Велела: — Накройте к чаю сызнова, Карл Генрихович притомился и от перекуса не откажется. — Не откажусь, — согласился лекарь. — Авр-р. — Гавр зычно намекнул, что и он еще раз поесть не откажется. Из гардеробной я явилась через три четверти часа. Лекарь, с аппетитом откушивающий, отложил салфетку и сдвинул ладони в аплодисменте: — Королевишна! Платье на мне было премиленькое, цвета слоновой кости, закрытое до самого подбородка на четыре дюжины жемчужных пуговок. Свернутые на затылке волосы держала россыпь жемчужных же шпилек, выпуская лишь два локона по сторонам лица. Выглядела я хорошо, но вовсе не как богиня либо венценосная особа. — Горазды вы, господин Отто, комплиментами барышень смущать. Горничные нас потихоньку оставили. Хорошо, у нас с Маняшей где только денежки на расходы не понапиханы. В гардеробной тоже было. Поэтому обеим девицам я отсыпала от щедрот. Ну и что, что они сплетницы злоязыкие, зато дело свое знают. Вон как споро и ладно меня одели-причесали, да и в прочем обещали не подвести. После я, исполняя обязанности хозяйки, подливала гостю чай да развлекала беседою. Сообщила, что Мария Анисьевна отправлена была мною с поручением и будет немало сокрушена тем, что не повидается с любезнейшим Карлом Генриховичем. Тот тоже сокрушился, но как-то без огонька. Обсудили погоду. Герр Отто рассказал, как по чистой случайности встретил в холмах нашего с ним общего знакомого, который и попросил моим самочувствием озаботиться. Моцион тот знакомый совершал с барышней некой, а лекарь от пациента домой шел. — А господин Зорин сообщил вам, каким образом я увечья претерпела? Собеседник смутился: — Обещал после все рассказать. Я так разумею, при барышне той в подробности пускаться было неуместно. Может вы, Серафима Карповна, мое любопытство удовлетворите? — Крампус, — честно ответила я. — Гуляли мы с Гавром у берега, а на нас образина демоническая выпрыгнула. Не жалея красок, я живописала событие, используя «бум», «трах», «шмяк» и даже изобразив звук выстрела «бабахом». — Ай-ай-ай. — Лекарь покачал седой головой. — Шалит лиходей. Видно, в силу вошел. Годков двадцать о нем слуху не было. — Неужто двадцать? Парни местные прекрасно о том демоне осведомлены. — Так-то, Серафима Карповна, память народная, наследственная, можно сказать, песнями питается, сказками. — Кажется, я вашу мысль поняла. Например, есть некая детская считалочка, в которой… — Я запнулась, не зная, как закончить. — А вы, Карл Генрихович, очевидцем тогда были, два десятка лет назад? — Не совсем уж очевидцем. Ходили мы тогда по Белому морю да в Штреле в порту на ремонт встали. Ну а уж когда здесь безобразия случились, всех лекарей, кто служивый, на Руян прикомандировали. Из девяти женщин спасти только двух удалось. — Три года по лету… — Вы эту считалку имели в виду? Я ведь раньше думал, что она про странные здешние погоды, бывает, что за зиму ни разу снега не будет, либо лето выдастся столь холодным, что об отдыхающих позабыть приходится. А после, когда стал вопросом вплотную интересоваться, когда службу оставил да обосновался здесь… Времени много свободного появилось, я его на чтение да размышления употребил. — Погодите. — В голосе лекаря послышалась мне жалость к его, лекаря, одиночеству, поэтому перебила я его энергично. — Я девушка простая, поэтому мне все по частям объяснять нужно. Демон Крампус раз в двадцать лет появляется на Руяне, чтоб уморить девятерых женщин? — Нет-нет. Серафима Карповна, голубушка, логические построения — вовсе не дамского ума дело. Демоны не привязаны к какому-нибудь месту либо времени. — Он появляется когда угодно и где угодно? — Обижаться было не время, дамский ум я, пожалуй, ему спущу. — Предположительно. — Девять женщин? — Если верить источникам… — Доктор, да или нет? — Ну да, девять. Тогда, двадцать лет назад, из было девять. Их извлекли из меловой пещеры на западной оконечности острова. Некоторые из этих несчастных были уже мертвы, со следами обморожения и с легкими, полными воды… — Те две, которым удалось выжить, — мне было очень страшно, — где они? — Простите? Я схватила лекаря за руку: — Они здесь, на Руяне? — Серафима Карповна, вы побелели. Вам нехорошо? — Карл Генрихович, я хочу поговорить с одной из них. А лучше, с обеими. Вы можете устроить мне встречу? — Это несложно. Но Иван Иванович будет возражать, он, насколько я могу предположить, желает самолично извести руянского демона. — Если господа чародеи за двадцать лет не удосужились его уничтожить, то сейчас и подавно не будут. Господин Зорин в наших Палестинах по другой служебной надобности, отвлекаться на шалуна-Крампуса резона не имеет. Лекарь поартачился еще минут с десять, но я видела: возражает для виду да чтоб лица перед кисейной барышней не терять. Болвана Ивановича забоялся! Три раз по три «ха-ха», и по лету, и по зиме, и как получится. Зорин нам мешаться не будет, по крайней мере, с завтрашнего дня, об этом я позабочусь. А пока… Я вывела доктора лестницей черного хода, через столовую прислуги, каморку уборщика и чулан, в котором во время дождя