— Позвольте полюбопытствовать, — Зорин шел чуть позади, — почему вы назвали ее сестрой? Вы тоже ведьма? — Я тоже женщина, — отрезала гордо, — и все мы сестры. — Где-то я это уже слышал. Вы суфражистка? — Это допрос, господин полицейский? — Я пока не получил ни одного ответа. — Нет, я не ведьма и, боже упаси, не какая-нибудь эмансипе! А вы? Резко развернувшись, я ткнула пальцем ему в грудь. — Я тоже! — Он приподнял руки, будто сдаваясь на милость победителя. — Что — тоже? Не эмансипе? Не ведьма? Кто вы, господин Зорин? — Ваше высокородие! — Фальк взывал из кабинета. Я вдруг поняла, что все уже поднялись, оставив меня наедине с этим, как оказалось, незнакомцем. — Мы будем через минуту, — ответил Зорин громко, рассматривая со вниманием мой указательный палец, затем поднял лукавый взгляд. — Я, драгоценнейшая Серафима Карповна, персона для вас прискорбно неинтересная, приказной чиновник не самого высокого полета. «Это высокородие-то? — саркастично подумала я. — Ну да. У самой земли, господин статский советник, летаете». Мне вдруг почудилось, что от его груди на мою руку перекинулась маленькая злая искорка, кожу кольнуло. Я отдернула ладонь и спрятала ее за спину. Зорин покачал головой, будто удивляясь дамской порывистости. Ну и ладно, сошка так сошка. В одном эта сошка права, неинтересна она мне, прискорбно неинтересна. Я кивнула, заканчивая беседу и, развернувшись, поднялась по ступеням. Пока господин Фальк составлял протокол, я скучала в кресле для посетителей, а Маняша развлекалась беседой с Иваном Ивановичем в противоположном конце кабинета. Говорили они негромко, но увлеченно. Я зевнула украдкой, отметила сумрак, сгущающийся за окошком, затем спросила: — Ваше благородие, а что дальше с этой госпожой Зигг будет? — С покойницей-то? Полагается до семи дней родственников либо опекунов дожидаться. Если не дождемся, сами земле предадим, тоже как положено. Он опять заскрипел пером по бумаге. Надеюсь, в награду, которую ему Зорин посулил, самописец войдет, потому что с чистописанием у гнума ладилось не особо. — Погодите, — на кончике пера повисла чернильная капелька, — Йосиф Хаанович, вы же только что определили, что убиенная являлась ведьмой. — Земля всех стерпит. Капля сорвалась, оставив на бумаге кляксу. Околоточный ругнулся, я решила более с разговорами не мешаться. Наконец мне вручили протокол, который я прочла со вниманием, хоть и присутствовала при рождении каждой его буковки. — А причина смерти вами уже установлена? — спросила я, выводя вензеля личной подписи. — Сие, барышня Абызова, есть тайна следствия, — строго отвечал Фальк, но, умилившись от моей просительной гримаски, кивнул. — Утопла она. — Сама или помог кто? — Следов на теле никаких нет, чтоб на драку либо удушение показывали. Думается… Но позвольте, Серафима Карповна, возможно ли столь юной особе про эдакие кошмары слушать?! Я вздохнула. Скорее бы уже стать почтенной матроной. Затем, сложив перед грудью руки, закатила глаза: — Ах, ваше благородие, надеюсь, в вашем лице я имею удовольствие видеть гнума самых передовых взглядов. Не разбивайте моих надежд. Поделитесь своими размышлениями и… В этот раз кокетство опять сработало. — Вы же ее видели, покойницу? Пловчиха она была, судя по мускулатуре, отменная. Сразу по приезде отправилась саженками море мерить да сил не рассчитала. В холодной воде осторожнее быть надо. Вот и все, барышня Абызова, что я по этому поводу сподобился измыслить. Я кивнула с благодарностью и протянула подписанный протокол: — Надеюсь, за семь дней родственники отыщутся. Фальк сложил документ в папку и принялся прощаться. «Бедняжка Гертруда Зигг, — думала я, возвращаясь в отель. — Ты же ведьмой была при жизни. Значит, и на тот свет тебе положено по ведьминским обрядам отправляться. Ведь чем ведьмы от обычных чародеев отличаются? Тем, что их волшба от древних богинь идет. За то чародеи их и не любят, потому что сами в природных первоэлементах силы черпают». Из школьных уроков истории я помнила, что в смутные времена на ведьм целые охоты устраивали. Чародеев тогда тоже особо не жаловали, но им все же полегче жилось. Думаю, по причине самой простой. Чародеи в подавляющем большинстве были мужчинами, а ведьмы — наоборот. Ну и, в отличие от ведьм, чародеев можно было к военному делу приспособить. Тоже вполне мужская причина, если рассудить. Ну да не время сейчас мне на всемирную несправедливость сетовать. Знала бы, как этой Гертруде помочь, помогла бы, но не знаю. Ведьмы настолько от прочих таятся, что никого в свои обычаи не посвящают. Потому и обладаем мы лишь самыми общими о них сведениями. О ведьминской метке, к примеру. Это потому, что пресловутую эту отметину просто увидеть можно: яркое родимое пятно, формой одну из рун повторяющее. Я обернулась к Маняше, та следовала за мною в компании галантного Болвана Ивановича. Их заинтересованность друг в друге меня почему-то раздосадовала. — Мария Анисьевна, — строго позвала я, — у меня ножки устали, поди сюда, я тебя под руку возьму. — Да вон уже нашу «Чайку» видно, — сахарно ответила нянька и подхватила мой локоть. — А Иван Иванович с рассветом с Руяна отбывает. — Ну так давайте прощаться! Маняша, я спать хочу. — И представь себе, чадушко, Иван Иванович в чародейском приказе службу