— Ну, ты прямо как взрослая, — ухмыльнулась Влада. — А ты пойдешь со мной разнюхивать? Ты вроде шебутная… — Кем? Девочкой «вынеси дерьмо»? Штудировать книгу «Кошки на Руси», которую сама же Осьминожица и накатала, надергав из Интернета?! И заученно отвечать на собеседовании, как на экзамене! Да что за хрень! — возмутилась Алена. — Все это тупая самореклама, а до хвостатых ей нет никакого дела. Она набирает персонал, который ее пиарит, а людям будут втюхивать больных животных. Для товарного вида, конечно, помоют и напялят ошейник с ярлыком «эта кошка принесет вам счастье». Но на самом деле у кошки цистит, она исправно напрудит во все постели в доме, и в конце концов ее усыпят. — И что же ты предлагаешь? Наш приют закрывается, с дачи нас выгоняют, а за новое помещение нам нечем платить. Разве что я возьму кредит под залог еще не построенной квартиры. Папеньку хотели упечь за убийство прокурора, но пронесло вроде — между прочим, это я за него похлопотала! — а вот теперь приготовлю ему новый сюрприз… «Какая интересная жизнь у человека! — походя вздохнула Алена. — Не то что у меня!» — Я вот что предлагаю: ты же водишь машину? Ну вот! Мы берем микроавтобус у моего деда. Он все равно уже раздолбанный дальше некуда. Посадим туда наших котов-собак — у нас их не так много и осталось. Штук пятнадцать. И поедем в глубинку. В деревне, если кошка пришла сама в дом, ее уже не выгоняют. В общем, будем подкидывать наших мосек. — Ты из мозга коммунизм-то вытряхни! Рехнулась, что ли?! Да в деревне своей живности хватает! Там цепные псы такой хай поднимут, когда мы им свое шапито подвезем! С тем же успехом нашу несчастную братию можно и сейчас выпустить на улицу. Зачем ехать не пойми куда?! — В городе истребляют бездомных животных, ты же знаешь! — Зато теплые подвалы снова начали открывать! — Влада, к чему этот спор? Ты хочешь на работу к Осьминогу — да пожалуйста! Но только не внушай ни себе, ни другим, что это как-то поможет нашему зверью. Алена сама себе удивилась. И тут же дала задний ход, хотя Влада была не из обидчивых. Они тогда разошлись, пообещав друг другу подумать, как же им быть — и у обеих была мысль, что наверняка Влада опять как-нибудь выкрутится. К Осьминогу?! Ну нет, это она не всерьез… А вот Аленушке Васильевне было над чем еще призадуматься. Почему так трудно нынче творить элементарное добро? Почему это чуть ли не наказуемо? Оставим наболевшую тему приютов для бездомных животных. Ну, смеялись над ней две чушки с третьего этажа, когда она, еще пятнадцатилетняя, ходила в приют в волонтерском собачьем прикиде, который теперь манерно называется кенгуруми… Да подумаешь! Алена им с легкостью отомстила, насыпав в школьные рюкзаки влажных опилок. Спасибо двум залетным морским свинкам, которые недолго побыли вместе с бездомными питомцами на передержке, — для них таскали древесную стружку с соседней улицы, где шла бурная стройка. Так что насмешки и полную глухоту к благотворительным мотивам Алена умела и приструнить, и игнорировать. Ей давно было известно, что значительная часть человечества живет не более продуктивно, чем те морские свинки. Кстати, собаки с кошками порой куда более высокоорганизованные существа, чем та, неприятная часть двуногих, обильно расселенная по планете. Ну так и пускай себе расселяется, но другой части не мешает. Морские свинки вот никому не мешали! И не придумывали правила и инструкции, которые призваны не помогать, а портить жизнь. Причем как раз тем, кто хочет сделать ее лучше! Скажем, хочет человек отдать детскую одежду в детский дом. В отличном состоянии, чистую, красивую — да чего там, просто суперскую! Всем известно, что мелкие быстро вырастают из своих сказочно красивых комбезов и шикарных ботиночек. Но нет — одежда принимается только новая, с биркой. Ношенная хотя бы один день — ни-ни! И что же, доброму человеку идти покупать новую, когда у него залежи почти новой, но без