– Найдж на месте, – сказал Ларон, и Алексас, в свою очередь, исчез в синеве чистой магии, заключённой в водное серебро. Секунды ожидания тянулись с вязкостью тянучки. …он или… – Ваш черёд, Ваше Величество. – Ларон воззрился на Ташу доброжелательно и сочувствующе. – И не будьте так напуганы, прошу. Не думайте ни об эйрдалях, ни об амадэе… как ни просто это звучит и как ни сложно это сделать. В конце концов, у вас своих амадэев – двое в рукавах. …или… Таша закрыла глаза – и шагнула вперёд, проваливаясь в пустоту. * * * – И что, мне правда не будет больно? – нервно спросила Лив, глядя на кинжал с тонким и очень острым лезвием. – Даже если бы было, пришлось бы терпеть, – коротко молвила Странница, доставая из воздуха стеклянную мензурку. Очнувшись, Лив обнаружила себя в круглой зале с золотым лиственным потолком и белым деревом, росшим в центре. Очень похожим на золотое дерево, увиденное ею с Драконьей скалы посреди черепичной крыши Школы. Сквозь густую шёлковую траву тёк звонкий ручеёк, обложенный камушками; на той же траве расстелили огромную карту Долины, по которой, как ей объяснили, Мастера собирались искать Ташу. К счастью, из Мастеров рядом остались Странница и Иллюзионист. Они смущали Лив меньше других. Иллюзионист, если подумать, так и вовсе не смущал. – Поскольку определить местонахождение твоей сестры другими способами не представляется возможным, придётся использовать магию крови. – Иллюзионист покосился на амадэя: Арон и Гирен следили за процедурой, заняв кресла под деревом. – Кое-кто умеет хранить свои вещи, как я посмотрю? – И очень не любит, когда их пытаются у него отнять, – бесстрастно подтвердил Арон. – Не волнуйся. Ты действительно не ощутишь боли. – Иллюзионист коснулся плеча Лив, недружелюбно смотревшей на кинжал в руке Странницы. – А рану я заживлю. Девочка глотнула губами воздух. Вспомнив, что драконьим всадникам не пристало бояться каких-то жалких порезов, безропотно протянула руку. Двое Мастеров и амадэй смотрели, как капли крови с кончика детского пальца заполняют мензурку, пока полностью не закроется дно. Последняя капля запятнала багровой кляксой карту Долины, – и под аметистовым взглядом Странницы поползла куда-то по плотной жёлтой бумаге, не оставляя следов. – Точное местонахождение установить невозможно? – спросил Арон, следя за алым пятном. – Оно будет в меру точным. Этого хватит, – сказал Иллюзионист. – Если в ближайшие дни Таша не переместится в другое место, всё получится. Кровавое пятно наконец застыло. Никто из присутствующих не выразил удивления, – даже несмотря на то, что местность эта была всем им хорошо знакома. – Что ж, – резюмировал Иллюзионист, – если подумать, для эйрдалей местечко – самое то. – Дымчатый Пик, – бесстрастно объявила Странница. – Подгорное королевство, – кивнул Арон. – Цверги, – прошептала Лив. Книга вторая. Добро пожаловать на маскарад Человек меньше всего похож на себя, когда говорит от своего имени. Но дайте ему маску, и он расскажет всю правду. Оскар Уайльд * * * Она бродит в бледном мире зеркальных теней: призрак, пойманный в изменчивую ловушку безвременья, один из многих призраков, заточённых здесь. Стеклянные деревья звенят в такт её мыслям, когда она проходит мимо. Прозрачные, обесцвеченные дома, фрагменты комнат и старых залов выплывают из серебристого тумана то тут, то там. В Зазеркалье невозможно начертить карты – всё равно что бросить горсть пшена в речной поток и надеяться, что зёрна покорно застынут на месте, позволяя зарисовать своё расположение. Но ей не нужны карты, даже не нужно помнить дорогу. Куда бы она ни пошла, Зазеркалье в конечном счёте всё равно приводит её к