– Как я понимаю, смотрит на мир… вместе с братом. Видит то, что в этот миг видит его тело. Слышит то, что слышит его тело. Чувствует то, что чувствует его тело. – Но только это? – Вдруг осознав правду, Лив расширила глаза. – Он же не может ничего сделать сам, верно?.. – Его руки, ноги, губы и глаза подчиняются другому человеку. – Иллюзионист накрыл её ладошки своими, словно в знак утешения. – Он двигается помимо своей воли. Он смотрит туда, куда не хочет. Его губы размыкаются, когда он хотел бы смолчать. – То есть темнота даже лучше?.. – Возможно. В чём-то. Шею, о которой Лив забыла на время разговора, снова обожгло. Неуверенно покосившись на Заклинателя, девочка всё же подалась вперёд – к уху Иллюзиониста и его золотым кудрям, пощекотавшим губы. – А вы не можете как-нибудь ему помочь? – прикрыв рот ладонью, прошептала она. – Чтобы у них у каждого снова стало своё тело? – Если познакомишь меня со своим другом, – заговорщицки прошептал тот в ответ – тоже на ухо, нисколько не смущаясь испепеляющего взгляда Заклинателя, – попробую. – Правда?.. – Я ведь наследник Ликбера как-никак. – На миг отстранившись, кончиком пальца Иллюзионист задорно поддел её нос. – Что-то да могу. Лив просияла одновременно с тем, как Арон и Странница шагнули вперёд, соткавшись из темноты Штолен, – и трое волшебников вскинули головы с одинаковым напряжением. – Скажите, что у вас хорошие новости, – произнесла Мечница безнадёжно. – Не знаю, хорошо это или плохо, но мой брат не лгал. Таша действительно наверху. – Обведя всех присутствующих усталым взглядом, амадэй посмотрел на спящего дракона. – И, надеюсь, мы сможем завтра прибыть в нужное место в нужное время. – Вот уж не думал, что перед вами даже директор Школы Колдунов не устоит, – изрёк Иллюзионист несколькими часами позже, осторожно закрывая дверь в комнату, за которой осталась спящая Лив. Они вернулись в цвергское Приграничное уже под утро, но, прежде чем поспать, решили выпить и поужинать в комнате… хотя девочка даже еды не дождалась. – Вы бы его попросили заодно прикрыть свою гнусную лавочку. Было бы хоть какое-то утешение мне перед смертью, если завтра Зельда увидит меня и решит, что я слишком прекрасен, чтобы существовать, и достоин украшать собою разве что небеса. – Утешу вас тем, что я завтра тоже могу умереть, – сказал Арон отстранённо, вышагивая из одного угла гостиной в другой, размышляя о чём-то. Когда амадэй поворачивался, концы шёлкового пояса подлетали ласточкиными крыльями. – Бессмертие бессмертием, но от меча Зельды оно меня не спасёт. – Или от меча вашего брата, – подметил Заклинатель, на сей раз устроившийся в кресле у очага рядом с Мечницей, которая прихлёбывала из глиняной кружки забористое цвергское пиво. Странница удалилась в другую спальню – в последний раз Мастера видели, как она сидит на одной из кроватей, скрестив ноги, закрыв глаза. Бледное лицо её было таким отрешённым, что не оставалось сомнений: разум её отправился туда, где никому из братьев и сестёр её не догнать. Возможно, искал замок Зельды. Возможно, просто решил отдохнуть от человеческого общества. – Вряд ли. Во всяком случае, не сегодня. – А когда? – Когда он наиграется. Получит то, чего хочет. – И чего же он хочет? – Я догадываюсь. Но даже я не смогу сказать точно, пока он не объявит, что получил своё. Иллюзионист сощурился, глядя на дверь, будто мог слышать, как за ней тихонько, с присвистом дышит Лив, – безмятежно, как дышит во сне самый обычный ребёнок, которому не нужно завтра отправляться туда, где едва ли место детям. Учитывая обстоятельства, Мастера не решились бы оставить средство связи с Палачом в предгорном трактире. Конечно, они