Оно, конечно, арбалет варяга. И если он очнется, то наверняка учинит спрос. Памятуя это, Михаил не торопился хвататься за его оружие. Он ведь не бодаться с ним собирался, а подружиться. Однако время шло. Воину становилось только хуже. Усилился жар. Начался бред. Случись кто недобрый, так и постоять за них будет некому. Вот и наплевал парень на все условности, взявшись за арбалет. К иному оружию тянуться не стоит. Толку ноль. Разве только топор. Батя чему-то там учил. Как и орудовать рогатиной. Но это только если со стены или против такого же увальня. Случись кто посерьезней, и можно прощаться с жизнью. Арбалет же – это гарантированный, точный, а главное, убойный выстрел. Пусть и один. Но ситуация ведь бывает разной. Порой и единственный болт может спасти жизнь. Оружие оказалось до безобразия неудобным. Как из него вести прицельную стрельбу, совершенно непонятно. Если только в упор. Метров эдак с двух. Впрочем, если местные с этим как-то управляются, сумеет и он. Остается только взвести тетиву. Зван был крепким и сильным подростком, но со взрослым мужчиной ему все же не тягаться. Пришлось немного помудрить, придумывая приспособление для натяжения. В результате у него получилось нечто вроде стационарного станка с рычагом. На вид неказисто, но работало. И, по мнению Михаила, на скорострельности это не сказалось. Главное, не отходить в сторону. И вот теперь он пристреливал оружие. И надо сказать, не мог нарадоваться результатам. Вопреки его ожиданиям, арбалет клал болты довольно кучно. Во всяком случае, с гладкоствольным ружьем в точности поспорил бы однозначно. А уж при талантах Михаила так и подавно. Тут всего-то с умом использовать память. Угол возвышения, точка прицеливания и траектория запоминались им, словно записывались на жесткий диск компьютера. А еще тело. Как оказалось, он мог впадать в особое состояние и управлять им будто со стороны. При этом заметно улучшалась координация движений и в значительной мере усиливалась мышечная память. К примеру, довольно громкий хлопок тетивы не заставлял его вздрагивать. Он не дергал спусковой рычаг, а выжимал плавно до самого конца. Арбалет не клевал и вообще не дергался, продолжая выдерживать линию прицеливания. Единственное, присутствовал легкий тремор. Но от этого можно избавиться банальной тренировкой соответствующих мышц. Однозначно все его наработки соответствовали именно этому арбалету. Но какое это имеет значение? Важно, что он был уверен в том, что со ста метров попадет в голову врага. Правда, при условии, что тот будет неподвижным. По движущейся цели нужно приноравливаться по новой. Хотя кое-какое представление он все же уже имел. – Кто тебе позволил трогать оружие, холоп, – послышалось за спиной Михаила. Голос слабый, но при этом тон не предвещает ничего хорошего. Да чего уж там, грозно звучит. Эдак многообещающе. От неожиданности Романов вздрогнул. Но не стал лишний раз дергаться или вжимать голову в плечи. Он прекрасно сознавал – сколько бы в варяге сейчас ни было злости, поделать с ним он ничего не сможет. – Не тебе меня холопить, воин, – обернувшись к варягу, твердо произнес он. Тот смотрел на него таким взглядом, словно хотел испепелить. Еще и слабая рука эдак шарит рядом в поисках какого-нибудь оружия. Хм. Или палки, на худой конец. Чтобы проучить нахала. – Меня зовут Михаил. Я вольный, наша слобода стояла в шести поприщах отсюда. Четыре дня тому назад на нас напали половцы. Сначала я дрался на стенах. Убил одного степняка. А когда они ворвались за стены и начали всех избивать… – Ты убежал, – презрительно ухмыльнувшись в русую бороду, произнес варяг. – Убежал, – не стал отрицать Михаил. – Переночевал на дереве, а потом нашел тебя, – взводя тетиву и накладывая болт, продолжил он. – Уже за полдень нашел тебя вот у этой самой липы. Увидел, что ты ранен. Хотел тебе помочь, но ты набросился на меня, а потом обеспамятел. Уже три дня, как я лечу тебя. И хвала Господу, у меня, кажется, получается. Михаил многозначительно посмотрел на воина, мол, у меня все. Теперь неплохо бы услышать и твой рассказ. Но тот в ответ вновь ухмыльнулся. Правда, на этот раз без презрения. И добавил: – Не твое дело. – Как скажешь. Михаил отложил арбалет и направился к раненому. Откинул с его ноги укрывающую ее подгоревшую шкуру. На следующий день он вновь вернулся на пожарище. Решил пополнить провизию так, чтобы больше туда не возвращаться. Ну и собрал то, что хоть как-то еще можно было использовать. Подогнул раненую ногу, отчего верхняя губа воина чуть дернулась. Больно, конечно. А то как же. Но виду старается не подавать. Размотал бинт. Осмотрел рану. Ожог уже затянулся розовой кожицей. Края раны приняли вполне пристойный вид. Лиловый цвет с опухшего бедра сошел. Неприятного запаха как не бывало. Варяг взирал на представшую картину с вселенским