бирки… — Господи, ну что за тупость! — возмущалась Алена, добрая и хозяйственная душа. — Боитесь заразы — продезинфицируйте паром! Верхнюю одежду — химчисткой. Сейчас такие способы есть… — Способы есть, но всем лень! — вздыхала мама. — Не расстраивайся, наверняка в другом приюте хорошие вещи с руками оторвут. И кстати, блаженная Августина, ты английский сделала? Знала бы она, что Августина замыслила следующим этапом своих благодеяний. Поиск пропавших людей! Пока это было на уровне смелых девичьих мечтаний об отряде «Лиза Алерт», но первые крохотные шаги она уже делать начала. Всю свою ленту в соцсети заняла уже не собаками, а пропавшими детьми. И… это работало! Разумеется, она никому не рассказывала об открывшейся ей магии, но если она выкладывала информацию о потерянном ребенке, то через какое-то время его находили. Целым и невредимым! Алена Васильевна не сразу увязла в своем потайном величии. Она ведь была хотя и импульсивной особой, но иллюзией всемогущества не страдала. Но, будучи чувствительной и реактивной в неожиданные моменты, она все же не могла не задаться вопросом бытового волшебства, которым детское сознание всегда украшает принцип малых дел. Начинается все с богоугодной малости: не буду писать о себе, а лучше размножу фото ребенка, который в беде! Ведь это правильно, ведь это и есть добро! А на добро, пускай и маленькое, мир отвечает добром! Так должно быть, во всяком случае… Ведь если все-все будут делать такое добро, то оно станет большим и мощным, и тогда его сила будет реальной, разве не так?! Прекраснодушие немного меркло, когда под «добром» френды не ставили ни одного лайка, выращивая стену непонимания. Но вознаграждение приходило с добрыми вестями: найден, жив! Рано или поздно все находились! Живыми! Заметив эту тенденцию, Алена стала чувствовать себя обязанной, завидев объявление о пропавших детях, вывесить его в своей ленте. Таким образом, они вскоре вытеснили все остальное. Постепенно это становилось миссией. Но вот однажды случилась страшная осечка. Молодой парень погиб. При этом объявление о нем давала подруга его матери. А матери уже не было в живых… Сначала Алену поразило злое неверие. Не может быть! У человека, который учился в аспирантуре МГИМО, никого, кроме подруги матери. И он к тому же и сам еще и… Алена упорно не могла произнести слово, обозначающее смерть, потому что совершенно не могла смириться с такой жуткой нелепостью. Она толком не понимала, что сгущало бездну — то, что это случилось с милым, добрым, молодым, да еще у которого все должно было быть прекрасно с такой престижной карьерой. Или то, что у него уже не было матери, и, быть может, это делало его уязвимым? И про отца ни слова, а значит, он тоже по факту отсутствовал… Изначально хрупкая, но прекрасная конструкция рухнула. И это сокрушительно усиливало отчаяние, потому что у светлого человека был шанс чего-то добиться — и не у того, кто идет по головам! И поэтому если бы он достиг своих целей, то стало бы хорошо не только ему. Но беда случилась именно с таким человеком, а всякая шушера и мразь преспокойно процветает… У Алены было впервые такое чувство. Она пока не знала, что это горькое изумление — довесок к любому кресту человеческому… А почему она решила, что парень был хорошим? Потому что о нем так написала та самая подруга его матери? Неужели она могла написать о нем иначе? Просто потому, что всякая шушера внезапно не умирает. Даже среди наркоманов отбросы более живучи, чем те ребята, что гибнут по дури, еще не прогнившими насквозь. Алена точно не могла сказать, где набралась этих премудростей, но от потрясения они будто проступили, как наскальная живопись на стенах пещеры, куда не было случая углубиться до сей поры. И наивная магия была навсегда утрачена. Может быть, она успела абсурдно влюбиться в этого мальчика? Да и абсурд — лучший повод для любви в этом возрасте… Она ни в чем была не уверена, кроме отчаяния. И