мне кажется. Алиса улыбнулась и кивнула. – А уже не поздно, не? – Знаете, у меня есть приятельница, которая как-то заявила, что будет худеть… – Ох, как я её понимаю… – И я ей в ответ говорю: Ира, худеть – это мещанство. А она мне: толстеть – ещё большее мещанство. И, знаете, я не нашёлся, что возразить. Так и здесь – лучше уж через два года, чем никогда. Алиса водила ногтем по подлокотнику. – То есть у нас, получается, большое будущее… – Безусловно. Примерно через восемь установок. Гостья рассмеялась. – Пора мне, наверное, – сказала она, поднимаясь. – Спасибо за то, что вернули ненависть к человечеству. – Обращайтесь. – Знаете, Андрей, – Алиса замешкалась в дверях, – вы мне очень моего брата напомнили. Не внешне, – она яростно мотнула головой, – а то, как вы говорите… не знаю… как держитесь, может… В любом случае, спасибо за беседу. – Один мой знакомый говорит в таких случаях: извините за компанию. – Аха, – сказала Алиса, улыбнувшись, – но я просить прощения не буду. * * * На транспортном этаже было многолюдно и смрадно – кондиционеры передохли, а может, на них снова экономили. Андрей минут десять ждал челнока, а потом изо всех сил старался защититься руками, пока протискивался в вагон. Боялся, что больному боку достанется в давке. Сесть, конечно, было нереально, но ему посчастливилось забраться в дальний угол и облокотиться о стену. «“Банк Микрон”, – сказал усталый механический голос из динамика. – Двери закрываются. Следующая станция – “Саров-центр”. Уважайте других пассажиров…» Монорельс шёл отвратительнее обычного. Он резко дёргался, замедляясь и снова набирая скорость, скрежетал и главное – тащился совсем уж пешком. До «Сарова» ехали минут пять, а до «Курчатовских залов» – все семь. Если бы окна не были залеплены людьми, внизу можно было бы увидеть вышитые огнями электрические ковры-картинки: эмблему госкорпорации, фамилии директоров, цифры знаковых лет. Прямо перед конечной, не доехав каких-нибудь ста метров, монорельс завис. Народ, уже повскакивавший с мест и жмущий друг друга к выходу, заметался, зашипел на соседей и заколотился в коллективном спазме. Андрей ещё сильнее втиснулся в угол. Давненько он не ездил по транспортному, да и теперь, может, не стоило. Этот нашпигованный взмокшими телами вагон, подвешенный над эстакадой, идёт всего два перегона, но невыносим настолько, будто ты трясёшься полтора часа. Так только в Питере по пути на «Василеостровскую» случалось по утрам. Но там можно было, в конце концов, вырваться из метросклепа и уже под небом тянуть сырой воздух, а здесь и после вагона выгружаешься в тот же душный электрический день, и во рту привкус какой-то прогорклой химической дряни.