нелегкую несет. Я взглянула на его высокородие: — Чародей? Что ж вы, господин чародей, поганую ведьму сразу не спалили? — Преследование ведьм в нашей империи, драгоценная Серафима Карповна, законами запрещено, — напевно пробасил Зорин. — А отчего же вы тогда следствие по всей форме не проводите, слуга закона? — Оттого, что оное в компетенции дражайшего господина Фалька, а я, — он похлопал себя по нагрудному карману, — не уполномочен. Значит, прибыл сюда сыскарь чародейский именно по Гертрудину душеньку, то есть за некоей вещью, которую она при себе имела. Вещь он с гнума стребовал, задание исполнил. Я кивнула в ответ на приветствие, коим удостоилась от тучной госпожи Шароклякиной, с коей мы обычно встречались за обеденным столом. — Трапезу изволите пропускать, Серафимочка, — погрозила матрона пальчиком, а глазки ее стрельнули в Зорина восторженным залпом. Почему-то пухлые дамы именно такой типаж мужчин предпочитают, видимо, в тщетной надежде выглядеть крошкой на фоне плечистого здоровяка. Иван Иванович с поклоном представился, Шароклякина произвела контрольный выстрел. «Если бы полномочия Болвана Ивановича простирались чуть дальше, он собрал бы на Руяне неплохую коллекцию поклонниц», — подумала я зло. — А вас, Серафимочка, кузина разыскивает, — не глядя на меня, сообщила собеседница и продолжила моцион, переваливаясь, как очень упитанная лань. Я потащила Маняшу в отель, пока та не принялась отвешивать Зорину поясные поклоны и целоваться троекратно по-берендийскому обычаю на прощанье. Ненавижу прощания. Иван Иванович, оставшись в одиночестве, сначала попытался испытать удовлетворение от того, что работа его здесь закончена, не преуспел и предпринял неторопливую прогулку вдоль берега моря. Аффирмация, запечатленная на берестяном лоскуте, похрустывала в нагрудном кармане. Что-то его, Зорина, тревожит, что-то неявное, упущенное. Он размышлял в такт шагам, позволив мыслям течь свободно и бессистемно. Итак, труп злосчастной танцовщицы в покойницкой местного приказа. Сие прискорбно, но сам факт смерти подозрений не вызывает. Околоточный осмотру тела не препятствовал, и Иван Иванович провел его по всем правилам. Гертруда была ведьмой? Дело обычное. Много их обретается в пределах Берендийской империи, можно сказать, без счета. В любой деревеньке некая бабка что-то там ведает, или девица, привораживая суженого, вдруг ощущает зов одной из древних богинь. Больших ковенов Иван Иванович не знал, но они, скорее всего, тоже существовали. Дамочки обожают в кружки собираться, тем более ведьмы. В своих скитаниях по каменистым холмам Руяна Зорин заметил пару-тройку мест, где явно проводились обряды. И это тоже неудивительно. Древний остров, полный если не силы, то отголосков оной, должен к себе эту ведовскую породу манить. Слетаются небось, как мотыльки на огонь, чтоб танцы при полной луне устраивать да в ночной воде резвяться. Представления об обрядах ведьм у Ивана Ивановича были самыми что ни на есть общими и несколько фривольными. Ибо в профессиональном смысле этот вид магии его не интересовал, по общему мнению, могли ведьмы чуть больше, чем ничего. Но князь Кошкин вручил свою аффирмацию ведьме. Зачем? Как знак любви? Зорин наблюдал ухаживания сиятельного Анатоля, они убедительно свидетельствовали о невозможности глубоких чувств в груди этого фанфарона. Пожалуй, его тревожит сам князь, а точнее, его разговор с адъютантом, услышанный на берегу. Что-то про Крампуса, который должен заинтересоваться горячей девицей. Ночной демон Крампус. О нем Иван Иванович некогда слыхивал, в детстве босоногом от дворовой Пелагеи, которая развлекала ребятню сказками по вечерам. Вот она, Пелагея, как раз ведала, ее метка на щеке алела. Крампус, по ее словам, до девок охоч был зело, поймает какую девицу да в сундук свой запрет, только не телесно, а будто бы душу отделит. Вот пока душа в том сундуке томится, дева в миру чахнет, пока до смерти не зачахнет. Ванечке, помнится, странной эта охота казалась и не страшной ни капельки. «Три года — зима по лету, три года — лето по зиме, три года — само по себе, — завывала Пелагея, тараща глаза. — А как три раза по три соберет, так в силу войдет и за крещеный люд примется, кровопивец». Зорин улыбнулся, припомнив визжащих от страха деревенских девчонок. Тем-то было чего опасаться, сказано же, только до женского полу демон охоч. С месяц еще любой чих подозрения в чахлости вызывал. Потом, конечно, забылось, детская память короткая. Кошкин, Крампус, ведьма… Эх, жалко, времени на расследование нет. Занятное дело могло бы получиться, дернуть за ниточку, распутывая клубок, местных бирюков расспросить, к дамочкам присмотреться… Иван Иванович развернулся на каблуках и решительно последовал в сторону рыбацкой деревеньки. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, в коей обсуждаются стати настоящих берендийских богатырей, Серафима усмиряет горничных и демонов, а Зорин любуется стихиями Во-первых, надо выбирать девицу не моложе двадцати пяти лет, ибо очень молодые девицы почти всегда бывают ветрены, непостоянны и капризны. Так как глаза у женщин отражают характер, то нужно искать у выбираемой невесты голубые глаза, так как такой цвет глаз означает тихую покорность мужу, безграничную любовь и верность…