Так же как позволяла губам произносить слова рыцарской клятвы в избушке на болоте. Один такт – обходка спинами друг к другу. Другой такт – соприкоснуться кончиками пальцев с партнёром и шагнуть навстречу ему. Третий – версовый поворот под рукой. – Да ты быстро освоилась, – подметил Алексас, пока в следующем такте они снова делали три шага к центру зала – куда стремительнее, чем в первый раз. – Очень, – пробормотала Таша, пока её ноги подпрыгивали, притопывали и шагали обратно почти независимо от неё. Что с ней? Снова фокусы искалеченной памяти? Снова треклятые зеркала? Но ведь не может, просто не может быть так, чтобы… …«ты же не думала, что каждый может вот так из ниоткуда вспомнить»… – Всё в порядке? – уже обеспокоенно спросил Алексас, когда следующая фигура танца свела их лицом к лицу. Касаясь его руки, Таша посмотрела на наколдованную маску – и зал пропал, размылся, на миг уступил другому залу, другому замку, другому балу. Музыка та же, и танец тот же, но цветами пахнет живыми, и мужчина напротив – иной… Чёрные одежды, чёрные перчатки, и лицо – со светлыми глазами, внимательными, пронзительными… Глазами врага. Реальность вернулась в тот миг, когда ослабевшие ноги дали осечку – и, запнувшись о сапоги Алексаса, заставили свою владелицу почти упасть. – Пойдём, – прохрипела Таша, цепляясь за плечи юноши, с готовностью подхватившего её, вместо иллюзорного бархата чувствуя плотную ткань рубашки. – Голова… кружится. Дважды повторять не потребовалось. – Что стряслось? – напряжённо спросил Найдж, когда Алексас притащил девушку обратно к нему. – К вам вроде бы никто не приближался… колдующий, по крайней мере. – Всё в порядке, – выдохнула Таша. – Просто душно. И ещё эти запахи… Пить хочу. …не признаваться же в том, в чём даже себе не можешь признаться. – Я принесу. – Усадив Ташу на скамью из древнего дуба, Алексас бросил на соратника короткий серьёзный взгляд: – Не отходи от неё. Мутными глазами Таша следила, как он исчезает в толпе, сливается с другими масками. Дрожь разбегалась по телу, в груди щемило, голова наливалась тяжестью. Зеркальная стена за спиной ощущалась голодной пастью, жадно разверзнутой, только и ждущей момента слабости, чтобы поглотить её целиком. Уволочь в стеклянный лес и не выпустить уже никогда. Заменить девушкой в чёрном – или Бездна знает, кем ещё. Когда Андукар разыграет свой дамнаров спектакль с покушением?.. Ещё немного, и Таше станет уже плевать: она побежит из этого зала, как летом из Клаусхебера, побежит от опостылевших масок, опостылевшей нечисти, опостылевших вездесущих зеркал – а может, от себя самой… До ушей донёсся девичий смех. Он выделился из маскарадного шума, раскатившись над головами танцующих бубенчиками из хрусталя. Спустя мгновение глаза даже выцепили его источник: черноволосую девушку, окутанную облаком сизой органзы, в полумаске, не скрывавшей смеющихся губ. Она говорила с кем-то долговязым, в маске с птичьим клювом и плаще из перьев; праздная суета вынесла их к скамейке, словно разноцветный прибой. Таше показалось было, что перед ней Кэйрмиль, но она почти сразу поняла, что обозналась. Голос был другим. Однако Найдж рванул вперёд и, рассекая толпу, как мыс лодки – воду, положил руку девушке на плечо прежде, чем её снова поглотил поток гостей. – Бэрри? Потрясённый выдох колдуна Таша различила только слухом оборотня. Только потому, что прислушалась, не понимая, кто из обитателей этого замка мог вызвать у Найджа подобную реакцию. Девушка обернулась – и смех стих, почти зримо осыпавшись на пол битыми стекляшками, в тот же миг, как она увидела, кто именно её окликнул. – Найдж? Они так и смотрели друг на друга, когда Таша встала и приблизилась, с трудом переставляя ноги. Всё лучше, чем чувствовать зеркальный холод прямо за спиной. Зато незнакомец в птичьем наряде уже исчез – видимо, в отличие от неё решил деликатно не мешать нежданной встрече старых знакомых. – Кто это, Найдж? – тихо спросила Таша, замерев за плечом колдуна. – Бэрри. – Тот не сводил взгляда с девушки в сизом. – Дочь Герланда. Услышанное казалось безумным… до момента, пока Таша не заглянула в глаза напротив, открытые расписной фарфоровой маской. Потрясённые, глубокие, удивительного цвета сумеречного неба. Ровно такие же, как у основателя Венца. – Ты же говорил, что она мертва, – прошептала Таша. – Говорил. Слово прозвучало безжизненно, словно шуршание пепла. Таше не посчастливилось и прежде слышать подобные интонации – но только не из уст Найджа. – Найдж! – оправившись от изумления, девушка схватилась за опущенные руки колдуна, сжав их своими, словно выточенными из матового бледного стекла. Ещё одна черта, которую прежде Таша наблюдала лишь у единственного встреченного ею альва. Как и губы с глубокой треугольной ямочкой на верхней, почти разбивавшей её пополам. – Богиня, ты здесь! Что ты тут… – Я видел, как ты сгорела, – произнёс Найдж, ничем иным не отреагировав на её порывистое движение. – Герланд сказал, ты защитила нас от огня, но сгорела сама. – Нет. Когда король напал на штаб-квартиру, я переместилась сюда. – В звонком певучем голосе сквозили радость, нежность… и смущение. Очень много смущения. – Я собиралась выйти на связь. Правда! Но Госпожа сказала, что стоит дождаться подходящего момента, что Венец скоро примкнёт к нам и тогда я смогу спокойно… – Ты переместилась сюда, – повторил Найдж. – Инсценировав собственную смерть. Ничего не сказав мне. Отцу. – Он не отнимал рук – но, казалось, только потому, что в принципе забыл о возможности двигаться. – Это ты была «крысой». Тем, кого мы искали. Тем, кто без спроса связывался с кем-то из нашей штаб-квартиры. С Зельдой? Или с Картером? Краем глаза Таша заметила Алексаса: тот застыл чуть поодаль, держа в руках серебряный кубок, и наблюдал за происходящим, сощурившись, как кот. Наверняка тоже узнал сводную сестру… мёртвую сводную сестру. Воскресшую здесь. Неудивительно, что Бэрри не спешат заключать в братские объятия… – Почему? – не дождавшись ответа, спросил Найдж. Без боли, без гнева – и это было страшнее, чем если бы он кричал. – Почему ты примкнула к ним? – Я думала, тебе не нужно будет это объяснять. – Дочь альва не отпускала пальцы колдуна, но вся радость из её голоса ушла. – Королю нас тоже выдала ты? Или Зельда захотела избавиться от конкурентов – по твоей наводке? – Нет! Конечно нет! – Ты действительно сочла, что твоё место здесь? С теми, кто планирует вырезать людей, как скот? – Если тебе это не нравится, что тут делаешь ты? Сумеречные глаза пристально вглядывались в собеседника – и только в него. Казалось, ни Таши, ни людей и нелюдей вокруг не существует – ни для Найджа, ни для Бэрри. Здесь и сейчас существовали только они. Только последняя возможность понять друг друга. Что-то объяснить. Прежде чем пути их разойдутся уже навсегда. – Я говорила тебе, Найдж, – молвила Бэрри, когда колдун промолчал. – И тебе, и Джеми с Алексасом… Много раз. Я устала прятаться. – Её губы дрогнули, придав лицу выражение не то высокомерия, не то презрения. Знать бы ещё, что хуже. – Венец за шестнадцать лет не смог добиться своего. Даже если вы победите, люди не перестанут бояться, ненавидеть, презирать всех, кто от них отличается. Таких, как я, – в том числе. Так не проще ли не менять одного людского короля на другого, а разрушить существующий мир, чтобы создать другой? Совершенно другой? Мир, где не люди будут стоять во главе и распоряжаться судьбами тех, кто не похож на них? Таша держалась за спиной у колдуна, по-прежнему хранившего молчание. И не видела его лица. Но откуда-то она знала: сейчас в тёмно-серых глазах нет и тени улыбки, что так ей нравилась. – Ты