— Это защита от непрошеных визитеров! — Зорин опять Дунул. Прыжок, удар, недолгий полет ледяного копья. — Говорить-то можно? — спросил гнум. — Или помешаю? — Не помешаешь. Прыжок, удар, грохот. — Что мы видим? — размеренно начал Фальк, пока Зорин прыжками перемещался по зале. — Видим мы некое подражание поганому капищу, которое я в таких подробностях описывал на днях в своих отчетах. Девять предположительно дверей, предположительно высеченных в предположительно стенах. — Вот «предположительно» как нельзя более к этому всему подходит, — пропыхтел чародей. — За четыре минуты с половиною, и это уже не предположительно, потому что я на часы смотрел, двери выдвинулись из толщи стен на пядь или более, точнее определить не удалось по причине приказа его высокородия не шевелиться. — Это значит, кое-кому не терпится своей коллекцией похвастаться. — Четверть часа, — сообщил Фальк. — Вместо дверей мы видим девять ледяных параллелепипедов, высота — примерно три аршина, ширина — полтора, глубину определить на глаз не представляется возможным, подвешенных к потолку на цепях. Стальных, не менее половины железа. Это я тебе, как гнум, абсолютно точно скажу. Двадцать минут. Лед приобретает прозрачность. — Держи. — Зорин вразвалочку подошел к околоточному и вернул ему алебарду. — Теперь можно двигаться. Пока хозяин этого безобразия к нам пожалует, как раз успеешь все осмотреть. Сам он быстро обвел взглядом все девять глыб и облегченно выдохнул, не обнаружив ни в одной из проглядывающих сквозь лед женщин Маняши Нееловой. — Это ведь наша покойница Гертруда Зигг! — Фальк обошел один из многогранников. — Вот и метка ведьмина на том же месте. Иван сорвал с себя галстук и присел на алтарный валун. — Посмотри, может, еще кого узнаешь. — Агата Рут, — ахнул гнум, — года четыре как руки на себя наложила, а эту я не знаю, но по приметам, криво сращенный перелом ключицы, родинка на бедре, метка ведовская, в сводках отыщу. — Это вполне может быть очень давнее дело. Демон действовал осторожно, чтоб внимания не привлекать, не частил. — Два места пустые. — Только одно, — покачал головой Иван. — В последнее он собирался Серафиму Карповну определить. — Уж своим-то глазам я верить могу, — возразил Фальк. — Говорю тебе, два. Зорин спорить не стал, вместо этого громко и четко произнес формулу призыва, демонову аффирмацию: — Три года — зима по лету, — гулкое эхо пронеслось под сводами, — три года — лето по зиме, три года — само по себе! Земля у его ног дрогнула, вспучиваясь, залу заполнила удушающая вонь и пронзительный монотонный визг ударил по ушам. — Тепло ли тебе девица? — Скрипучий голос доносился одновременно со всех сторон. — Не девица! Это кто же ко мне пожаловал? Добры молодцы? Целых полтора добрых молодца! Один да половинка. — Он меня оскорбил? — Фальк перехватил алебарду и занял позицию у плеча чародея. Тот встать пока не собрался. — Выходи, дедушка, дай на тебя посмотреть. Демон захихикал: — На девок вон любуйся. Славные у меня девки, голые. — Холодные, — с отвращением протянул чародей, — а мы больше теплых обожаем. Скажи, Йосиф? — Горячих, — поддержал гнум. — Кто ж их не любит, горячих-то… Голос раздавался у них за спинами. Фальк быстро обернулся. — Не мельтеши, — шепнул Зорин. — Он с нами играет. — А громко проговорил: — Ну раз так, дедушка, то мы твоих, пожалуй, подогреем. Он поднялся, вразвалочку подошел к ближайшей глыбе и прикоснулся к ней рукой. Под ладонью зашкварчало, от нее пошел пар, а на землю полился ручеек талой воды. — Не смей! — взвизгнуло отовсюду и в центр алтарного круга спрыгнул Крампус. Принял он облик толстопузого старичка в красном армяке и шапке с бубенцами, белоснежная борода его завивалась колечками, спускаясь на грудь. Но губастый мокрый рот, паучьи пальцы с длинными лиловыми когтями, а более прочего — огромные, без зрачков, матово-черные глаза карнавальному наряду противоречили. Фальк не успел занести оружие. Крампус ткнул его когтем в голову и свалил с ног. — Ты мне не соперник, коротышка. Обожди, после тобой займусь. Гнум отползал спиною вперед, по лицу струилась кровь. — А ты, — демон обернулся к Ивану, — чародей? Что ж ты без оружия супротив дедушки выперся? «Эх, мне б сейчас Эльдара сюда или Семена, мы бы живо это пугало скрутили. Его слишком много для меня одного. Он наполнил собою всю залу и истек из нее, как спрут, раскинувший щупальца. Ну напади на