понимания, что никогда никому не сможет объяснить, чего ж она так убивается по незнакомому человеку. Можно только представить, как будет недоумевать Влада. Ее добро рационально и строго ограниченно, в его компетенцию не входит забота о человеке. Потому что его не жалко, он может сам о себе позаботиться. Алена тоже не питала иллюзий относительно рода человеческого. Но от обрушившегося на нее откровения о хрупкости человеческой оболочки она готова была сама раскрошиться, как черствый кулич. Она сидела в слезах и совершенно не знала, зачем ей теперь жить. И кому об этом рассказать. Но все же был один человек, который мог бы попытаться понять. Только сегодня, именно сегодня этому человеку хотелось думать скорее о возможности любви, чем о неотвратимости смерти. Услышав о том, что волнует его дочь, Василий Субботин очень удивился. Он вообще долго не мог сквозь ее телефонные слезы в столь поздний час понять, о чем речь! А когда понял, не знал, что сказать… Он полагал, что поток информации, бесконечные Фейсбуки и Инстаграмы измельчили и умалили смерть. Она быстро пролистывается и забывается. Мы отмечаем ее плачущим лайком — и это все, чем удостаивается ныне львиная доля нас, просто людей, чье доказательство жизни — учетная запись в системе. Таков наш бисер дней. Ты умер?! Ах, ты, оказывается, жил… Но среди всеобщего измельчения вырастают вдруг такие Джомолунгмы сострадания! И Вася вдруг подумал, что мировая душа дает нам шанс. Еще один. Вероятно, в этих просветлениях была толика вины Софии. Новая фигура влияния в первый день своего появления все очень меняет. Потом жизнь, вероятно, соскользнет в прежнюю колею, но пока… дайте надышаться бессмертием! — Объясни мне все же еще раз: ты совсем не знала этого парня? — Нет! Хотя нет, так нельзя сказать! Я ведь узнала, что он пропал, я узнала, каким он был… он уже не чужой мне! Я очень переживаю из-за того, что с ним случилось. — Ну… это нормально, что ты сочувствуешь горю. — Вася ужаснулся тупейшему ответу, но он не смог придумать ничего умнее так быстро, тем более что голова была забита другим. Он вспоминал разговор с Соней — не столько о вопиющем инциденте с Ильей и треволнениях Настасьи Кирилловны, сколько о том, что отцы девочек вечно гонят чужих сыновей в армию и на войну. Вася с дрожью в голосе уверял, что он вовсе не из этих людоедов — хотя он понимал, о чем она. Конечно, понимал. Но он и правда был убежденный враг всеобщей воинской повинности. И камень, прилетевший в него, предназначался для чужих огородов. А теперь… он внезапно задумался, а знает ли беспокойная София, что могут выкинуть девочки?! — Я хотела тебя попросить… ты сходишь со мной на похороны? Мне как-то ужасно идти одной. Нет, я не боюсь, я вовсе не боюсь! Просто спросят, кто я ему… а я никто! А с тобой не будут спрашивать. Или мы просто скажем, что мы дальние родственники, и все. Теперь Вася вообще не знал, что сказать. Невинная душа, она думает, что главная проблема в этом скорбном деле — это вопрос о том, кто она… Боже, может, ребенок болен? Может, это подростковая депрессия, может, у нее назревает суицид? А иначе что за странный интерес к чужой смерти? — Алена, ты уверена, что… тебе туда нужно идти? А вдруг… это какая-то темная история. Ты знаешь причину смерти? Вдруг… родные будут искать среди тех, кто пришел, виноватых. Так бывает… — Папа, ну вот о чем ты вообще?! Я же тебе объяснила — у него нет родных! У него одна подруга матери. У него там, наверное, вообще никого не будет! Ну, два-три однокурсника, и все! Но человек имеет право на то, чтобы его помнил кто-то, просто кто-то на земле! Неужели ты это не понимаешь? — Нет, я понимаю. Иногда тот, кто умер, становится ближе, чем те, кто жив. Просто обычно это происходит, если этот человек был твоим близким… даже если ты знал его хотя бы один день — и так тоже бывает! — Но и так, как у меня, тоже бывает! — с тихим отчаянием ответила Алена. — Вот