Подступившись к ране, истово перекрестился. В отличие от Звана Михаил никогда не был набожным. Верил в Бога, но в церковь не ходил. На дух не переваривал попов. Хотя и признавал их пользу. Не суть важно. Главное, что сейчас он молился по-настоящему, хотя и неумело. Он очень хотел спасти этого человека. И в то же время понимал, что без чуда тут не обойтись. Вооружившись веткой с насечками, он вогнал ее в рану, протолкнул насквозь и протащил, выгребая «елочкой» скопившийся там гной. Тот выпадал на землю тошнотворными сгустками, усиливая и без того изрядную вонь. Раненый в себя так и не пришел. Только издал стон и дернул-таки ногой. К счастью, не в полной мере, а так, на уровне судороги. Что только радовало. Обтер ветку от гноя, насколько это возможно, и протащил во второй раз. Потом в третий. И в четвертый. В последний проход гноя оказалось совсем немного, только и того, что соскребли с краев раневого канала насечки. Посчитав эту часть операции выполненной, Михаил вооружился камышинкой и, опустив один конец в котелок с мочой, ко второму приложился губами. Втянул ее в трубку. Потом ввел конец камышинки в рану и выдул в нее содержимое. Так он повторял раз за разом, пока из раны не начала вытекать чистая моча. Так себе промывание. Да и обеззараживающий раствор весьма сомнительный. Но они с ребятами в детстве всегда мочились на порезы, и ни разу не было загноения. Конечно, то еще сравнение. Но в любом случае это куда лучше, чем тыкать в рану раскаленной железякой. Под конец взял одну из нательных рубах варяга. Не на себя же, в конце-то концов, он ее пользует. Нарезал на ленты. Сделал два тампона и, смочив их все в той же моче, перевязал рану. Вот и все, что он может. Раненого Михаил развязал только после того, как приготовил бульон и скормил ему его весь до последней капли. Пришлось поизголяться с берестой и воронкой. Мясо съел сам. Ну а что делать. Не выбрасывать же, в самом-то деле. А больному явно пока не до такой пищи… Утро выдалось, как говорится, добрым. Он выспался у тлевшего всю ночь костра на достаточно удобной постели из лапника. Открыл глаза и таращится в ярко-голубое утреннее небо. Оно, конечно, не с первыми петухами. Но и он не прежний Зван. Вполне нормальное время. Судя по положению солнца, часов семь. Ему еще и сон приснился. Да… Странная у него теперь память. В прежнюю свою бытность он зачастую не мог вспомнить, что ему, собственно говоря, приснилось. А тут нате вам, здрасте. Все в мельчайших подробностях. Как-то сидели они со знакомым, и он рассказывал о том, как во время чеченской, за неимением медикаментов, боевики лечили огнестрельные ранения медом. Брали и закачивали его шприцами прямо в рану. Михаил тогда еще усомнился в возможности этого, но товарищ доказывал правдивость этого с пеной у рта[6]. Нет, ему приснился вовсе не этот разговор, а вариация на тему, как он спасает варяга, в результате оказывающегося эдакой красавицей, с которой у него в итоге ничего не получилось. Банально не хватило времени, чтобы ухаживания переросли во что-то более интересное. Повалила целая толпа раненых, которых он спасал от неминуемой гибели, а она все звала его и звала, мол, хватит уже заниматься ерундой… Словом, бредятина, что порой снится после пережитого напряжения. Признаться, он не проверял целебные свойства меда в деле заживления ран. Однако утопающий хватается за соломинку. Он, конечно, не тонет, но в лежащем без сознания воине все же нуждается. К тому же точно знает, где припрятан берестяной туесок с лакомством. Они с ребятами нашли дупло с новым пчелиным роем, до которого еще не добрался их слободской бортник дядька Охрим. Ох и покусали же их. Вроде и дымом обкуривали, а все одно досталось. Один туесок с сотами они преподнесли девчатам в тот же вечер. Второй припрятали до срока. А