равнодушием. Но где-то в глубине его глаз Михаил все же рассмотрел удивление. А то. Он наверняка должен был видеть, в каком состоянии была его нога. И тут вдруг такие изменения. Да что там, Романов и сам в шоке. И ведь на тампонах нет гноя. Только сукровица. – Ты лекарь? – Нет. Просто лекарка одна как-то рассказывала, как можно лечить раны. А я запомнил. И похоже, у меня получилось. – Ты ворожил? – Нет. – Такая рана не может так быстро заживать. – Как видишь, может. Терпи. Сейчас будет больно. – Расскажи мне про боль, с-сопляк. Михаил вооружился уже привычным инструментом. За прошедшее время он успел соорудить эдакий шприц. Камышина, внутри поршень из ветки с манжетой из куска кожи. Работало вполне исправно. Как всегда, ввел мед в рану. После чего наложил тампоны и вновь забинтовал. – А за то, что взял в руки твое оружие, извини. Просто ты в беспамятстве. Из меня защитник никакой. Что случилось с тобой, не ведаю. Вдруг твои недруги где рядом? Так и до меня добраться могут. Дом сожгли половцы. Вот и взял арбалет. Чтобы оборониться. – Кто пользоваться научил? – Да дело-то нехитрое. – Нехитрое, говоришь. Ну-ну. Подай мне его. Михаил спорить не стал. Потянулся и передал оружие владельцу. Только как бы невзначай вытолкнул пальцем из-под зажима болт. Ну, мало ли что взбредет в голову этому витязю на распутье. Вдруг он сейчас решает, как ему стоит поступить. Тот все понял верно и вновь ухмыльнулся. Но что примечательно, опять без злобы. – Я, Барди Ульссон, вручаю тебе это оружие, чтобы ты мог защищать наши жизни. – Ага. Ну, если так, то… – Михаил потянулся и вручил Барди топор. – Мне же нужно как-то заготавливать дрова, – ответил он на немой вопрос воина. – Н-ну т-ты и наглец. Будь по-твоему. Позволяю пользоваться и топором. А теперь помоги мне справить нужду. Я понимаю, что до этого ты управлялся с этим и сам. Но я уже пришел в себя. – Как скажешь. После туалета Михаил накормил его бульоном и отварной рыбой. На требование чего-нибудь посущественней он заверил, что на ужин будет мясо. Да, мясо было. Правда, переваренное до такого состояния, что варяг с недовольным видом ел скорее мясную похлебку. Причем в основном это был все тот же бульон. Они пробыли на этой поляне еще две недели. Жизни Барди Ульссона уже ничего не угрожало. И он вполне мог выдержать путешествие по реке до Переяславля. Но варяг все же предпочел немного набраться сил. И Михаил был с ним в этом полностью солидарен. Вот не хотелось ему попадать в приключения в компании с едва живым воином. Наконец тот более-менее окреп и смог даже провести тренировку с оружием. Удовлетворившись результатом, он сообщил, что поутру они выдвигаются в путь. Сборы, как говорится, были недолгими. Вроде и недалеко, и двигались вниз по течению, но к Славутичу[7] они вышли только к полудню. Уж больно извилистое русло. Пообедали прямо в лодке, после чего поплыли уже по большой реке. Реально большой. Ничего подобного Михаилу в своей жизни видеть не доводилось. Разве только водохранилища. Но это не то. Здесь же первозданная великая и могучая сила, внушающая трепет и уважение. Течение вроде и не быстрое, и Михаил держался ближе к берегу, но оно все же сказывалось. Да и транспорт у них ни легкостью, ни скоростью не отличается. Так что до Переяславля они добирались добрых четыре дня. А тут еще всякий раз, когда на реке появлялись струги, ладьи или лодки, они прятались в прибрежных ивах или камышах. Бог весть, от кого скрывался Ульссон. Но в этом плане Михаил предпочитал довериться ему. Все же они сейчас повязаны. Возьмут варяга, аукнется и его спутнику. Поди докажи, что ты с ним не заодно. Тем более что Романов так до сих пор и не знал, что же приключилось с воином и как он вообще оказался на той поляне. Переяславль. Стольный град княжества – ну чисто как музей под открытым небом – Михаила впечатлил. Да что там, взгляда не отвести. Эдакий памятник деревянного зодчества. На валу бревенчатые крепостные стены с башнями да прохаживающимися часовыми. От берега к городским воротам поднимается накатанная дорога. По обеим сторонам ее раскинулись усадьбы посада. Вплотную к стенам строить их не позволяют, потому как, если подступится враг, полыхать жилищам ремесленников жарким пламенем. Чтобы, значит, не послужить укрытием для нападающих. От центральной улицы разбегаются переулки к двум другим улицам, которые как лучи так же сходятся к надвратной башне. В посаде многолюдно даже по меркам Михаила. И шум стоит изрядный. Прямо на берегу или у мелких мостков продают свой улов рыбаки. Хотя рынка тут нет. Он за стенами города. Тут только рыбой и разживешься. У причалов посолиднее стоят ладьи. С полтора десятка, никак не меньше. Да ладные такие красавцы. Признаться, в представлении Романова это должна была быть просто большая лодка. На деле же они выглядели реальными