видишь: раз у меня уже есть, значит, так бывает! Василий вдруг обезоруженно с ней согласился. Прецедент создан, как ни крути. — А мама знает, куда ты собралась? — Я именно тебе позвонила, потому что ты умнее мамы. И думала, что ты меня поймешь. — Ладно, хорошо, пойдем. Ты знаешь… где это все проходит? К десяти утра на другой конец города… Со странной миссией… А что, если все это не к добру? Пока его не огорошила Алена, он собирался изложить Настасье Кирилловне спасительную версию убийства Помелышева, в которой смутно причастным к преступлению выступает какой-то бешено разбогатевший ботан. Правда, мотивы безбожно шаткие! Но София права: эта новая деталь должна быть предоставлена следствию! Хотя ей чертовски не хочется, чтобы пострадала старая добрая няня-фея Людмила Гавриловна. Потому что любой следователь заподозрит ее, невинно севшую когда-то по обвинению Помела, а вовсе не какого-то молодого очкастого «форбса», ее воспитанника. Воспитанник все равно откупится… И собственно, с чего Василий взял, что Сонину историю вообще кто-то будет слушать?! Кто такая Соня в этом следственном казусе? Хотя… конечно, надо действовать через адвоката, но уж больно он мутный. Василию оставалось признать, что в этом переплете ему никто не внушает доверия. И даже Настасья, похоже, что-то скрывает… Словом, столько всего надо было обсудить и обдумать, а тут на тебе, Аленушка — и кто мог предположить, о чем она попросит. Вася не стал уже звонить Настасье Кирилловне. Он знал, что она наверняка изумленно обижена, ведь гордость не позволяет звонить ей самой. Гордость — читай, личный кодекс, в котором предписано звонить исключительно приятно, а не просительно! Но для Васиного звонка время слишком позднее… Конечно, хотелось бы узнать, что вообще за странное действо происходило сегодня, в которое даже была внезапно втянута София — и, как это часто бывает, когда соблюдаешь закон Сабашникова, обнаружились непостижимые связи этого безумного мира. И связи эти — словно фаркопы и карабины — были предназначены для сцепки с каким-то еще миром, куда более интересным и, возможно, еще более безумным. 11. Не только про любовь Соня была одновременно зла, обескуражена и обрадована. Вернувшись после фантасмагоричного, странного и интригующего дня, она была полна планов. Впрочем, пресное клише «планы» совершенно не подходит к ее состоянию! Она парила! Она любила, когда жизнь обретает интригу. А тут она даже двухслойная — детективная и романтическая. Хотя во вторую ни за что не хотелось верить раньше времени. Соне хватило в жизни самообманов. Вася ей напомнил самый яркий из них. Нет, не характером, упаси боже, всего лишь внешне. Тоже деликатный тонкий нос… Если вдуматься, то вот и все сходство. Но почему-то оно казалось навязчивым. Потом стало понятно почему. Дело было совсем не в изяществе профиля, а в том, что у Васи кончик носа был аллергично раздраженным. И сразу вспомнилось, как похожий-непохожий на него господин подарил Соне духи. Они были прекрасны! До того прекрасны, что их любила королева Беатрикс, как сообщил щепетильный даритель, и название их было совершенно неразборчиво. Соня решила, что со временем узнает и название, и каким королевством правит Беатрикс, — ни к чему познавательная въедливость в приятный и возвышенный момент. И вот господин стал захаживать. А Соня — его ждать. Только однажды она обнаружила, что закончился освежитель для туалета. Он всегда заканчивается, когда должны прийти гости. Хотя многим гостям совершенно по барабану. И все же… Но с этим гостем хотелось, чтобы подобные мелочи не смущали. И Соня решила слегка облагородить санузел двумя пшиками новых духов. На полотенца. Попало на Андрюхино, он потом был очень недоволен и смачно морщил нос. Но с его недовольством было справиться нетрудно, в отличие от той реакции, которая последовала от долгожданного гостя. Он больше не пришел. И никак не верилось, что из-за такой