меня, образина, соберись, сделай ход, чтоб мне было за что ухватиться!» — Отчего же без оружия? Да только попусту свой меч-кладенец доставать не желаю. Уж силен ли ты, дедушка или только когтями царапаться горазд? Как баба, право слово! Иван брезгливо тряхнул рукой и вытер ее о штаны. — Или сдавайся, мы тебя сызнова на двадцать годков запрем, а там уж пусть другие чародеи с тобою разбираются. — Как сызнова уж не будет, молодец, — хихикнул демон. — Нынче совсем другие времена настали. Ну некогда мне с тобою лясы точить. Он взмахнул рукавами, бурый вихрь метнулся к Зорину через залу. Иван отклонился, рубанул ладонью вязкий воздух. — Еще плеваться можно, — предложил он, — а еще за волосы таскать. Как у вас, девчонок принято. — А-а-а! — завизжал Крампус, армяк треснул, алые клочки разлетелись в стороны, обнажая алую же плоть. — Получай! Щупальце хлестнуло по земле, чародей подпрыгнул, увернувшись. «Снова маска, видимость. Этого мало. Если не получается его разозлить, надо испугать». Иван воздел руку, призывая оружие. Последний раз он использовал этот аркан еще до начала сыскарской карьеры, когда выступали против него настоящие враги из плоти и крови. Пальцы сомкнулись на рукояти меча. — Кладенец? — взвизгнул демон. — Тебя уложит. Ты бы, дедушка, кальмара изображать прекратил. Неудобно богатырю берендийскому гадов морских шинковать. — Он крутанул лезвием, выписывая восьмерку, руки дело помнили. — Это скорее к поварам надо, чтоб колечками тебя порезали да на маслице с лучком… Земля вздрогнула, спрут исчез. — Фальк, — позвал Зорин, — ты еще здесь? — Таки его высокородие приказал ждать, пока можно будет, и Фальк ждет. Видно, от волнения в речи гнума прорезался простецкий местечковый говорок. — А разводи-ка, любезный, костер под каждой из ледяных красавиц нашего неприветливого хозяина. — Иван щелкнул пальцами, сбрасывая искру на древесные щепы, усыпающие пол. — А чтоб таяли они побыстрее, бери свою фамильную алебарду и кроши лед в мелкие осколки. Зорин медленно оборачивался вокруг своей оси, держа меч невысоко перед грудью. На гнума не смотрел, зная, что околоточный исполнит приказ в точности. Вскоре под ногами захлюпало. Фальк хмыкнул, последовал удар железа о лед. Крампус появился у гнума за спиной, чародей метнулся к нему, отбил своим мечом лезвие огромной косы. Крикнул Фальку: — В сторону! Демон, костистый, огромный, в дырявом балахоне, орудовал косой с отменной сноровкой. Иван успел подумать, что против такого оружия биться Фальковой алебардой было бы не в пример сподручнее, а больше ничего подумать не успел, потому что некогда думать. Удар, разворот, связка. Еще и еще. Он начинал уставать. А это уже было плохо. «Раздобрел ты, Ванечка, на приказных-то харчах, разнежился, привык не в одиночку с разбойниками сражаться. Конечно, с Семеном да с Эльдаркой-басурманином и лениться можно. Вот Геля, к примеру, ни разу не чародейка, этого Крампуса давно бы в бараний рог скрутила и в свою суфражистскую веру обратила для надежности. Потому что Евангелина Романовна не шаблонами вашими чародейскими мыслит. А ты, болван, даже не можешь заставить демона истинную форму принять». Зорин подпрыгнул так высоко, что чуть не стукнулся макушкой о потолок. Меч отлетел в сторону и исчез, вернувшись в аркан, Иван сплел пальцы обеих рук, порыв вызванного ветра поддержал тело в полете. Заклинание, простейшее, которое мог бы составить любой подмастерье чародейской лавки, разредило смрад острым запахом скошенной травы. Лезвие косы звякнуло о камень, раскалываясь, руки Крампуса оказались плотно прижатыми к его телу. — Путы? Путы?! Ты совсем умом тронулся? Мне это на один… — Он напрягся, пытаясь их разорвать. Но Зорин влил в заклинание еще чуток силы и наполнял его понемногу при каждом усилии демона. Тот тужился, обличье его изменялось, кости-руки превратились в руки-палки, балахон стал ветхой мешковиной, потеряв в процессе трансформации капюшон, голова, блестящая полированной костью черепа, сморщилась, разбухла, и вскоре на палочке-шее красовалась высушенная тыква с неряшливо прорезанными дырками глаз и треугольником рта. Истинный облик демона. Нестрашное и убогое огородное пугало. — Думаешь, ты меня победил, дурачина? Может, и победил, только скоро ужо придет наше времечко, всю вашу Берендию кровью зальем. А кровь-то у вас, людишек, горячая, греть нас будет… Вжух! Тыква покатилась по полу.