Вот ты, Платон, не любишь Призраков. И я тебя прекрасно понимаю: делить жизненное пространство с тварями, принципиально на нас не похожими, с тем самым гипотетическим врагом, с которым, по прогнозам, рано или поздно столкнётся человечество — хуёво. По другому и не скажешь. Ты из Плюса никуда деться не можешь. Есть там тело, или нет — обратно в Минус ты не ходок. Но всё же стоит разобраться: кто эти кибердемоны такие, какова их природа, откуда они вообще взялись в Плюсе и каким образом влияют на нашу жизнь. Если подумать, Минск-Неотех в правильном направлении копает: изучить, понять, нащупать их слабые места — а уж потом решать, уничтожать или нет. Ты ведь догадывался, на что идёшь, когда заставил меня свой конструкт в Плюс перелить. И о Призраках, и о Сонгоку — побольше, чем остальные. Допускаю: ты обладаешь приоритетом в принятии решений на их счёт. Но вот тебе вопрос на засыпку: а самих демонов кто-нибудь спрашивал — чего они хотят? Одно знаю точно: не смерти. Базовый инстинкт для любого живого существа — защищать свою жизнь. И во что выльется полномасштабная война с неизвестными пока тварями — страшно подумать. Оценить ущерб, который они могут нанести людям — в Нирване и в Плюсе — просто нереально. Возможно, правы луддиты, что громят Ванны. Призракам, я так понимаю, в нашу обычную реальность пока ещё сложно пробраться. Подспудно, неосознанно, это понимает Амели — внучка покойного Такеши, фактического создателя Всея Нирваны. Не корпорации она громит. А наш грёбаный, зацикленный на Плюсе образ жизни. Сейчас всё человечество объединяет Сеть — люди в ней, что твои яйца в одной корзине, уж не знаю, что на самом деле эта метафора означает. Но то, что можно уничтожить девяносто восемь процентов человеческой популяции одним махом, просто устроив масштабный хипес в Плюсе — это очевидно. Весь тот лёд, что мы десятилетиями наращивали вокруг жизненно важных объектов — ядерных электростанций, космодромов, заводов по клонированию белка — демоны плавят, как вирусы клеточную мембрану. Легко и приятно. Возможно, они там ещё и размножаются — мы ж ничего о них не знаем. Дети малые, чесслово. Ещё старикан Сунь-Цзы поучал: недооценивать противника — самая большая ошибка, которую может совершить полководец. Я, конечно, не он, но с этой мыслью согласен на все сто. И не могу понять одного: как ты, мой гениальный братец, этот момент проебал. …Полковник командует готовность один-ноль и мы умолкаем. Перед высадкой каждому есть о чём подумать. Сверчок — иконка у него такая забавная: насекомое с усиками — молитву читает. — «Святой Макаронный Монстр, спасибо тебе за то, что мы всё ещё живы. За доспехи, благодаря которым наши кишки не размазаны по асфальту, за тактический дисплей, позволяющий держать связь с ребятами, и отдельное тебе, большое человеческое спасибо за реактивный гранатомёт»… — «Раминь», — прокатывается волна голосов, когда ребята поддерживают Сверчка в его молитве. И я говорю: — Раминь. Потому что не бывает атеистов в окопах под огнём, и не важно, кому адресована молитва, Макаронному монстру, или Объединённому Всемирному Божеству, о котором так много пиздят в последнее время… Вертушки падают на землю беззвучно, как стрекозы на воду, и мы, словно горошины из стручка, выкатываемся в чисто поле. Вокруг темнота. Минск с Москвой в одном часовом поясе, так что времени — около часу ночи. Да что я говорю! Стоило мне подумать о часах, как в уголке мембраны выскакивают цифры — 1: 04 Да это, мать его, лучше, чем Мелета — я имею в виду те чудо-Плюсы, что я по твоей милости у БЕЗов спиздил. С той разговаривать надо было, чёткие инструкции формулировать. Здесь же — полное слияние человека с технологией. Аж не по себе, чесслово. Задним мозгом я понимаю, что дисплей реагирует на движения глаз, микросужения-расширения зрачков, мимику, температуру тела, частоту пульса — в общем, телеметрию. Что перед рейдом, к бабке не ходи, в ядро комбеза закачали мой профиль, экстраполированный из почти тридцатилетнего электронного следа в Плюсе и его окрестностях… Но всё равно в дрожь бросает. Не думал я, что наши так далеко продвинулись. На все эти карбоновые мускулы, расщепление дерьма и охлаждение тактического самообучающегося ядра прорва энергии требуется. С другой стороны: а почему нет-то? Атомные движки на ракеты лет тридцать назад научились