могли позаботиться о её безопасности; конечно, девочке и без них мало что могло угрожать… но с этой мыслью нужно было сжиться. Ни один из ныне живущих преемников Ликбера до сей поры дела с юными драконьими избранниками не имел. И свыкнуться с неуязвимостью Лив им было не так-то просто. – Повторюсь, – произнёс Вермиллион, – но иногда мне кажется, что вы им восхищаетесь. – Не восхищаюсь. Уже нет. – Фортэнья шелестела при ходьбе. Шорох шёлка напоминал шуршание листьев: так по осени они, медленно умирая, кружат в своём первом и последнем воздушном танце. – Но я до сих пор чувствую вину перед ним. И я помню, что он любил меня. А я любил его. – Вину за что? – спросила Мечница цепко. Арон посмотрел на неё словно бы изучающе. Хотя, казалось бы, что там ещё изучать?.. Всё, что хотел, амадэй мог увидеть в первый же момент их знакомства. – Почему вы встали на сторону Шейлиреара? – спросил он затем. – Вы, которые всеми силами должны были бы защищать королевский род, восходящий к племяннику Ликбера? – Топорный способ уйти от ответа, – поморщилась волшебница. – Я не готов высказать ответ. Не сейчас, – просто ответил амадэй. – А это меня интересовало всегда, и вы, полагаю, к ответу готовы. – Королю было плевать на страну, – вместо Мечницы ответил Заклинатель. – Ралендону Девятому. Последнему из Бьорков. Если вы думаете, что нам решение предать династию далось легко, вы ошибаетесь. Но когда место Первого Советника занял сумасшедший кровожадный ублюдок… – Мы были на этой кухне, – произнесла волшебница, всё же ввязываясь в разговор. – Шестеро всегда знают, что творится во дворце. Это их обязанность: служить монарху. – Служить монарху, чтобы убить его? – К его убийству мы не имеем ни малейшего отношения, – заметил Иллюзионист ровно. – Даже заперли Школу на ночь, чтобы ни один ученик не участвовал в этом безумии. – Но знали, что оно состоится. И пальцем не пошевелили, чтобы предотвратить убийство своего господина. – Господина? – Голос Заклинателя мог бы разъесть ржавчину. – Ну да. Он и правда считал себя нашим господином. Держал нас за комнатных шавок, постоянно отрывал от работы, требовал безумных иллюзий на своих безумных празднествах, которые устраивал через день… и забывал, что мы не ярмарочные фокусники. – Человек любил веселиться. Это не грех. – Его веселье почти довело страну до гражданской войны! Одна свадьба принцессы чего стоит! За стенами дворца эпидемия, людей порой сжигают заживо, чтобы не дать заразе распространиться, оставшиеся в живых умирают от голода, – а в Альденвейтсе бал и свадебный ужин на шестьдесят шесть блюд! – Даже брюшко Заклинателя, хорошо видное под обтягивающей жилеткой, затряслось от возмущения. – Безумец, живший фантазиями. Ему было плевать, что его Первый Советник собственноручно пытает узников в застенках альденвейтской тюрьмы. Плевать, что даже в столице грабежи и убийства стали привычным делом. Плевать на ворующих герцогов и жирующих Князей, на назревающую войну… даже на то, что его дочь, наша будущая королева, зверь. – Вы не могли знать, что Ленмариэль Бьорк будет зверем. – Она была зверем. Она была оборотнем. Тварью, у которой всё людское со временем вытеснили бы звериные инстинкты. Какой бы милой ни казалась вам девушка-оборотень, надо помнить, что в следующий миг она может обернуться монстром. Да, Мариэль казалась обычной, любила конфеты, платьица и танцы… но мы видели многих оборотней, Возлюбленный Богиней. Вспомни Харта Бьорка, который уступил место зверю и задрал собственного сына. – Заклинатель обрубал каждое слово, точно диктовал по учебнику нерушимый магический закон. – Если оборотни не отказываются от зверей