– Ш-ш-ш… – Черный всадник прижал ее голову к своему плечу, перевернулся прямо в воздухе, словно самолет, совершающий рискованный пилотаж, и перед Майкиными глазами мелькнули по́лы закручивающегося вокруг них двоих плаща, который защищал и всадника, и ее от пушистых веток. – Ш-ш-ш, Волчок, сейчас все закончится, я обещаю. И через несколько секунд все закончилось. Что-то происходило со всадником. Казалось, они проходили через кольца огня, и его черный плащ сначала превратился в красный, в опаленный, в белый, потом снова в черный, на голове всадника мелькнула корона, а потом исчезла, ветер свистел в ушах, звезды кружились рядом. Они обогнули несколько маленьких производственных вышек робозавода и плавно опустились на землю. Голова у Майки шла кругом, перед глазами мелькали точки света. Не выпуская ее из объятий, укутав ее в полы широкого плаща, черный всадник с вороньим клювом, – впрочем, это уже был совсем не он, – тихонько развернул ее лицом к поляне и показал в сторону старого здания, под чердачным окошком которого виднелся нарисованный крест. Чердачное окошко горело неярким янтарным светом, за ним то появлялись, то исчезали чьи-то тени. Она чувствовала за спиной волну тепла, которое исходило от его тела – оно убило прежний холод, не оставило холоду ни единого шанса. Пустыми, мутными глазами, словно через толстое стекло, Майка смотрела на протестантскую церковь робозавода, и ей было все равно. Она не знала, на кого злится больше: на маму, которая в этот раз даже не появилась в ее видении, на папу, который ей это позволил, или на них обоих, потому что они снова оставили ее одну. Легкий ветерок ласково дотронулся до ее разгоряченного лица, пошевелил волосы, ненадолго принес облегчение. – Волчок, – прошептал всадник, положив подбородок ей на плечо, и дотронулся горячими губами до ее шеи, раскачиваясь и раскачивая ее, словно подчиняясь ритму мелодии, известной ему одному. В этот раз папа подошел слишком близко, и ей казалось: еще чуть-чуть, еще совсем немного, и она окажется с ним рядом, но и в этот раз он, оказывается, только дразнил ее, чтобы снова оставить одну. Почему? За что такая жестокость? И тут на время затаившаяся горячая злость, словно рвота, волной поднялась к горлу. И хотя где-то под толстыми слоями оцепенения Майка и понимала, что рядом с ней человек, которого она так хотела увидеть, а точнее, не-человек, которого она так хотела увидеть, которого искала и ждала, ей было важно только то, что папа с мамой снова бросили ее и, похоже, не планировали забирать ее отсюда, может быть, даже, никогда. – Зачем они меня мучают? – спросила она, поворачиваясь к всаднику, и, увидев ее полные слез глаза, он и сам слегка изменился в лице. – Я что-то сделала? Скажи, я плохой человек, я плохая дочь? Я, наверное, заслужила. Если я что-то сделала, я могу исправиться, правда, мне просто нужна возможность попросить у них прощения… – Это не они. – Он наклонил голову и мягко дотронулся до ее лица, прерывая этот поток самобичевания; шершавые пальцы в опояске из лейкопластыря и черных полосок тату прочертили на ее щеке горячий след, оставили на нежной коже уха живой ожог. – Это твоя память. – Моя память? – Да. – Ты знаешь, как избавиться от памяти? – тихим шепотом проговорила она, опуская лицо в его ладонь, на внутренней стороне которой затерялось несколько мокрых травинок. На запястье блеснул черный иллюминатор. – Избавь? В его серьезных, глубоких, как океан, глазах застыли золотистые крапинки, может быть, это был тот самый океан, который ее звал и который она слышала все это время. – Давай ее сюда, – просто сказал он и дотронулся своим лбом до ее лба, – я заберу. Боль стала настолько сильной, что мешала думать, дышать, разрывала сердце на части. Он был близко: его лицо, его запах, его руки, и губы, и тепло, которое исходило от него все это время, будто для того, чтобы укутать ее в нем, убаюкать, – и она приподнялась на цыпочки и поцеловала его, не задумываясь о том, что делает, зарываясь пальцами сначала в его волосы, а потом и под черную футболку, поближе к израненным теплым рукам, поближе к горячей коже, поближе к его сердцу, чтобы забрать себе эту лесную дикость, энергию, силу, стать другим человеком, стать им и, наконец, перестать быть собой. Ей хотелось отдать ему столько же тепла, столько же доброты, сколько он отдавал ей, и когда он ответил на поцелуй, по-настоящему ответил, и их языки сплелись в первобытном танце, электрическая волна одновременно из жара и холода окатила ее с ног до головы, испугав своей силой, заставив ее отстраниться, но он не позволил ей отстраниться, потому что в нем дремал, а теперь проснулся тот же самый голод, и он начал пить из нее, так же, как она пила из него – память, жизнь, Космос, Бога и одну на двоих судьбу. * * * notes Примечания 1 Социальная сеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в России. 2 Социальная сеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в России. 3 Социальная сеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в России. 4 Социальная сеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в России. 5 Социальная сеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в России. 6 Социальная сеть принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской организацией и запрещена в России. 7 Цитата из повести Дж. Д. Сэлинджера «Опрокинутый лес» (англ. «The Inverted Forest»). Перевод Т. Бердиковой.