– Не гуди – я легонько стукнул рюкзаком о стенку лифта – Почти приехали. – Наконец-то – закатила глаза под лоб Жанна – Сейчас немного передохну и отправлюсь в центр. По магазинам погуляю. – Отдохнет она! – скрежетнула молния и Родька, истомившийся в рюкзачном чреве, высунул голову наружу – А то ты сильно перетрудилась! Мы пахали – я и лошадь! Да и как ты устать можешь в принципе, нежить ты могильная! – Мохнатая нелюдь – привычно и с легкой скукой отозвалась девушка – Нерасчесанная и кудлатая. – Кривошеяя вешалка – Родька подтянул себя вверх, высунувшись из рюкзака более чем наполовину, непонятно каким образом скрутил из своих коротеньких пальчиков две фиги, приложил их к груди, присвистнул и произнес – Во! Эт ты! Ох, батюшки! Последние слова были адресованы не Жанне. Это я тряхнул рюкзак, и мой слуга снова провалился внутрь. – За что, хозяин? – через секунду жалобно проныл он – Сменял? Меня на мертвячку сменял? Это я тебе, между прочим, в городе Венеции жизнь спас, а не она! – Случайно – поправила его Жанна – Скорее всего – по недомыслию. Хотя… Откуда в твоей башке вообще мысли возьмутся? Лифт остановился, раскрыл двери. – Как же вы мне оба… – я выдохнул – Дороги! И какое счастье, что, наконец-то мы вернулись в Москву. Может, хоть здесь от ваших бесконечных свар отдохну. – Это все он! – заявила девушка – Он начинает. Я сама сроду первой скандалить не стану! – Жанка виновата всегда и во всем! – прогудел как шмель из рюкзака Родька – Она вбивает между нами клин, хозяин! Нарочно! Желает нас рассорить. – Я вбиваю? – взвилась под потолок Жанна, причем в буквальном смысле – Ах ты детская шубка на ножках! Да ты в Сашу как клещ впился, и вечно чего-то у него выпрашиваешь! То еду, то фонарик, то брелок. Только и слышишь: «хозяин, купи», «хозяин, подари». Он терпит. Я – не стану! – Кстати – да – подтвердил я, подходя к двери – Тут она права. Денег на тебя уходить стало сильно много. Шоколад тебе подавай только «Тублерон», опять же на круассаны ты подсел не по-детски, простой хлебушек тебе на завтрак уже негож. Зажрался ты, мил друг. – Зажрался – обличительно подтвердила Жанна – Не то, что я. – Ты мертвая – буркнул Родька из рюкзака – Тебе ничего и не надо. – Зато ты столько хлама насобирал за это время, что вон, пришлось через «DHL» доставку оформлять. Саша столько просто не допер бы на себе. – Там моего всего-ничего! – заорал Родька – Магнитики, сувениры разные, карандашики цветные! А остальное – одежда хозяина и книги. – А еще набор сковородок из Швеции – загнула пальчик Жанна – Куча бейсболок, опять же, которые вообще тебе непонятно зачем нужны. Кружки с названиями отелей. Полсотни, не меньше! Пока эти двое переругивались, я, подбрасывая ключи на ладони, внимательно осматривал входную дверь. Времена, когда я, не думая совал ключ в замок, давно миновали, теперь мне было хорошо известно, сколько разных неприятностей можно нажить, совершив столь незамысловатое, вроде бы, действо. И нашел-таки то, что искал. Тоненькую, еле заметную булавочку, по самую головку воткнутую в дверную обивку. Ведьмина метка, классика жанра. Не знаю уж, когда и с какой именно целью ее сюда поместили – то ли хотели на меня небольшую порчу навести в профилактических целях, то ли это обыкновенный сигнальный маячок. Второе куда вероятнее. Порча – основа для предъявления претензий, а с местными ведьмами у меня вроде как мир, а не война. Ну да, некий конфликт случился, мы с ними неслабо схлестнулись позапрошлой весной, и я даже одну из них чуть не отправил под дерновое одеяльце, но по итогу ни я им ничего не должен, ни они мне. Ну, если не считать того, что одна из этих бесовок, белокурая и грудастая, вроде как была не против приятно провести со мною время. Имя ее, правда, я напрочь забыл. – Родь, дай мне «огонек» – попросил я слугу – Передам привет неизвестному адресату, пусть порадуется, что его закладка сработала. Травничество я не забросил, хоть с моей основной ведьмачей специализацией оно почти никак не пересекалось. Нравилось мне это дело, что скрывать. И не мне одному, если судить по новым записям, которые то и дело появлялись в книге. Но, стоит заметить, что не все они несли в себе рецепты как