отзвукам мест, где когда-то она жила. «Ты никогда не задумывался об иллюзорности людской реальности?» – спросила она однажды единственного гостя, который регулярно её навещал. «И об этом меня спрашивает тень, живущая в эфемерном мире, сотканном из осколков нашего», – посмеялся тот, кого люди привыкли называть Палачом. «Но ведь только мы – и только отсюда – видим всё таким, какое оно есть. Всю ткань бытия, весь гобелен, сотканный тем, что вы зовёте прошлым, будущим и настоящим. Люди видят крохи сквозь узкую щель и делают выводы, исходя из них, а ты – один из немногих, кто знает, как ошибочны их догадки об устройстве мироздания. Это так… смехотворно». «Не более смехотворно, чем твоё существование. Назвал бы его бессмертием, но может ли умереть тот, кто никогда по-настоящему не жил? А раз понятие “смерть” – не про тебя, то и “бессмертие” – тоже». Их разговоры почти всегда – танец на осколках, ранящий обоих. И всё равно он раз за разом находит её, а она раз за разом этого ждёт. Очень похоже на их отношения в мире живых, если подумать. Она выходит из леса, и из тумана выплывают очертания бальной залы арпагенского дворца: колонны, кусок стрельчатого окна, зеркало на стене в массивной резной раме по моде того времени. Следом неизбежно приходят воспоминания – столь отчётливые, что на миг она проваливается в них целиком, снова чувствуя тепло воздуха на коже, ароматы духов и цветов, бархатное прикосновение мужских перчаток к её рукам. – …мы с вами не встречались прежде? – спрашивает она, пока мужчина в чёрном, чьего имени она ещё не знает, в танце ведёт её за собой. – Как знать. – Он улыбается ей одними глазами: светлыми, ясными, острыми, как заточенная сталь. – В прошлых жизнях, быть может? Она смеётся, посчитав этой шуткой. Знала бы она тогда, как мало в этом смешного. …а потом она уже снова в стеклянном лесу, перебирает воспоминания о своих жизнях, словно четки. Бусина за бусиной, от светлого жемчуга безмятежного счастья до кровавых рубинов того, что случалось потом. По сути, это всё, что ей остаётся, не считая редких встреч с ним. Он носил много имён, и ей проще думать о нём именно так – просто он. Иногда ей встречаются тени других, кого она знала и любила когда-то, и это приятные встречи (насколько ей дано испытывать приязнь). Но он, да ещё Арон – единственные, встреч с кем ей действительно не хватает. Они вырваны из круга перерождений – и потому до поры лишены теней, что могли бы бродить здесь. Хотя, может, где-то существуют их призраки, рождённые после конца, которого не избежать даже им… но Зазеркалье никогда не сводит её с ними. Может, потому ей и не хватает именно их двоих. Она подходит к бесцветной раме на бесцветной стене. Сквозь неё смотрит в реальный мир, на ту часть себя, которая шагает в водное зеркало, бредя прямиком в ловушку. Это неизбежно. Это необходимо. Тариша Бьорк, конечно, не знает, что её ждёт. Не знает всего, что знает зазеркальная тень. Тариша Бьорк прячется от зеркал; но от них и от того, кто властвует над ними, и от жестокой истины, что они скрывают, не спрятаться. Не навсегда. Тарише Бьорк полезно будет знать хотя бы часть истины, когда ловушка захлопнется. А той, что когда-то звалась ею – и не только, – весело будет поведать об этом. Тень улыбается. Скользит мимо рамы, колонн и ступеней тронного возвышения, тающих на глазах, поглощаемых туманом серебристого небытия. …ей так скучно здесь. И беседы с живыми, возможность повлиять на них – одно из немногих развлечений, что ей доступно. Когда представится шанс, она его не упустит. Скоро Тариша Бьорк допустит ошибку. И тогда будет знать капельку больше. Глава первая. В вечной ночи