– Я в порядке, мам, просто… – Я замолкаю. Не могу придумать никакой убедительной причины, почему ушла. – Ох, – вздыхает она. Я слышу горечь в ее голосе. – Ты далеко не в порядке. Машины проносятся мимо, ослепляя меня ярким светом фар. Я продолжаю молчать. И слышу, как мама шмыгает носом в трубке. – Я разговаривала с Верити, – произносит она, и я чувствую, как слеза капает на мою щеку. Я так устала плакать. Я вытираю ее. – Она рассказала мне о вашей ссоре. Говорит, что предлагала тебе сходить к психотерапевту. Меня так и подмывает бросить трубку. Мама продолжает: – Я подумала, что это неплохая идея. Хотя бы на какое-то время. Знаешь, это очень помогло Сьюзи из нашей аптеки. Кто-то вырезал буквы «Дж. + К.» на стене остановки. Я провожу по ним пальцами, жалея, что на мне нет перчаток. Скопившаяся темно-серая пыль пачкает мне кожу. – Меня не волнует, что там у Сьюзи из аптеки, – говорю я, пытаясь стереть грязь, но лишь размазывая ее еще сильнее по ладони. – Я лучше знаю, что мне нужно, – немного развеяться. – Развеяться? – Мама повторяет это слово так, словно никогда раньше его не слышала. – Да, развеяться. Послушай, я знаю, это выглядит так, будто я погрязла в проблемах, но это неправда. Просто расстроилась из-за Верити и Джереми, вот и все. – Я изображаю улыбку, словно она как-то может дойти через линию до мамы. И о чем я только думала, решив поехать к маме после ссоры? Это лишь пробудило всякие воспоминания, выбило меня из колеи. Но сейчас я в порядке. – Правда, – произношу я, – я в порядке. – И ты поговоришь с Верити? – спрашивает она неуверенно. – Да, – отвечаю я. – Обещаю. Мне просто нужно вернуться в центр по делам, хорошо? Я скоро снова навещу тебя. Я слышу фоном в трубке тиканье часов из очередного телешоу «Обратный отсчет» – и отчетливо представляю маму, стоящую в гостиной: она все еще в своей аптекарской накидке, помятой за день. Я чувствую укол в сердце – тоненький голосок совести говорит, что я должна вернуться, быть с ней рядом, не оставлять ее в одиночестве. Но затем я вспоминаю голый потолок, открытки, спрятанные в ящик, и озабоченный взгляд, который появляется у нее при каждой нашей встрече в последнее время. Я утомилась убеждать ее, что все идет хорошо; что у меня есть все, чего я только хотела в жизни. – Мам, слушай, вон автобус едет. Пока! Люблю тебя. Я нажимаю «отбой», сажусь обратно на скамейку и смотрю на дорогу. Автобус вообще-то должен показаться только через пять минут, так что я открываю телефон и читаю все сообщения от Эйд. «Чувиха, случилось кое-что ОЧЕНЬ потрясающее! Обязательно приходи сегодня вечером выпить, я тебе покажу», – написано в последнем. Я открываю «Инстаграм» и заглядываю на страничку Морвены – на самом свежем фото она сидит в позе лотоса и держит в ладони два нежно-розовых кристалла цвета сахарной ваты. «Открываю сердце для любви, открываю душу для любви! Я чувствую, что она уже где-то рядом!» – гласит подпись. Я дважды кликаю по фото, ставлю лайк и печатаю под ним комментарий: «О, определенно рядом!», добавляю подмигивающий смайлик и тут же жалею об этом. Я начинаю что-то напевать – кажется, песенку Тейлор Свифт, которую слышала по радио. Темный туман, окутывавший мой мозг, почти исчез, как будто вытек наружу через уши. Я поступила правильно, уйдя от мамы. Выполнять свою работу, жить той жизнью, которую для себя построила, – это тоже правильно. Я не должна чувствовать вину, когда позволяю себе маленькие удовольствия, думаю я, открывая еще два непрочитанных сообщения. Они от Стью. «Привет, Эйд пытается вытащить меня куда-нибудь сегодня вечером, но как-то странно отмечать успех твоего бизнеса без тебя… Пойдем?» Второе отправлено час спустя: «Боже, теперь она убеждает меня поехать в “Вавилон”. Я пойму, если ты не появишься тотчас. Но если ты захочешь спасти тридцатипятилетнего мужчину от пытки ретро-баром, пожалуйста, приходи!» И мое сердце пускается в пляс от пьянящей смеси возбуждения и ожидания, от чего-то такого, что я не чувствовала очень давно. И я пытаюсь отогнать от себя чувство вины, которое также начинает копошиться в душе, когда пишу в ответ: «Уверена, что один бокал мне не повредит». Лицо Гарри было красным от духоты в палатке из одеял, а я смеялась от уютного чувства, что никто не знает, где мы, – хотя мы находились посреди гостиной. Теперь я слизываю соль с ободка стакана – ощущая резкий вкус крупинок грубого помола на языке. Воспоминания подступают ко мне, когда я зажмуриваюсь