раньше, далеко не все. Все чаще стали возникать заметки на, скажем так, житейски-философские темы, которые мои предшественники когда-то оставляли для тех, кто придет после них. Например, жил три века назад некий Леонтий, так он вообще с древними греками поспорить по части философствования мог. Насколько я понял, получив и подчинив себе силу, он сбежал от своего барина и отправился бродить по свету, обошел пол-Европы, грамоту и счет выучил, но нигде не нашел ни покоя, ни воли, потому в результате решил на белый свет плюнуть и свалить от всех куда подальше, в дикие края. В результате этот товарищ аж до Алтая добрался, тогда совсем неизведанного и заселенного джунгарами. Лет двадцать все было хорошо, но после туда пожаловал Демидов сотоварищи, который, нарушив первозданную тишину, начал вырубать леса и медь на пару с серебром добывать. Так вот Леонтий этот под закат своих дней совсем философом стал, потому то и дело оставлял в книге заметки, вроде: «Нынче созерцал гладь водную на закате, беседовал с хранителем озера, пытал его о том, что ен зрит смыслом бытия свово. Ничего мне водяник на вопрос тот не ответил, только знай хвостом по воде бил, да после карасей в корзину три десятка насыпал. Мыслю я, что он, нелюдью являясь, сам того не знает, потому обитает на бел-свете, что птица на ветке или же волчара в лесу. Он просто есть – и все тут. А кабы не было его, так ничего бы и не сменилось. Или же нет? Может, нелюдь разная на свете есть для того, чтобы человеки поняли такую вещь – ежели они за разум не возьмутся, так сгинут восвояси, и те, кто их сменит на тверди земной, уже тут есть и ждуть. А караси зело крупны и вкусны. Особливо в жареном виде. Эх-ма, кабы сметанки к ним ишшо… Но нету!» Ей-ей, жду записей этого чудака даже больше, чем новых рецептов. Они мне сериалы заменили. Что же до «огонька» – хорошее зелье вышло. Эффективное. Я несколько пузырьков даже продал особо доверенным покупателям. Да-да, у меня теперь и такие есть. Говорю же – Родьку пойди, прокорми. Делается оно на основе олеандра, дерева нередкого, и в южных краях встречающегося очень часто. Вот только не каждый знает, что ядовит этот самый олеандр невероятно, и не приведи вам бог развести из него костерок, дабы погреться или картошечку испечь. Или, например, поставить ветки, которые невероятно красиво цветут, дома, для украшения интерьера. Добром это не кончится в любом случае, и, как минимум, очень сильная головная боль вам гарантирована. А, может, и чего похуже случиться, вплоть до летального исхода. Ну, а если в нужных пропорциях смешать его сок, собранный в первую неделю апреля при растущей луне с несколькими другими травами, среди которых лидирует потенциально огнеопасный розмарин, а после шесть часов отварить получившуюся смесь, периодически произнося над ней необходимые заклятья, то получится дивное зелье, которое в разрезе пожароопасности с бензином поспорить может. Плесни его, например, на дом всего-то в паре мест, а после запали – и все. Никакая вода то строение не потушит, и сгорит оно до самого основания. А еще «огонек» чудно плавит незамысловатые ведьминские хендмейды, вроде вот таких булавок. Мало того – их создательницы получают небольшой привет в виде внезапного головокружения и головных болей, которые ни одна таблетка часа три не купирует. Так что – лети, весточка, к той, кто хотел знать больше других. Передай от меня поклон. Булавка на секунду вспыхнула белым пламенем, и с шипением расплавилась, оставив на дверной обшивке тонкий черный след. – Вот как-то так – довольно пробормотал я – Теперь почти порядок, осталось только для особо непонятливых персональную вывеску на видное место определить. Моя ладонь впечаталась в дверную обшивку, в ее верхнюю часть, а уже через секунду я с удовольствием смотрел на искрящуюся букву «Х» расположенную поверх латинской буквы же «V». Впрочем, может, это и не буква вовсе. Может, это римская цифра «пять», говорящая о том, какой именно по счету я Александр среди ведьмаков, занимавших пост Ходящего близ Смерти. А, может, это и вовсе метафорическое обозначение моего жизненного пути, символизирующее то, что я бреду между Жизнью и Смертью, и в какой-то