мелочи… — Мелочи?! — раскричался он, когда Соня, прождав его месяц, написала ему робкое сообщение. — Я ведь столько выбирал! Я ведь душу вложил в этот подарок! Я ведь думал, какие подойдут именно тебе… А ты их в унитаз! — Почему же сразу в унитаз! — изумленно оправдывалась Соня. — Я им чуточку облагородила свой дом, это высшая похвала твоему подарку. Ничего не помогло. А вдруг Вася со своим носом такой же невыносимый? Вот о чем думала София, когда вернулась после странного-престранного дня домой. И тут еще Андрюха огорошил тем, что доделал летнее задание по сольфеджио. Это с чего вдруг?! Почему не в самый последний день и не из-под палки? Разумеется, жди подвоха! Окрыленная, озадаченная и романтически сбитая с толку, София включила компьютер… и обнаружила письмо от Клетчатой Шляпки. В котором она кратко и победоносно уведомляла, что фирма «Земляничные поляны» больше в Сониных услугах не нуждается. Но — и здесь уже чувствовалась смягчающая длань Синего Костюма! — ей будет выплачена небольшая компенсация за выполненную работу. Минута — и Соню подняла обжигающая волна гнева, которая внезапно выбросила ее в бухту счастливого облегчения. Она вдруг созналась себе, что именно этого и хотела! Освобождения от титанического вздора. От Клетчатых Шляпок и не по годам разбогатевших шизоидов с купеческими именами. Но что делать дальше? Нет, конечно, она не будет питать смешных надежд на цветочный сайт — у женщины мужа сажают, а она будет торговать цветами? Хотя Василию Субботину зачем-то нужно было уверить Соню, что именно в этой ситуации женщине ничего более не остается. «Если подумать…» Какой чудной день, а за ним приятный вечер… Было так приятно «думать» не о своей печали в летнем кафе, когда уже не жарко. Тем более что Вася рассуждал — о том, что если еще подумать, то печаль эта мимолетна. Разумеется, с Ильей вышла какая-то ошибка! Никого он не убивал, конечно… И нелепо навесить на него это убийство! Из чего лепить мотив? — Ну как же из чего? Из личных побуждений. Из родовой истории. Емельяново, деревенские разборки многолетней давности… — растекалась мыслию Соня. — Личные побуждения и родовую историю надо было прятать раньше под очевидными мотивами! — возразил Василий, высыпая в кофе шестой пакетик-трубочку сахара, от чего Соня почуяла родную душу, хотя и знала о придирчивости мужчин-сладкоежек. — То есть, если я правильно поняла, имея такой мотив, надо было убивать, когда Помелышев был для всех одной большой и вредной занозой. Когда он украл деньги и стройка встала. Вот тогда заподозрить можно было бы кучу народа! Коллективное убийство, как в «Восточном экспрессе». Мотив един и понятен: если бы не стало Помелышева, стройка была бы отдана другому застройщику. Но это согласно поверхностной логике, а как там на самом деле… наверняка у него в его шарашкиной конторе есть совладельцы, которые действуют чисто номинально, но благим планам обманутых дольщиков они могли бы помешать… Активы, переведенные на подставных лиц, и прочие подобные схемы — все это сильно осложнило бы достижение долгожданной цели. Так что я думаю, что и в той ситуации убийство Помела было неоправданным риском. Что опять-таки могло бы навести следствие на мысль о личных мотивах! Василий бросил на Соню иронично уважительный взгляд. — Вы, я вижу, разбираетесь в долевом строительстве и… в личных мотивах. Конечно, мне и самому странно, что Осипов, который, по рассказам Кирилловны, совершенно не похож на человека, которому нужны компаньоны, берет с собой бесполезного в юридических делах Илью… Даже если тот якобы сам напросился! Да не было между ними ни намека на приятельство и даже симпатию! Абсолютно нелогичная ситуация! У Осипова вообще ни к кому не было симпатии. Вот если бы, наоборот, Илью вызвали к следователю, а тот бы обратился к Валентину как к бывалому ходоку — ведь тот уже побывал подозреваемым или все еще им пребывает! — такой расклад похож на правду. И