— Не знаю, — рейдер-консультант перевел изображение себе на визор, после чего быстро вызвал график работы храма, а также отчет патрульных и довольно продолжил: — Всё норм. Настоятель ушел, когда объявили ЧС, паству тоже распустил по домам. Так что, наоборот, все удачно складывается. Людей там нет. А здание все равно перестраивать собираются. * * * Высокая дверь открылась бесшумно. В храме оказалось пусто. Никого. А раз никого, то зачем Господь сподобился привести его именно сюда? Тереза задумчиво и несколько разочарованно осмотрелся. Выглядело все… не по-корповски. В узкие высокие окна лился свет с улицы, ложась яркими полосками на скромные обшарпанные скамьи, отражаясь от белых стен. Это было красиво. Настоящее умиротворение. И еще тишина. — Я есмь Первый и Последний, и живый; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти, — сообщил негромко Тереза, надеясь, настроить диалог с богом и получить ответ. К его удивлению, звук не растаял в огромном пространстве церкви, а, отразившись от стен, взмыл к высокому потолку. — Блажен читающий и слушающие слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем; ибо время близко, — снова заговорил кролик и тут же перехватил автомат: впереди на скамье, стоявшей недалеко от высокой трибуны, что-то зашевелилось. — Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око и те, которые пронзили Его; и возрыдают пред Ним все племена земные, — вдруг негромко отозвался незнакомый голос. Тереза остановился и слегка склонил голову к плечу. Любопытно. Считать ли человека, знающего Писание, знаком Господним? — Брат мой, — навстречу кролику поднялся маленький старичок в черной сутане и нелепых круглых очках, одна дужка которых была сломана и обмотана скотчем. — Откуда тебе знакомы слова… Старик осекся и близоруко прищурился, с удивлением всматриваясь в распятие, висящее на груди «брата», а затем в автомат у него в руках. — А тебе? — спросил Тереза, усмехнувшись при виде логотипа «Амилайта» на груди говорящего. — Вы же тут не Господу молитесь. Откуда ты знаешь Писание? Вроде ж Святая Книга вам запрещена. Или ты по служебной необходимости почитываешь? Но ведь там про КорпДуха ни слова. Маленький священник моргнул, однако вместо того, чтобы испугаться, упасть на колени или пуститься наутек, сказал со спокойной уверенностью: — У Бога сотни имен. Какая разница, как обращаешься к Нему, если соблюдаешь Его заповеди? И нет, Библия не запрещена, — здесь он вздохнул. — Просто никому не интересна. Тереза усмехнулся: — Это вы-то соблюдаете? — Человек грешен, — извиняющимся голосом признал собеседник и мягко заметил, кивая на оружие: — Ты ведь тоже пришел сюда не с миром. — Имею ключи ада и смерти, — напомнил многозначительно кролик. — Тогда «блаженны мертвые, умирающие в Господе», — кротко ответил священник, а потом спросил: — Я сяду, можно? Ноги болят. Тереза пожал плечами. В принципе, какая разница, каким его убивать — сидящим или стоящим. — Что-то ты совсем не боишься… — заметил кролик с подозрением. — Нет страха в том, в ком живет Вера. Мой отец был священником в католической церкви, — пояснил старичок. — А я стал проповедником КорпДуха. У меня дома есть Библия. Еще отцова. Откуда-то издалека послышался гул. — Похоже, вертолет, — сказал с прежним спокойствием странный корп и спросил: — Не помнишь, что там еще было? В Откровении. — «Неправедный пусть еще делает неправду; нечистый пусть еще сквернится; праведный да творит правду еще, и святый да освящается еще», — ответил, прислушиваясь, Тереза. — Так и есть, так и есть… — покивал старик. — Удивительную встречу послал нам Господь. А помнишь, еще: «Они имеют власть затворить небо, чтобы не шел дождь на землю во дни пророчествования их, и имеют власть над водами, превращать их в кровь, и поражать землю всякою язвою, когда только захотят…» Стрекот лопастей становился ближе и ближе. Кролик отмахнулся: — Имеют, имеют… Но не всегда и не везде. Но какие правильные слова выбрал этот странный служитель КорпДуха! Вот он, знак. Господь услышал. Ответил. Оставив недосказанным главное: «И когда кончат они свидетельство свое, зверь, выходящий из бездны, сразится с ними, и победит их, и убьет их…» Тереза усмехнулся. «Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его». * * * Пилот ударного вертолета поднял машину в воздух. Пауза вышла короткой, но дозаправиться и пополнить БК времени хватило, и теперь машина летела к цели. Скромную церковь с логотипом корпорации над крышей пилот увидел сразу же и плавно развернул вертолет, выводя здание в сектор стрельбы. Дополнительных указаний не потребовалось. — Внутри только цель, — раздалось в наушниках. — Работайте. Первая ракета прошла точно в окно и разорвалась внутри. За ней вторая. Третья же рванула особенно сильно: вспыхнуло ревущее пламя. Со всех сторон к пылающему зданию уже съезжались наземные патрули. А вертолетчики приготовились расстрелять террориста из скорострелки, если тот все-таки уцелел и попытается выскочить. Вот только