момент эти два пути сольются в один. Просто хоть сколько-то внятного объяснения мне никто не предоставил, вот я и начал выдумывать, что есть что в моем личном ведьмачьем знаке. Не соврал Слава Два, получил я его вскоре после того, как на ведьмачьем кругу побывал, и с братами по роду у костра поплясал. Причем произошло это как-то буднично, незамысловато. Я тогда только-только из столицы свалил и на Крит прилетел, где в компании алкогольных коктейлей и скучающих дам средних лет потихоньку приходить в себя после безумной майской гонки за наследником Кащея. И вот в один прекрасный день вышел я из номера, и ощутил вдруг, как правая ладонь зачесалась. Даже не зачесалась, а просто-таки зазудела, так, что спасу нет. Ну, случись такое раньше, я бы, может, и внимания особо не обратил, сказал бы про себя: «к деньгам» да и пошел себе на ужин, но то раньше. А теперь подобные вещи я без внимания не оставляю. Верный ответ подсказал Родька, вернувшийся с прогулки по территории отеля. Ему отчего-то нравилось шастать в одиночку по кустам, забитым трескучими цикадами, по крайней мере он именно так обосновывал свои частые отлучки. Но я подозреваю, что он в основном ошивался на отельной кухне, где в непомерных количествах втихаря трескал кондитерские изделия, а также тырил у зазевавшихся туристов разнообразные мелочи, вроде зажигалок и монеток. Последние, разумеется, не ради наживы, и даже не ради спортивного интереса. Просто этот товарищ совершенно неожиданно подался в коллекционеры. А именно – нумизматикой увлекся. Я ему даже кляссер в Вене купил. Пусть его. – Печать ставь – выслушав меня, посоветовал он и куснул огромную грушу, которую держал в лапе. – Чего ставь? – не понял я его сначала. – Печать личную – брызгая фруктовым соком, повторил слуга – Точнее – знак. На дверь. Правой рукой. Так все мои прежние хозяева поступали. И то – давненько надо было и тебе это начать делать, ага. Нож в притолоке – это хорошо, но печать нужна непременно. Обычные человеки ее не приметят, но те, кому надо, увидят и смекнут – в доме этом ведьмак обитает, и лезть в него не стоит, коли голова дорога. А как мы отседова съедем, так она сама и пропадет. Не скажу, что я прямо все из сказанного им понял, но основной посыл уловил, потому недолго думая приложил ладонь к двери, и сразу же чуть не отскочил назад, поскольку на ней ярко вспыхнули описанные выше знаки. – Красиво – сообщила мне Жанна, стоящая рядом. Она всегда сопровождала меня в гостиничный ресторан, ей нравилась тамошняя сутолока. А еще она с удовольствием комментировала наряды, украшения и пластику лица дам, проживающих в отеле, причем иногда неожиданно тонко и иронично. Да и вообще, чем дальше, тем больше меня удивляла моя спутница, то и дело открываясь с новых сторон – Мне нравится! И мне нравилось, то, что я видел. Немного печалило отсутствие возможности самостоятельно сгенерировать этот самый знак, но его наличие в любом случае говорило о том, что я теперь полноправный ведьмак. Вот с тех самых пор я, где бы не останавливался на ночлег, непременно прикладывал правую ладонь к двери, как бы говоря всем, кто задумает навестить меня без спроса: «лучше сообщите о себе. Это моя территория». Ну, а личная квартира является такой территорией в кубе. Или в какой-то более весомой степени. Впрочем, нож я все равно сразу в притолоку вогнал, на автомате. Если честно, думал, что дома встретит меня пылюга, затхлый запах и атмосфера запустения. Два года – длинный срок, а дома, что деревянные в деревнях, что квартиры в многоэтажках не любят, когда в них никто не живет. Им нужно тепло, и я сейчас не о температуре тела говорю, или кухонных плитах. Домам нужны человеческие эмоции и страсти всех рангов, так как они не терпят тишины и безлюдья. Когда в них бьется искорка жизни, тогда они стоят на земле долго и прочно. И, наоборот, опустев, дома очень быстро ветшают и рушатся, мало того – на пустое место может притащиться кто угодно. И это почти наверняка будет не человек. Побывал я в паре домов, которые бросили хозяева, и скажу честно – не хотелось бы этот опыт повторять. Кстати. В ближайшие дни надо непременно выбраться в Лозовку, проведать Антипа. Надеюсь, он