то весьма условную! Настасья Кирилловна на дух не переносила этого вздорного и склочного типа, хотя он и оказался той силой, что свергла Помелышева. Думаю, Илья относится к Осипову не лучше. — В общем, как бы мы ни рассуждали, нам обоим не хочется, чтобы Илья оказался убийцей, — заключила Соня. — Или нам обоим не хочется, чтобы он понес наказание… — задумчиво уточнил Василий. Соня вспомнила это уточнение с улыбкой, словно интимный намек на то, что они теперь заговорщики. Ну, версия с Саввой — это, конечно, для хохмы. В природе царила бы понятная душе логика, если бы убийцами оказывались вот такие пластиковые вьюноши с двумя заводными сердцами. Хотя… быть может, следы этой логики все же можно найти в происходящем. Клетчатая Шляпа, будь она неладна, уволила Соню как раз после того, как она прислала развернутый отчет о встрече с Людмилой Гавриловной, няней, Феей и вообще интереснейшей персоной. Не отчет, а целый невод с семейными скелетами. Одна старая запутанная нейросетка, как изволит выражаться Савва Лёвшин. О том, как няня, спасая семью от Горгоны, позвала на помощь Лёвшина-старшего, в которого была влюблена. Как села потом в тюрьму, хотя Лёвшин мог ее спасти своими показаниями. Как никто из односельчан ей не помог. Как она все равно благодарна Лёвшину и как маленький Савва с двумя сердцами-локаторами уловил романтические чувства няни к отчиму… Единственное, в чем Соня уняла исследовательский экстаз, так это в том, что утаила свои мелодраматичные подозрения о внебрачной дочери, рожденной в заключении. Но это не помогло. Нарытых скелетов, видимо, и без того хватило, чтобы стало понятно — ретивый биограф великого Саввы зарулила не туда. Такая правда не нужна. А почему?! Не потому ли, что… у отчима таки рыльце в пуху?! Прокурор Помелышев что-то о нем знал и шантажировал! Допустим, все совсем не так, как рассказывает Людмила Гавриловна. Она позвала на помощь Лёвшина — кстати, как она могла не знать его имени? — не потому, что работала няней его пасынка. А потому, что знала Лёвшина раньше. У них был роман. При этом он был замешан в криминале. И Фея так о нем рассказала, что будто он ни при чем. Будто убийство Горгоны было коллективной и оправданной обороной. Но, быть может, на самом деле… Непочатый край Сониных фантазий сводился к жертвенному итогу: Фея выгородила своего сердечного друга и отмотала срок вместо него. Популярность этого сюжета в блатном фольклоре ее не смущала. Ведь и там бывает правда… Вот только зачем было Лёвшину-старшему убивать Помело теперь… Боже, какая недогадливость! Помелышев же был прокурором в Емельянове, как выяснилось! Он выгородил Лёвшина, посадил Фею, но за это Саввин отчим должен был стать… его осведомителем! Или еще в каких темных делах участвовать… А может, он и есть его теневой подельник в глобальном мошенничестве под названием «Марилэнд»! Похоже, чем больше догадок, тем дальше от здравого смысла… Соня вляпалась в осиное гнездо компромата. И ее решили устранить. Хорошо, что просто из проекта, а не радикально. А может, провести небольшое расследование в духе «кружок юных детективов»? Нет, правда, а что, если Помелышев действительно окажется связанным с семейством Лёвшиных? И тогда они под подозрением, из-за чего плакал подарочек — автобиография Саввы всех времен и народов. Создатель Strekoz'ы щепетильно включил Людмилу Гавриловну в список опрашиваемых, что, конечно, повод для возможного злорадства над Клетчатой Шляпкой. Хоть бы этой мымре попало за недосмотр! За то, что не утвердила список у мамаши с отчимом… Ведь наверняка всем этим «амбициозным проектом» про бессмертие в массы, всем этим подарочком самой себе управляет мамаша! А она советуется с мужем, само собой… Но с няней прокол вышел, проглядели утечку информации! Наверняка Шляпе уже попало, а она отыгралась на Соне. Любительница детективной интриги на ночь глядя аж вспотела от догадок, которые ей страсть как не терпелось