оно вон как получилось. Поднявшись, пошел глянуть, как дела у раненого. Он его на всякий случай привязал к вбитым в землю кольям. Во избежание, так сказать. А то еще с дуру пришибет к нехорошей маме. С него станется. Опять же, ни один воин не позволит постороннему прикоснуться к его оружию. А уж Михаил-то его излапал. В особенности топор, который пользовал направо и налево. – Ну-у-у, варяг, с печки бряк, что же ты так-то… А чего он, собственно говоря, ожидал. Что обеспамятевший, да еще и связанный будет ходить по нужде в кусты. Вот он и напрудил под себя. И, судя по вони, еще и нагадил. Придется разбираться с этим дерьмом. Вот же. Трое детей, ни одного никогда не подмывал и не пеленал. А тут… Пришлось полностью разоблачать воина. Думал, намучается с доспехом, потому что ни с чем подобным ни сам Михаил, ни Зван не сталкивались. Но на деле оказалось все просто. С непривычки и учитывая бесчувственное тело, конечно, повозился. Но в общем и целом все прошло успешно. Принес в котелке воду и подмыл бедолагу, не прекращая браниться и поминать всех святых. Переодел в чистое. Проверил рану. Бог весть, может, моча поработала, а может, просто освободился путь для гноя, но на тампонах его оказалось изрядно. Сменил повязку. После чего отправился стирать вещи. Вот оно ему надо? Хм. А вот надо. Как ни странно. Верша одарила его двумя рыбинами, из которых он сварил наваристую уху. Правда, из специй только одна соль. Ну да хоть она имеется, и на том спасибо. Покончив с завтраком, отправился к заветному тайнику. Шел осторожно, все время вслушиваясь в шумы леса, стараясь вычленить необычные. Долго сидел у опушки, просматривая открытый степной участок, пока наконец не решился перебежать через него. Тело уже полностью оправилось, а потому бежал он легко. Да еще и подстегиваемый страхом. Добежав до березняка, остановился и начал внимательно осматривать оставшийся позади открытый участок. Ну вот что ему мешало обождать и отправиться за медом ночью. Вооружился бы топором, и никакие хищники ему не страшны. Нет. Нужно было прямо сейчас. Убедившись, что все в порядке, направился в сторону сожженного поселения. Вроде и не так далеко, но шел не меньше часа. Причем еще час подкрадывался к пожарищу, от которого так и несло гарью. Что, в общем-то, и неудивительно. Поселок на берегу мыса, образованного изгибом реки, выгорел полностью. От частокола остались только обгорелые пеньки, торчащие на валу. Живых никого. Только каркающее воронье. Хм. Вот же дурень. И чего, спрашивается, осторожничал. Ведь слышал этих черных предвестниц смерти. Не сказать, что трупов так уж много. Но этим тварям есть чем поживиться. Тем более что хищники не спешат приближаться к пепелищу. Время не голодное, чтобы пересилить свой страх перед огнем. Туесок, как и полагается, оказался в тайнике. Там же обнаружилась берестяная коробочка с солью. А то как же готовить рыбу да без соли. Все мальчишки по чуть-чуть таскали ее на общие нужды. Здесь же обнаружился кожаный мешочек с кремнем и трутом. За кресало ножи, чай, не мальки уже. Переложив свою добычу в сидор, направился в поселок. Нет, хоронить павших он не собирался. Во-первых, боязно, чего греха таить. Во-вторых, уж больно их много. Не меньше двух десятков. А тут и могилу выкопать нечем. Да и чужие они ему. Жалко, конечно, и сердце екает, но, признаться, не больше. Прошел к пепелищу, где был дом Звана. Отыскал крышку в подпол. Надо же, обгореть-то обгорела, но выстояла. Поднял и спустился по ступеням. Возможно, дом загорелся еще при штурме, потому подпол и остался неразоренным. Не сказать, что припасов у них оставалось много. Все же май месяц. Все зимние заготовки уже подъедены. Вон у стены стоят пустые кадки из-под капусты, огурцов да маринованных грибов. Но его, признаться, интересовали не