не слишком на меня зол за долгую отлучку и не станет снова бросаться утюгами. Да и других тамошних обитателей надо бы навестить, с поклоном и вежество, как положено приличным ведьмакам. А после, когда вещи доставят, наведаюсь на кладбище, навещу тамошнего Хозяина. Опять же, сувенир из Парижа я ему привез, с Пер-Лашез. И из Лондона, с Хайгейта. А еще с доброй дюжины кладбищ, которые посетил во время вояжа. Надеюсь, он это оценит. И еще – родители. К ним обязательно надо заскочить. Повидаться, подарки отдать, денег подбросить, просто поболтать. Чистота в квартире стояла идеальная, такая, какой во времена моего в ней проживания сроду не водилось. Подъездные, похоже, чуть ли не каждый день ее мыли и терли. Почему они? Ну, во-первых, больше некому, а во-вторых, мне об этом рассказали мешок с бочонками лото и замусоленные карточки от него же, лежащие на столе. Эти ребята, судя по всему, в моей квартире устроили некое подобие личного клуба. Да и ладно, я не в претензии. Тем более, что я, вроде бы, им что-то такое даже разрешил. – Ну, вот я и дома! – Жанна крутанулась вокруг себя, а после уселась в кресло. – Проваливай оттуда! – Родька выскочил из рюкзака, причем настолько резво, его содержимое частью оказалось в воздухе. В смысле – бумажная корреспонденция, мной туда положенная – Это мое кресло! – Да с чего бы? – и не подумала вставать девушка, напротив, вместо этого свернула фигу и показала ее моему слуге. А, нет, даже две фиги, как рефрен к его недавней выходке. Ну да, она злопамятная, не отнять – Тут ничего такого не написано! – Вон, видишь матрасик лежит? И подушка? И одеяльце? Они – мои. Я тут сплю. – И спи себе дальше – Жанна закинула ногу на ногу – Будем считать, что ты живешь в подвале, а я над тобой квартирую. Тем более что так и должно быть всегда – уродство прячется в тени, красота нежится на солнце. – Это я – уродство? – шерсть на Родьке встала дыбом – Я? Да ты… Да тебя… Хозяин!!!! – Здравствуй, Александр – раздался у меня за спиной знакомый голос – Смотрю, этот дармоед как был крикуном да бестолочью, так ей и остался? – Вавила Силыч! – улыбнувшись, я повернулся к говорившему – Привет! Ну да, ничего не меняется. – Меняется – подъездный, против моих ожиданий, был насторожен, и даже насуплен – Меняется. И, уж прости, не в лучшую сторону. Ты зачем же такое учудил, а? – Чего учудил? – изумился я – Ты о чем? – Не о чем, а о ком – Короткий толстый палец Вавилы Силыча показал на Жанну – О ней. – Понятно! – я с облегчением выдохнул – А я-т уж невесть что подумал! Это правда, я на самом деле немного напрягся, увидев столь холодный прием. Подъездные ребята не вредные и не агрессивные, но пребывать с ними в состоянии вражды я лютому врагу не пожелаю. Возможность критично навредить внешнему или внутреннему агрессору их племени изначально не присуща, но зато они запросто могут превратить жизнь любого разумного существа в ад, осуществляя сотни мелких диверсий. Из крана у тебя вечно будет течь крутой кипяток, вода из унитаза уйдет навсегда, нажатие на любой из выключателей приведет к удару током, ну и так далее. И даже переезд не решит проблему, поскольку эти ребята общаются друг с другом, потому покою ждать и на другом конце столицы не стоит. А, может, даже и в любом городе страны. – Зачем мертвячку в дом приволок? – осведомился у меня подъездный – Тут живые обитают, Александр, рядом с ними теням делать нечего. Пусть по улице шлындает, раз ее за Кромкой видеть не желают. – Скажи, Вавила Силыч, ты мне доверяешь? – я сложил руки на груди – Как есть скажи, честно. Да-да, нет – нет. – Доверяю – не задумываясь ответил он – Чего ж не доверять? Слово свое ты всегда держишь, это факт, и парень ты незлой. Был, по крайней мере. – Ну вот. И сейчас я, Александр Смолин, ведьмак, даю тебе свое слово в том, что вот эта девушка никому в нашем доме никаких проблем не создаст. Ни одному жильцу. Ни одному подъездному. Кошек – и тех не тронет. Верно, Жанна? – Да – моя неживая приятельница уже не полулежала в кресле, а сидела в нем, являя собой картину «первая ученица в классе». Ручки на колени положены, глазки застенчиво в пол смотрят. Чудо, а не призрак. Жаль, вывернутая шея все портит.