и одним глотком опрокидываю текилу в горло, чувствуя знакомый жар, охватывающий изнутри. Я запиваю ее соком лайма и торжествующе ухмыляюсь, глядя на Стью и Эйд. Стью поперхнулся, но Эйд невозмутима. Она выглядит так, словно просто осушила стакан воды. – Молодцы! – говорит она, хватая нас за руки. – А теперь, Кэйтлин, когда ты это сделала, – позволь показать тебе причину, по которой я выбрала «Вавилон». Она тащит нас к выходу, лавируя среди толпы в баре. Сегодня «вечеринка девяностых», и мы проскакиваем мимо мужчин в расстегнутых на три пуговицы рубашках, натыкаемся на женщин в колючих платьях с блестками, с некогда идеальным макияжем, теперь размазанным черными кругами вокруг глаз. – Эйд! Мое пальто! – стараюсь я перекричать вступительные аккорды песни «Субботний вечер», пока толпа народа с визгом спешит в сторону танцпола. – Мы всего на минуту! – отвечает она, и мы послушно трусим за ней сквозь морозный воздух, от которого мои руки мгновенно покрываются мурашками. – Стью! – командует она. – Завяжи ей глаза! – Чем? – саркастически интересуется он, пока я протестую. Он разводит руками, указывая на свое тело, – на нем только джинсы и красная футболка, и я вижу слабые очертания его пресса там, где ткань прилегает к животу. Я опускаю взгляд к своим ботинкам. – Тогда закрой руками! – говорит Эйд, и поскольку с ней невозможно спорить, он покоряется. – Иди сюда! – подзывает он меня, что я и делаю – послушно, но неуклюже, нечаянно наступив ему на ногу, когда он смыкает огромные ладони вокруг моего лица. Я чувствую его дыхание на шее. И слышу, как Эйд говорит: «Сюда!», пока он подталкивает меня немного дальше по улице. Текила ударяет мне в голову, и я начинаю хихикать. Видишь, хочу я сказать маме. Посмотри, я в полном порядке! – Вот! – говорит Эйд. Я слышу, как Стью тихонько присвистывает под нос: – Ух ты! – Затем он убирает руки. Я открываю глаза и сразу прищуриваюсь, приспосабливая зрение к тому, что вижу: яркий белый свет, проникающий, кажется, прямо в мой череп. Это прямоугольный рекламный плакат на автобусной остановке напротив заправки, и на нем мое лицо – ну, вернее, одна из его сторон – потому что я повернула голову, глядя снизу вверх в глаза Гарри. Мы оба улыбаемся так, что меня почти невозможно узнать, мои волосы свободными волнами ниспадают вокруг лица, и мы окружены таким количеством бабочек, что они выглядят как мазки кисти на портрете. «Найдите любовь, от которой бабочки в животе!» – гласит постер, и по нижней стороне – новый адрес моего веб-сайта. – О Боже, – бормочу я. Мои ноги вдруг ослабели, меня покачивает из стороны в сторону. – Ах, как она ошеломлена! – говорит Эйд, и каким-то образом мне удается выдавить из себя улыбку. – Это компромисс! – продолжает она. – Блестящая рекламная кампания, но никакой специальной фотосессии. – Она хлопает в ладоши. – Мы получили больше сотни новых заявок только за сегодняшнее утро! Стью начинает что-то рассказывать о сайте, обещая продемонстрировать все завтра. Его слова влетают мне в одно ухо, а из другого вылетают. Я просто стою, замерев и не сводя взгляд с плаката, на котором Гарри смотрит на меня так, будто наткнулся на драгоценный камень. – Так и не смогла до него дозвониться, – сообщает Эйд, с досадой махнув рукой. – Но я все равно решила действовать! Получилось отлично, и это выведет тебя на новый уровень! Он не сможет злиться, если вы с ним станете миллионерами. – Ну, это маловероятно, – говорю я с застывшей улыбкой на лице. – А теперь, – визжит Эйд, – мы должны это отпраздновать! Я иду за ними обратно по улице, слегка ошарашенная, пока мигающие разноцветные огни и грохочущая песня «Добавь в свою жизнь перца» не помогают мне осознать, что мы опять в баре. – Ты хорошо себя чувствуешь? – осведомляется Стью, касаясь моей спины. И оттого, что больше нечего сделать или сказать; и потому, что я здесь ради того, чтобы развеяться – я киваю. – Я закажу нам шампанского! – говорю я, уже представляя пузырьки, щекочущие язык. – Тебе не подадут шампанского в «Вавилоне», Кэйт, не будь такой наивной! – взвизгивает Эйд, прежде чем повернуться к бармену: – Три «змеиных жала», пожалуйста. Платит она! Затем она срывается с места и решительно шагает к какой-то женщине в черной юбке-карандаше и белой блузке, залитой спереди красным вином. Стью морщится: – Напомни еще разок, зачем мы в этой дыре? – Полагаю, из-за того, что где-то снаружи огромный постер с моим лицом, – указываю я через зал. На танцполе