кораблями. Метров тридцать в длину, не меньше, пяти в ширину. Борт метра на полтора возвышается над водой. Вдоль прикреплены щиты. Впечатляет, одним словом. – Йо-хо-хо! Барди… – закричал с одной из ладей какой-то бородач. О чем это он? Да тут все бородачи. Безбородые только юноши. У остальных же хоть клочковатая, а бороденка обязательно. Что кричит, не понять. Не по-русски. Видать, на каком-то своем, варяжском. Но видно, что радуются встрече. Не иначе как похоронили товарища. Барди тут же приказал править к ладье, и вскоре оба уже были на палубе. Именно что на палубе, никакой ошибки. А он считал, что они беспалубные. Ошибочка получается. Стоит в сторонке дурак дураком, слушает, как радостно общается Ульссон с пятерыми воинами. Те, видать, остались присматривать за судном. Оно и правильно. Без пригляда такую красоту оставлять нельзя. Лихой народец во все времена водился. Вновь окинул взглядом берег и запруженные народом улицы. А ведь если эдак прикинуть, то население получится в несколько тысяч. Если не сказать, больше двадцати. Правда, он видит только посад, а потому и суждение его может быть неверным. Наконец варяги о чем-то там договорились. И один из них, подойдя к Михаилу, разом заломил ему руку и эдак ловко, почитай, в одно движение избавил его от пояса с висящими на нем кошелем и ножом. Романов не стал обдумывать, что тут и как произошло. Как и вырываться. Поскольку против этого крепкого скандинава был беспомощен. Вместо этого он попытался кувыркнуться, чтобы ослабить хватку, и только потом вырваться. Действовал, даже не осмысливая происходящее. На одних рефлексах и вдруг обуявшем его страхе. Дите он еще неразумное против прожженного воина, успевшего перевязать чертову уйму пленников. Несколько секунд, и его, уже связанного по рукам и ногам, с кляпом во рту спускают в трюм. Он вроде видел дружинников на берегу. Патруль, надзирающий за порядком. Только, похоже, беспорядка они не приметили. Вот так. Отблагодарил, значит, Барди Ульссон. Глава 5 Первый шаг к семье Больно. Это если мягко сказать. А еще им едва не овладела паника. В смысле овладела конечно же. Успокоиться не получилось. Посмотрел бы он на того, кто был бы спокоен, будучи в кромешном мраке корабельного трюма. А вот взять себя в руки ему удалось в полной мере. Как и справиться с болью. Вязали его без дураков. Но как оказалось, ему вполне по силам блокировать боль. Хоть выламывай суставы, хоть иголки под ногти вгоняй. Ничего не чувствует. Та же песня и с дыханием. Как только получилось отстраниться и взглянуть на себя словно со стороны, то и дыхание выровнять вышло. С натугой, не без того, но размеренно, и воздух в легкие поступает в нужном объеме. Пролежал он долго. За временем особо не следил. Начал было гадать, что это значит и чем ему грозит. Но тут, признаться, фантазия разыгралась так, что решил отбросить подобные мысли подальше. Зван ведь, по сути, наивный подросток, а в этом возрасте в ходу разные страшилки. Вот только времена нынче такие, что где реальность, а где начинается безудержное детское воображение, вот так сразу и не поймешь. Поэтому решил просто поспать. А что такого? Настроил организм должным образом, чтобы дышал нормально да боли не чувствовал, и провалился в забытье. Ему еще и сон приснился. Красочный. Яркий. И возбуждающий. Не иначе как выверты молодого организма, помноженные на житейский опыт взрослого мужчины. Когда проснулся, обратил внимание сразу на два обстоятельства. Первое – это перевозбуждение, причем до болезненных ощущений. Пришлось вновь прибегать к блокированию нервных окончаний. И второе – мерное покачивание и журчание воды вдоль борта, у которого его и уложили. Когда подняли крышку люка, из глаз тут же брызнули слезы. Не давая Михаилу времени хоть как-то обвыкнуться, двое воинов подхватили его под мышки и потащили наружу. Перед глазами, затянутыми поволокой, побежали радужные круги. А тут еще и бросили на палубу как куль с картошкой. Хм. А ведь картошки тут пока и нет. Ну, значит, с морковкой. Уж она-то по любому в наличии. Пока прогонял в голове такие немудреные мысли, более или менее пришел в себя. И начал прислушиваться к разговорам вокруг. Какой-то здоровый мужик с явным недовольством выговаривал не менее здоровому, но, по всему видать, подчиненному. Тому самому, что вязал Михаила, а сейчас доставал на свет божий. Второй склонился и возится с веревками. Ага. Перешел к веревкам на ногах. Значит, руки уже свободны. Романов вернул им чувствительность и тут же едва не заорал благим матом. Пришлось срочно отключать чувствительность. Картина один в один с ногами. Этот имбецил что же, наглухо перетянул ему конечности? То-то старший ругается. Холоп там Михаил или вообще бесправный раб, которого продадут на каком-нибудь невольничьем рынке, относиться к имуществу нужно бережно.