выложить… Базилевсу! Красиво его называет Настасья Кирилловна. Соне тоже хотелось бы козырять древним первоисточником, но, возможно, ей этого никогда не позволят… Она вышла на балкон, вдохнула августовскую, сочную и маслянистую, как рябина на коньяке, ночь и решила, что, пожалуй, следует еще взять на заметку Феиных предателей-односельчан. Вдруг кто-то из них — родственник Помелышева? В конце концов, обычно самое наипервейшее предположение об убийце у следствия — это кто-то из родственников. Впрочем, здесь версия провисает — этому родственнику совершенно не обязательно жить в Емельянове… Утром Соня узнала, что, пока она погружается в дебри чужой семейной истории, у нее дома назревают собственные катаклизмы. Андрюха влюбился. В девочку своего друга. Только этого не хватало! Это ведь назревающая трагедия?! И совершенно непонятно, что делать. София, где твоя мудрость, в честь которой тебя назвали… Андрей пытался убедить маменьку, что мудрость сейчас неуместна. И вообще-то все происходящее — естественно! Его друг и эта девушка уже расстались. Вчера… Правда, существует еще одна пикантная деталь — у барышни связь с еще одним… фигурантом этого треугольника. Треугольника, стремительно и зловеще множащего свои углы. — Но с ним у нее несерьезно. Просто пока нам с ней лучше не встречаться открыто, — деловито рассуждал сын, пока у матери вяли уши. — Можно я съезжу с ней в Питер? Мне очень надо! Там буду не только я, будет целая компания, так что это безопасно! — Охотно верю! В теплой компании-многоугольнике, конечно, безопасно! — отрезала Соня, наполняясь яростью бессилия. А вдруг не послушается и сбежит?! Ужасна эта подростковая любовь… Растишь, воспитываешь, объясняешь, где добро, а где зло, — а потом все сметет ураганом чувственного бреда, посвящения в рыцари Круглого стола, где одна дама на всех. Теперь понятно, почему так оперативно вдруг сделано сольфеджио… День прошел в титанической борьбе поколений. Соня беспомощно изумлялась тому, что школьная любовь обострилась в августе. Андрюха выпукло рисовал на своем подвижном большеротом кареглазом лице издевательское изумление — дескать, чем плох август?! И учеба как раз еще не началась! «Вот именно, что не началась, где же вы встречаетесь?» Но они не встречались, что и обостряло процесс, который, оказывается, назрел уже давно. Для любви не обязательно встречаться — разлука разжигает пожар! Тем более в юном неокрепшем организме, для которого все впервые. Любвеобильный предмет любви изволила гостить у бабушки. «Но завтра она возвращается — а потом хочет смотаться в Питер». — Видимо, сразу со всеми своими бойфрендами! — возмутилась Соня. К вечеру она убеждениями и мольбой отвоевала свое право как матери на запрет поездок несовершеннолетнего чада с незнакомцами. Андрюха был зол и несчастен. Естественно, пригрозил, что не станет заниматься с новым учителем, которого Соня с таким трудом отыскала… среди уличных музыкантов, свободолюбивый алмаз у обочины. Но что подростку материнские слезы… Однако взъерепенившееся дитя тоже подустало от баталий и засело в любимый квест. Именно в этот момент Соня обнаружила, что ей уже три раза звонили и звонки остались без ответа. Она с колкой досадой отметила, что звонил просто какой-то номер, а не тот, кого она ждала. Кому бы ей хотелось выложить свои будоражащие предположения о произошедшем в деревне Емельяново много лет назад. Но заботливый Базилевс сегодня, похоже, опекает Настасью Кирилловну и Илью… который — как же Соня забыла про эту очевидную связь! — родился в Емельянове. То есть он — из тех самых односельчан-предателей?! Нельзя сбрасывать со счетов неоднозначность, но… Интересно, как же так получилось, что, излагая историю Феи, София упустила столько многообещающих ответвлений сюжета… Вроде целый вечер проговорили с Васей. Или она все это время глазела на его нервный нос? Может, не только у Андрюхи обострение любовной лихорадки…