они. Подошел к кадке, в которой хранилось сало. Осталась всего-то пятая часть. Но ему и этого много. Взял пару шматов, прикрыл крышку. Из другой достал солонину. Все, как и сам подпол, пропахло гарью. Но это мелочи. На питательности вонь не сказалась. Нашелся и берестяной туес с солью, обнаружилась и крупа. Этими продуктами припасы, ясное дело, не ограничиваются. Но ему больше и не нужно. По чуть-чуть всего, и сидор наполнился под горловину. И вес вышел изрядный. А ведь его еще тащить бог весть куда. Своя ноша, понятно, не тянет, но и надрываться совсем необязательно. Выбравшись из подпола, попытался найти хоть какой-то инструмент или оружие. Если вы́ходит варяга, то все железо принадлежит ему. Нужно бы своим обзавестись. Но металл стоит дорого. Так что подмели половцы все подчистую. Если организовать серьезный поиск, то что-то непременно найдется. Но оставаться в этом гнетущем месте желания никакого. Потому ограничился поверхностным осмотром, который ничего не дал. Пока осматривался, все время смещался к мосткам, на которых бабы занимались стиркой. Там же, на песчаном берегу хранились и лодки. Пламя до них не добралось. Половцам они и даром не нужны. Вот и лежат себе кверху дном. Перевернул отцовскую. Широкое весло ожидаемо обнаружилось под ним. Плыть пришлось по течению. Да еще и веслом помогал. Тело быстро вспомнило нужные навыки, и управлялся Михаил достаточно сноровисто. Так что сплавился до нужного места куда быстрее, чем добирался пешком до поселка. На полянке все оставалось без изменений. Воин так и лежал без чувств. Посторонние не появились. Михаил по новой обработал рану, на этот раз уже медом, после чего занялся приготовлением обеда. А пока суд да дело, озаботился шалашом. Дни вроде бы стоят погожие, но, как говорится, готовь сани летом. Он-то, может, и не заболеет, а вот раненому много не нужно. Да он вообще, считай, балансирует на грани, если уже не покатился под кручу. Глава 4 Благодарность – Ну что там? – нетерпеливо поинтересовался Щербаков. Он задавал этот вопрос уже в десятый раз в течение пяти минут. Такого нетерпения у профессора участники проекта не припоминали. Даже когда они раз за разом теряли подопытных, он вел себя куда спокойней. Наблюдая за тем, как выносят очередное тело в полимерном мешке, он философски замечал, что отрицательный результат – это тоже результат и он ляжет кирпичиком в здание познания. Но сейчас, похоже, дела совсем швах, коль скоро он дергается сам и дергает других. – Макар Ефимович, успокойтесь, – приблизившись к нему, тихо произнес Кравцов. – Как я могу успокоиться? Ведь если мы не получим результат сейчас, нас попросту законсервируют, а материалы отправят в архив. Вас назначат курировать какой-нибудь другой проект или направят куда-нибудь хватать и не пущать. А что делать мне? Это дело всей моей жизни. И что самое паршивое, ваша контора не позволит мне покинуть страну и найти финансирование за границей. – Нужно быть патриотом своей Родины, Макар Ефимович. – Ай, бросьте. Я ученый. Моя Родина – это наука. И если мне не дают работать здесь, то я отправлюсь туда, где это будет востребовано. Как вы не понимаете, возможность переноса сознания в параллельные миры – это только первый, маленький шажок к открытию куда более значимому. Я даже не могу описать всю его важность. И все упирается в какие-то жалкие деньги. – Ну-ну, не скромничайте. На проект тратятся не такие уж и малые суммы. Да еще и на фоне кризиса. Макар Ефимович, – прихватил Кравцов дернувшегося было профессора, – прошло только пять минут. Не мешайте операторам. У вас уже были удачные забросы. Все получится. – Как вы не понимаете. Это здесь прошло пять минут. Там миновало уже более трех суток. Мы никогда еще не забрасывали пилигрима так далеко. – И зачем же тогда пошли на этот