говорил, что нарушишь все мыслимые магические законы, чтобы снова увидеть меня. Даже если я умру. – Дочь альва наконец разжала пальцы, освободив безвольные руки колдуна от своей хватки лишь для того, чтобы коснуться его щёк. – Но вот она я – живая. – Точёные белые ладони нежно скользнули по лицу Найджа, погладили пальцами скулы, опустились по шее на плечи, прикрытые фальшивым сюртуком. – Разве это не стоит всего? Тот наконец шевельнулся. Перехватил хрупкие, словно птичьи, запястья прежде, чем пальцы Бэрри снова нашли его собственные. – Я любил девушку, которая мечтала сходить в оперу. Которая творила огненных птиц. Которая смеялась со сводными братьями и прижималась ко мне в постели. Прекрасную девушку, которую я оплакивал с лета… мысли о которой заставляли меня брать в руки ритуальный нож и думать, как славно было бы резануть себя по горлу, чтобы больше не плакать. Не чувствовать. Не жалеть. – Когда колдун наконец заговорил, голос его казался потрескавшимся, выцветшим, как старое полотно. – Девушку, которая никогда не сказала бы того, что я услышал сейчас. – Найдж разжал руки – резко, стремительно, будто выпуская из них грязную ветошь, даже смотреть на которую неприятно. Отступил на шаг: маленький, едва заметный шаг, чтобы не задеть Ташу, по-прежнему стоявшую за ним. – Я не знаю, кто ты. Я не знаю тебя. – Приветствую, дети мои. Женский голос, легко перекрывший бальный шум, разнёсся под зеркальными сводами. Расползшись обрывками несвязных гармоний, музыка стихла – пугающе резко. Танцующие пары замерли и распались. Таша поняла, кому принадлежит этот голос, ещё прежде, чем подняла взгляд на балкон. Там улыбался мальчик-паж в зелёном, которого она видела прежде в толпе. Берета на нём больше не было – и огненно-рыжие волосы львиной гривой рассыпались до талии. Травянистые глаза, в тон наряду, горели ведьминским огнём; маска исчезла, открывая привлекательное лицо с умильно припухлыми щеками. Зельда казалась вчерашней девчонкой. И на вид ей едва ли можно было дать больше тридцати. Когда Таша опустила глаза, посмотрев туда, где стояла Бэрри, дочь Герланда уже исчезла. – Приветствуем, Госпожа, – хором выдохнули сотни губ. – Рада видеть, что вам нравится праздник, устроенный для вас. По крупицам вернуть вам счастье, отобранное людьми, – мой священный долг, и мне приятно понимать, что я исполняю его. – Зельда неспешно оглядывала зал, переводя взгляд с маски на маску. – Танцы скоро продолжатся, не беспокойтесь. Я хотела лишь вызвать на разговор по душам некоторых из присутствующих… которые воспользовались нашим гостеприимством, однако вздумали отплатить за него не добром, но предательством. …вдруг похолодевшие руки задрожали пуще прежнего. Вот тебе и спектакль. И покушение. И игры в интриганку. – Переносимся? – Не решаясь вскинуть руки к шее, чтобы не привлекать внимания, Таша едва слышным шипением обратилась к Найджу и Алексасу, который за время разговора с Бэрри всё же успел приблизиться к ним. – Попробуй. Может, хотя бы у тебя выйдет. – Колдун отвечал так же тихо и почему-то – вслух. – Я пытался обратиться к вам мысленно. Через кольцо. Не вышло. – Найдж накрывал одной рукой другую, точно баюкая больной палец. Он смотрел на балкон, не шевелясь: одно движение могло выдать их древней ведьме. – Видимо, наши с Алексасом артефакты не срабатывают. По крайней мере, наши. …дамнары. А если у неё получится? Бросить их? Друзей, которые никогда не бросили бы её? Хотя она, по крайней мере, сможет привести помощь… – Морли-малэн и сопровождающие её, – проговорила Зельда, – выйдите из зала. Плавными, медленными движениями, точно перед ней рычала бешеная собака, Таша подняла ладонь к горлу. Пальцы наткнулись на янтарный кругляшок. Провернули его вокруг своей оси – трижды, как ей говорили. – Спаси, – шепнула она. …и ничего не произошло.