ставить, и все эти годы работали над минимизацией прототипа. Последнее, что я слышал — батарея размером с консервную банку. Или плоская, как бумажный лист — прилепил её к стене, и на год целому Улью тепла хватит. А что мешает такую вот плоскую батарейку запихать в мой комб? Под спинную пластину? В-общем, высыпались мы из вертушек. Те сразу включили невидимость и улетели — словно и не было их тут. А мы на землю полегли, по команде полковника: ровная, как Красная Площадь, равнина уходила во все стороны, и были мы на ней, как на ладони. Мембрана комба транслировала медовый терпкий аромат — вертушки подняли вихрь гречишной пыльцы. Перед глазами возникла подсвеченная оранжевым карта — та самая, что демонстрировал в отеле Соло-хитрожопый-Мон. Натыренная с Минских серверов раскладка внутренних коммуникаций: прямо под нами — мешанина труб коммуникаций, воздуховодов, ремонтных лазов. Ниже — несколько обширных пустот. Не иначе — лаборатории. Сверчок — он всё время держится неподалёку — выпускает на землю «крота». Хитрая машинка начинает беззвучно вращаться, высверливая дырку такого размера, чтобы мог пролезть, плотно прижав руки к туловищу, человек в комбе. Дисплей отражает еще несколько «кротовых нор» — ребята не отстают. О тебе, братишка, никто не спрашивает: я так понимаю, Ярослав изначально был против привлечения к операции братьев Орловских, и то, что я навязался на его шею — ОГРОМНАЯ уступка со стороны полковника. Корпоративный лёд он, скорее всего, поручил сверлить своим проверенным спецам, и свято верил, что у них всё получится. А главное, вовремя. Минут за пять «кроты» высверливают ровно десять пятнадцатиметровых нор, в которые мы и прыгаем — как пробки, которые отвёрткой пропихивают в бутылку, потому что штопор сломался… Большую часть мускульной нагрузки комб берёт на себя, я чувствую лишь лёгкое давление на пятки, когда приземляюсь в одном из воздуховодов. Рядом падает Сверчок — ну куда ж без него. Курсор на карте мигает и ползёт влево — туда, значит, нужно двигаться. И мы со Сверчком тоже ползём. По-пластунски, один за другим. По-пластунски — одно название. В локтях и коленях активируются такие штуки, вроде липких колёсиков, они и тащат вперёд — знай только, пошевеливайся. Довольно шустро тащат — метр в секунду. Курсор мигает всё ближе к большим пустотам, и никаких тепловых пятен там не наблюдается — значит, в самих лабах сейчас пусто. В принципе, Збышек об этом говорил: на ночь лишь охрана остаётся, в отдельном бункере на станции поезда. Наивные: думали, если их захватывать придут — так непременно на поезде… И я уже начал надеяться, что всё у нас получится, как задумано: пришли, хапнули барахло, фугасную бомбу с таймером оставили, и — домой. — Что-то не так, — тут же семафорит по выделенке Сверчок. Вижу-то я всех ребят, все девять зелёных иконок, включая синюю — полковника. Но увеличивается и мигает в данный момент Сверчок — значит, сообщение только для меня. — Слишком тихо, — поясняет он. — Тишь да гладь — будто засада впереди… И тут сразу случается несколько вещей. Короб под нашим весом начинает трещать и продавливаться, включается сирена, и по нам начинают молотить пушки. Как в воду Сверчок глядел. И впрямь засада. Сгруппировавшись, мы проваливаемся сквозь короб, мешанину проводов, подвесные панели с лампочками и падаем на пол, выложенный желто-белой плиткой. В меня попадает не меньше двух пуль — через броню я чувствую глухое плок… плок… В правый бок, под рёбра. И в спину. Ничего не болит, лишь комб в этом месте отвердел, псевдомышцы напряглись и на пол рядом со мной вывалились две пули. Он их выдавил. Сверчок уже подпрыгивает к самому потолку, хватается за кишку проводов, и как гиббон, летит вдоль помещения, стреляя на ходу из своего «ЯРРИСТа» — вжжух, вжжух — плазменные гранаты у него, что ли? Во всяком случае, впереди всё становится красным, сирена взрёвывает в последний раз и срывается на визг — видимо, ребята постарались. Отключили. В ушах звенит, но комб приглушает звук и барабанные перепонки остаются целёхоньки. В кого это Сверчок стреляет? А в боевых дронов, которых поналезло из стен превеликое множество. Самоходки с роторными турелями, мелкие плоские твари, похожие на крабов — мины-ловушки. Подскочит такая под ногу, ты на неё наступишь — и всё, летит СМС на Небеса: принимайте новобранца…