шаг? – В этом случае объем информации будет существенно больше. А как следствие, и количество материала, с которым можно будет работать. – Есть! Он сделал это! – подскочил один из операторов. При этом он указывал на свой монитор, по которому побежал сплошной поток цифр с закодированной информацией. Сервер уже начал обработку данных. Профессор поспешно опустился в свое рабочее кресло и открыл одну из вкладок. Пошел видео- и аудиоряд. Не в силах просматривать все в режиме реального времени, он начал периодически передвигать ползунок. С каждой секундой мрачное выражение на его лице сменялось ликованием. Его подопечный все же сделал это. Не факт, что его получится вернуть обратно. Но он выжил. Жаль только, нельзя прочесть его мысли. К сожалению, им это недоступно. Пока. Но они работают в этом направлении. И чем дольше продержится в том мире их пилигрим, тем больше у них будет времени и материала для достижения этой цели. Как может появиться и возможность обратной связи. На экране пока мелькали кадры из жизни реципиента. Множество бытовых сцен. Учитывая зачастую незначительные отличия в исторических процессах, бесценный материал для историков. С российской историей вообще все очень плохо. Своих источников практически нет, нередко изыскания ведутся на основе материалов иноземных путешественников. А тут возможность обратиться к первоисточнику. Впрочем, материалы эти еще долго будут оставаться засекреченными. А вот и момент гибели реципиента. Несладко приходится Романову. Того и гляди помрет. Стоп. Он уже не умер. И прожил там трое суток. Пока прожил. Рука в нетерпении вновь повела ползунок. Фу-у-ух. Все нормально. За каким-то чертом связался с воином, по виду скандинавом, получается, варягом. Но это мелочи. Главное, что пилигрим здоров и полон сил. – Ну, что скажете? – поинтересовался Кравцов. – Результат уже есть. И вы его видите. Но нужно еще немного понаблюдать. Дать ему побольше времени, чтобы он мог закрепиться. Его ставка на этого варяга выглядит вполне оправданной. Но, признаться, меня больше устроит, если он осядет в каком-нибудь городе и станет ремесленником. – Согласен. Тогда у него будет больше шансов выжить, – произнес майор. – А у нас материалов для работы. Честно говоря, у меня никакой уверенности относительно того, что нам удастся вернуть его обратно. – А как же восемьдесят семь процентов? Вы же были уверены. – Вот они, эти проценты, – указывая на монитор, произнес профессор. – Пилигрим на месте, и информация от него пошла. А вот каково будет с возвращением… – Щербаков неопределенно покачал головой. – Лучше бы ему все же не рисковать. – Будем надеяться, что он окажется достаточно благоразумным, а этот викинг откинет коньки. – Варяг, – поправил Кравцова профессор. – Да без разницы. Уж больно он психованный. Того и гляди пришибет, фамилии не спросив. Я бы на месте Романова прирезал его, взял минимум и деру в город пред светлы очи князя просить заступничества от кочевников. Ладно. Повлиять на это мы не можем. Нужно докладывать. – У нас ведь еще сутки. – Чем раньше доложим, тем быстрее деньги упадут на счет. А там уже, даже если Романова прибьют и он не сможет вернуться, год у нас будет в любом случае. – Резонно. Аркадий, первичные материалы на внешний носитель. – Данные реципиента тоже? – Непременно. Они сами по себе уже ценность. По сути, мы получили четырнадцатилетний отрезок, с которым возможно подступаться к ЕИПЗ. – Понял. Уже делаю, – ответил оператор. Хлоп! Болт вошел в цель по самое оперение с коротким шелестом и глухим стуком. Пришлось помудрить, изготавливая мишень. Первый-то болт улетел в полную неизвестность, пронзив плотную охапку камыша в два обхвата. Сплел корзину. Набил ее песком и выставил за камышом. Теперь снаряд застревает в преграде, оставаясь целым и невредимым.