кого-то стошнило, и барменша, которой с виду едва исполнилось девятнадцать, борется с этой лужей. Ядовито-желтая швабра выше, чем она сама. – Высокий класс, Кэйтлин. Так держать! – Эй, – произносит он, забирая наши напитки и увлекая меня в уголок потише. – Сперва автобусная остановка в Шеффилде, а потом билборд на Таймс-сквер! – Наступает короткая пауза, пока мы отпиваем по глотку из наших бокалов. – Но ты действительно не против всего этого? Я пытался сказать Эйд, что сперва тебя надо предупредить. – Да, все в порядке, – отвечаю я, стараясь вызвать у себя такое же легкомысленное отношение к данному вопросу, которое ранее проявляла Эйд. – Это хорошо для бизнеса. А еще мне – странным образом – понравилось смотреть на нас с Гарри там, на плакате. Это ощущалось как застывшее время или как шаг куда-то в параллельный мир, где все просто идеально и пускай так и остается. Но я не собираюсь говорить об этом Стью, так что лишь непринужденно отмахиваюсь. – Она так сильно хотела провести время с нами, да? – Стью кивает на танцпол, где Эйд извивается напротив девушки с красным винным пятном. – Это было предсказуемо. Воздух словно сгущается вокруг, напоминая нам обоим, что теперь мы только вдвоем, наедине. Я чувствую себя неловко, мне хочется встряхнуть плечами, сбросить напряжение каким-то физическим движением. Я глубоко вдыхаю. Я могу это сделать. Я могу пойти в бар сама по себе, с другим мужчиной. Это допустимо. – Расскажи мне, – просит он, – кто этот мужчина, которого сваха выбрала себе? – Помимо того, что он невольная звезда рекламы? – уточняю я. Я не хочу говорить со Стью о Гарри – не в этом месте, где так громко, что нам приходится сдвинуть стулья поближе и кричать друг другу в уши, чтобы быть услышанными. Но я должна ему хоть что-то ответить. – Он дантист. Милый, добрый… Добрейший, правильнее сказать. – Я трясу головой, отгоняя мысли о Гарри: я только что вспомнила, что его кабинет предлагает бесплатную стоматологическую помощь бездомным людям каждый четверг, и от этого воспоминания у меня сжимается горло и возникает желание выбежать отсюда и поскорее вернуться домой. Вместо этого я решаю общаться со Стью так, словно он мой клиент. Расспрашивать его сама. Делать это профессионально. У меня это хорошо получается – включать очарование, внимательно задавать вопросы другим людям. Впитывать их жизни, пока я не забуду о своей собственной. – А чем ты занимаешься ради удовольствия? Кроме скалолазания, конечно. – Ну, у меня есть пес, маленькая такса. Зовут Джими. В честь Джими Хендрикса. – Стью ухмыляется, поднимая бровь. – Знаю-знаю, немного надуманное имя. – Джими. По-моему, звучит очень мило. Значит, ты большой поклонник Хендрикса? – Не настолько, как моя бывшая. Это она назвала его так. В моей голове тут же возникает образ его бывшей: холодная, с прямыми светлыми волосами, с подведенными глазами – тот тип женщин, которые могут носить брюки-клеш и не выглядеть при этом так, словно направляются на бал-маскарад. Мое сердце пронзает странный укол ревности – я знаю, что не должна ее ощущать, но все равно ощущаю. Что-то подобное я испытываю, когда встречаю давнюю подругу, сообщающую о своей беременности. Чувство вины пополам с завистью, и оно кислое на вкус. – О, и давно вы расстались? Стью выглядит так, словно я только что воткнула в него булавку. Я сразу вспоминаю, где нахожусь, и осознаю, что не могу просто задавать тупые вопросы в лоб. Я прижимаю ладони к щекам: – Прости, это было очень неприлично с моей стороны. Я просто привыкла расспрашивать клиентов о каждой детали их жизни, и забываю, что так нельзя делать в обычном общении. Стью покачивает головой, посылая мне призрачную улыбку: – Да все нормально. Мы расстались около полугода назад. Она не хотела переезжать в Шеффилд. Но Джими остался со мной. Он достает телефон и показывает несколько фотографий своей шоколадно-коричневой таксы, похожей на колбасу. На каждой пес в галстуке в горошек. – Еще выпить? – предлагает он. Мы сами не заметили, как осушили бокалы с коктейлями. Я и забыла, как они хороши на вкус. Стью делает потирающее движение возле своего рта: – У тебя тут… – «Змеиная» улыбка? – уточняю я, наученная годами совместных пьянок с Верити, что от этого коктейля, наряду с пленкой сахара на зубах, остаются черносмородиновые пятна в уголках губ. – Я бы назвал ее «ягодной»… но мне нравится. Я не знаю, имеет он в виду мою улыбку или то, как я ее называю, поэтому просто вытираю губы.