из горящего храма так никто и не вышел. * * * Главный рейдер северной части мегаплекса восемнадцать корпорации «Амилайт» Робин Эванс прошел в свой кабинет и закрыл дверь, отсекая суматоху приемной. По пути он бросил секретарше: — Десять минут меня нет ни для кого и ни для чего. Та согласно кивнула, впрочем, руководитель этого уже не увидел. В кабинете Робин немедленно уселся перед голограммером и вывел в поле проекции сводку из двести десятого. Не читая, пролистал до слов «Все нападающие уничтожены» и только после этого с облегчением выдохнул. Перечитал повторно, внимательней. Двух террористов, включая их лидера — Микаэлу Куин (или, если быть более точным, Джоан Синклер), убили на КПП. Остальных ликвидировали в захваченном здании и только последнего — в церкви КорпДуха, расстреляв с вертолета вместе со зданием. В здании вспыхнул сильнейший пожар, потушили не сразу, потом долго разбирали, но сильно обгоревшее тело в итоге нашли. Наверное, во всей этой истории можно было обойтись без приказа «живыми не брать». Да, он был обоснован особой опасностью банды, но реальная причина заключалась совсем в другом. Давно, очень давно, еще во времена первой корпоративной он, Робин, и Джоан (тогда еще даже не ставшая Синклер) были знакомы и участвовали в… разных делах. Одно из этих дел привело Робина в нынешний кабинет. И оно же его убило бы, случись той давней истории всплыть. До поры проблем не возникало, хотя их с Джоан пути давно разошлись. Впрочем, та старая история убила бы ее с не меньшей эффективностью. Но потом Джоан погибла вообще без помощи какой бы то ни было истории, а Робин облегченно выдохнул. Однако спустя некоторое время ему пришло письмо от некоей Микаэлы Куин с фотокопиями памятных документов и подробным разъяснением, что только от поведения «Амилайта» в отношении банды кроликов зависит — всплывут ли оригиналы. Затем были шесть лет тишины и осторожных, но неудачных попыток найти опасный компромат. А сегодня утром снова пришло письмо от Микаэлы Куин, отправленное всего за пять минут до нападения на КПП. И оно гласило, что один из ее подопечных — так его и назвала! — знает, где лежат оригиналы документов и расскажет это на допросе. После такого выкрутаса иного выхода, кроме как отдать приказ «живыми не брать», не осталось. Впрочем, озверевшие штурмовики, похоже, и без приказа справились бы. В этот момент негромко зажужжал вибровызов. Похолодев, хозяин кабинета увидел извещение о получении сообщения, переадресованного с особого контакта. Того, на который ранее приходили сообщения от Микаэлы. Робина затрясло. Он-то наивно полагал, что больше этот канал связи никогда не оживет. Черт. С тяжелым сердцем главный рейдер северной части мегаплекса восемнадцать корпорации «Амилайт» открыл послание. «День сегодня, определённо, не добрый, поэтому просто приветствую. Я — душеприказчик Джоан Синклер (она же Микаэла Куин) — уведомляю вас, что мне известно местонахождение некоей информации, а также ее суть. Чуть позже, когда уляжется излишний шум, я с вами свяжусь. Надеюсь, наше сотрудничество будет таким же успешным, как ваше сотрудничество с Джоан. Желаю здравствовать. Берегите себя». Подписи, как и обратного адреса, не было. Не было и предупреждения «не пытайтесь отследить». Робин устало прикрыл глаза. Рановато он решил, что меч, столько лет занесенный над его головой, наконец-то исчез. Рановато. Сука. * * * Женщина средних лет в белом халате вывела Энни и Элли через служебный выход на узкую улицу. Здесь не было людей, а у крыльца стояло одинокое такси. Едва девочки показались из здания, дверь пассажирского сиденья ярко-желтого седана распахнулась и оттуда торопливо вышла няня Мэри с неизменной объемной сумкой в руках. — Пирожочки мои! — всплеснула полными руками нянька и кинулась навстречу воспитанницам, которые в свою очередь со всех ног припустили к ней. На темном лице гувернантки было написано такое беспокойство и такая жалость, что Энни не выдержала и с облегчением заревела. Она подбежала к няне, уткнулась мокрым лицом в её мягкую грудь, вдыхая родные запахи дома и недорогих духов. — Пирожочки… — Мэри прижимала к себе ревущих девчонок — бледных, осунувшихся, в окровавленной мятой одежде. — Булочки мои… Булочки самозабвенно скулили, так что некоторое время пришлось постоять, обнимая их за плечи, и только потом отвести в машину. В прохладе такси сестры потихоньку успокоились, а через несколько минут езды даже задремали, поэтому, когда машина, наконец, остановилась, они выходили из салона ещё более вялые и жалкие. Мэри обняла обеих за плечи и повела домой. Девчонки молча жались к ее мягким бокам. Дома ничего не изменилось — пахло чистотой и пирогом с лаймом, было тихо, в окна лилось солнце. Однако Энни показалось, что отсутствовала она очень долго — чуть ли не месяц. Элли, видимо, испытывала то же самое, потому что в комнату она поднималась непривычно молчаливая и тихая. — Надо помыться, булочки, — ласково увещевала Мэри. — Я принесу вам молока с пирогом.