сушилось белье. — Зорину ни слова, — проникновенно попросила я на прощанье. Означенный господин вдвойне моим делам противостоять мог, и как чародей, и как служитель закона. К счастью, в причины моей просьбы Карл Генрихович вникать не пытался, заверил, что тайну нашу сохранит. Люблю покладистых старичков, даже излишне при том шаловливых. Итак. Время. Оно работало против меня, каждая минуточка, которую моя Маняша претерпевает страдания, отдается в моей душе болезненным ударом. Бегом я вернулась в апартаменты. Гавр, предусмотрительно запертый, встретил меня недовольным ворчанием. — Не до тебя! — На комоде в гардеробной дожидались меня писчие принадлежности и стопка разрозненных записок. — Хочешь гулять, отпущу. Не вернешься, твоя воля. Я широким жестом указала на распахнутую дверь. Разбойник гулять не пожелал, принялся вылизываться. — Вот и славно. Кабинетик у меня был крошечный, приспособленный для дамских, даже девичьих нужд. Но именно туда, за письменный стол на гнутых львиных ножках, я переместилась из гардеробной. Что мы имеем? Я пододвинула первый лист, вверху которого значилось: «Маняша и князь». Более там ничего не значилось. Я дописала про «не путь, но ключ» и размашисто вывела: «Какой князь?» Вопросительный знак изогнулся глумливой восьмеркой. Я посмотрела на него с отвращением. Что я могу сделать в этом направлении? Во-первых, стребовать у милейшей Натали приглашение на бал, обещанное его сиятельством. Ждать встречи с князем до бала я не собиралась, событие предстоит не сегодня и не завтра. Мне просто нужен повод для встречи. Изъявление благодарности за приглашение — хороший приличный повод. Второе… Я поискала в бумажных обрывках. Обитает его сиятельство на личной вилле с мудреным сарматским названием, которое записать на слух не получилось. Зато получилось набросать план. Прямоугольное строение, два крыла, два этажа. На верхнем — восемь апартаментов, на нижнем — служебные помещения, комнаты прислуги (три горничных, управляющий, садовник, повар с двумя помощниками, грум, лакеев нет, адъютант занимает двухкомнатный апартамент). Конюшня отдельно, сад с лабиринтом, через него спуск к пляжу, личному, отгороженному естественными скалами. Дно пологое, берег в мелкой гальке. Худышка Марта, ранее служившая в отеле «Ласточка», водила знакомство с садовником, а тот, видимо желая ее впечатлить, приглашал девицу на виллу в отсутствие хозяев. Она-то меня об этом месте и просветила. Есть еще летний домик в глубине сада, обычно никак не используемый. Но Марта сказала, что перед приездом его сиятельства было велено там прибраться, починить худую крышу и сменить отсыревшую мебельную обивку. — Не слишком богато там обустроено. — Марта пожала на этих словах костлявыми плечиками. — В большом доме, там и гардины парчовые, и столовое серебро, и паркет наборный лаковый — клен да дуб, да ясень, а в летнем домике по-простому. Толстушка Марта, желая внести лепту, кивнула. Во рту она в тот момент держала жемчужные шпильки, поэтому говорила невнятно: — И белье постельное не шелк, а лен. Я сама туда комплекты носила, потому что… Потому что… Дальше я припомнить не смогла. Видимо, в тот момент ее слова не показались мне важными. Я посмотрела на карту, дорисовала подъездную дорожку через холм. Что там еще? Огород? Нет. Все необходимое к столу доставляют ежедневно из деревни, а чего здесь не найти — пароходиком. То есть в прошлые приезды князя так и было. Я полюбовалась этой частью плана и отложила лист. Следующий я посвятила навьему капищу, зарисовала по памяти расположение тамошних барельефов и на том остановилась. Напольные часы в углу кабинета сообщили мне, что прошел час с четвертью. Марты — девицы проворные, надеюсь, порадуют меня вскорости новостями. Больше записывать было нечего, хотя… Крампус! Я изобразила разлапистую кракозябру. Демон. У кракозябры появились рожки. Прячет дев в сундук. Да не всех. А только тех, кто… Сундук получился не в пример лучше демона. А почему сундук? Потому что мне так Болван Иванович сказал? А Карл Генрихович поведал, что у покойниц, которых из пещеры вытаскивали, полные легкие воды были. Он, что ли, душегубец, дев сначала в сундук, а сундук в море? Я зевнула. Спать было никак нельзя. Поэтому, поднявшись из-за стола, отправилась в гостиную, к сервировочному столику, на котором дожидались меня Маняшины зелья. Обеденный гонг застал меня за попытками разжечь крошечную зельеварную горелку. Ничего сама сделать не могу! Белоручка! Неумеха! — Обедать пойдем, — пнув ножку стола, сообщила я Гавру, — закажем кофею побольше да покрепче, ну и с кузиной перемолвимся, пользуясь случаем. Кот показался мне раздраженным, что-то беспокоило полосатого разбойника. Он как-то странно подергивал лопатками, семеня передо мною по коридору, и оглядывался, вытягивая шею, будто пытаясь рассмотреть свою спину. — А вот хворать не смей, — погрозила я пальцем, — нет у нас на это времени. И только войдя в столовую и увидев за своим столом господина чародея с барышней Бобыниной по левую руку, вспомнила, что не собиралась сюда идти.