внутри себя, если получают удовольствие от своего проклятия – результат всегда один. Рано или поздно они променивают человеческий разум на звериную шкуру, и случается непоправимое. – А вам не приходило в голову, что напуганный волк может зарычать на кого-то от страха? – сказал Арон тихо. – Оскалиться, потому что он в ужасе, укусить, потому что в голове его творится хаос? Что где-то внутри этого волка прячется человек, и этого человека можно вернуть? – Ликбер оставил нам… – Я делал это. Я возвращал человека оттуда, откуда, по-вашему, нет возврата. Этот человек пожертвовал разумом ради меня, ради моего спасения… и вернулся из-за грани – благодаря мне. Он любит ветер в своих крыльях и хруст снега под своими лапами, но это не заставляет его забыть о том, что он человек. И этому его научила мать… тоже оборотень. – Арон мельком улыбнулся. – Зверь, по-вашему. – Из каждого правила бывают исключения, – отрезал Заклинатель, ничуть не смутившись. – Как бы там ни было, самым бескровным выходом из ситуации оказался переворот. Как бы парадоксально это ни звучало, – сказал Иллюзионист. – Король и его приближённые губили страну. Мы знали Шейлиреара и знали, что из него выйдет правитель куда лучше нынешнего. Его сторонники готовили восстание и без нашего участия. И мы решили: почему бы и нет? – Почему бы не отсидеться в стороне, пока простые смертные грызутся друг с другом? Почему бы не допустить резню во дворце? – Ни один переворот не обходится без жертв, – произнесла Мечница жёстко. – Женщины, старики, дети – жившие в том же дворце, убитые вместе со своим королём… действительно, почему нет. Главное, ваши руки чисты, да и Шейлиреара тоже. Он ведь тоже не участвовал в резне… лично. – Амадэй переводил взгляд с одного волшебника на другого. – Скажите, наследники Ликбера: вы ведь наблюдали за тем, что происходило в Альденвейтсе Кровеснежной ночью? Стало слышно, как где-то внизу маятник напольных часов бьёт шесть часов утра. В воцарившейся после этого тишине Мечница снова поднесла кружку к губам – и глоток прозвучал с театральной, комичной громкостью. – Но ведь правитель из него действительно вышел хоть куда, – пожал плечами Иллюзионист. – Пожалуй. – Амадэй посмотрел в окно, будто мог отсюда разглядеть Кестреля, отлеживавшегося в леске за Приграничным. Улыбнулся – скупой, странной улыбкой. – С этим не поспоришь. Утро сыпало с медленно светлеющего неба снежную крупу. День, в который им предстояло решить судьбу королевства, наступил. Глава пятая. Конец маскарада – И сколько нам придётся ждать, пока нам откроют? – вечером долгожданного нового дня нетерпеливо спросила Лив, пока внизу, под драконьим брюхом, уплывали во тьму заснеженные скалы. – Надеюсь, недолго, – пожал плечами Иллюзионист, поправляя девочке капюшон. – А самим войти никак? – Пожалуй, хватит самодеятельности, – произнёс Арон. Они летели мимо Дымчатого Пика, и Лив впервые поняла, насколько же он высок. Реши Кес долететь до вершины – зрелище походило бы на громадный торт, который кондитер засыпал сахарной пудрой и украсил крохотным, не больше ногтя, карамельным дракончиком. За время дороги небо успело сменить лазоревую юбку на вечернюю, усыпанную звёздами и украшенную двумя лунами разом. Лишь у самой кромки горизонта ещё светилась полоса, которой прощался с ними короткий зимний день. Заснеженные горные леса внизу уползали назад с пугающей скоростью. – Если нам откроют, – проговорил Иллюзионист, – и ваш брат об этом знает… – Да, – голос Арона почти слился с шумом ветра. Ничто в повадках амадэя не выдавало напряжения, но это напряжение почти ощутимо искрилось в воздухе. – Сферы его влияния простёрлись далеко.