– Вас забрали в монастырь, – живо отвечает Лив. – На самом деле не на этом, но ты заснула, – тихо уточняет Джеми – так тихо, что та не слышит. – Ах да. Что ж, дальше мы учились – все дети, которые жили там. Впрочем, формальная учёба занимала не так много времени. В основном мы просто… жили. Учились не письменности и чтению, а жизни. Дружбе. Справедливости. Гуляли, играли, разговаривали. Разговаривали, пожалуй, больше всего: друг с другом, с Кристалью – все вместе или один на один. Она со всеми детьми время от времени прогуливалась по саду… Часто отлучалась, но потом возвращалась. Старшие из ребят, с которыми я познакомился, когда меня привезли в монастырь, вырастали и покидали его уже с Даром: каждый получал его в разном возрасте, когда Кристаль считала воспитанника готовым, но не раньше пятнадцати. На место ушедших приходили малыши. Пару раз эйрдали и оборотни пытались пробраться в монастырь, добраться до нас и Кристали… Несколько ребят погибло от их рук. Но, в общем и целом, мы жили в своём счастливом маленьком мирке. Когда мне исполнилось двенадцать, Кристаль вызвала меня в свой кабинет, и я поначалу решил, что она наконец хочет наделить меня Даром. Даже огорчился немного: это значило, что спустя два-три года я покину монастырь, а мне этого не хотелось. Но наша наставница завела разговор, удививший меня. Рано или поздно, сказала Кристаль, она больше не сможет присматривать за Аллиграном, и помимо магов ей нужно оставить других своих преемников… особых преемников. Тех, кто будет следить за магами. Тех, кто будет хранить людей вместо неё. Маги будут сменять друг друга, а их Дар – переходить от умирающих к новорожденным, но те, особые её преемники, будут жить вечно, как альвы. И даже альвов теоретически можно умертвить, но нас, если мы согласимся, не сможет убить никто… кроме кого-то из нас шестерых. Мы умрём лишь в случае, если один из нас поднимет руку на других. – Шестерых? – Таша поднимает цепкие глаза. – Значит, Лиара можешь убить не только ты, но и другие амадэи? – Верно. При этом мы с Лиаром не можем воздействовать друг на друга своей магией. Один из нас может причинить вред другому лишь холодным оружием. Зато с амадэями из других пар мы вполне способны сражаться в полную силу – равно как и они с нами… Итак, Кристаль сказала, что мы будем работать в паре с Лиаром. Сказала, что давно вынашивала этот замысел, но лишь сейчас присмотрела шестерых ребят, которые, как ей кажется, смогут вынести предстоящую им ношу. Из всех, кого она вырастила, она выбрала достойнейших, ибо вместе с огромным могуществом на их плечи ляжет огромная ответственность. Разумеется, она дала мне право выбора. Я мог отказаться: в таком случае она подыскала бы кого-то другого. Позже я понял, что она слишком хорошо знала нас и была уверена – мы не откажемся… Так и случилось. Все шестеро, с кем она провела ту же беседу, почли за честь принять уготованную им участь. Мы продолжили жить в монастыре, но теперь на особом положении. Жизнь в Долине более-менее наладилась, и Кристаль проводила в своей обители куда больше времени, чем раньше, почти всё это время уделяя нам. Она готовила нас к тому, что нам предстояло. Говорила, что для людей мы будем воплощениями двух Богинь на земле. Что нам придётся не только судить и помогать, но и карать. Посему одни из нас будут связаны с тьмой, и тьма эта будет защищать свет, который воплотят другие. Те, кому отведена роль Палачей, не должны ни стыдиться, ни бояться её: они не столько наказывают тех, кого казнят, сколько дарят им шанс на новое рождение, дабы искупить ошибки, совершённые в этой жизни. Впрочем, те, кому Кристаль уготовила стать Палачами, приняли свою роль с готовностью. Она знала, кому эту роль предлагать. Трое Зрящих, трое Воинов. Трое юношей, три девушки. Все пары дружили задолго до того, как узнали, что им предстоит быть вместе вечность. Одной парой стали мы с Лиаром, второй – две девушки, третьей… Сами понимаете, кто остался. Когда Кристаль посчитала, что мы готовы, мы приняли Дар: второе крещение, почти такое же, как у магов… но силы нам достались иные. Ещё десять лет Кристаль учила нас пользоваться ими, после чего мы разъехались по разным городам и стали править. Первые пять лет мы исполняли свои обязанности под её наблюдением. – Арон снова берёт в руки кочергу. – А потом Кристаль ушла. – Куда? – спрашивает Джеми с надеждой. – Если ты надеешься, что я знаю ответ, в отличие от всех людей в Долине, то нет. Кристаль попрощалась с нами. Только с нами – со всеми шестерыми. И исчезла. Куда, не знаем даже мы. Она не оставила никаких следов. – Он разгребает угли: совершенно буднично, будто не рассказывал только что о посланнице Богини и священных событиях тысячелетней давности. – Похоже, готово. Таша? Она берёт со стола глубокую миску. Подав её Арону, смотрит, как тот голыми руками, не морщась, вытаскивает обжигающе горячую эрсу, складывая клубни в тарелку. – Вам не хватало её? – спрашивает девушка негромко. – Нам тяжело было смириться с тем, что её больше нет с нами. Но к тому времени мы были уже взрослыми людьми. И мы всегда понимали, что рано или поздно Кристаль нас покинет. – Достав последний клубень, амадэй шествует к столу, чтобы торжественно поставить миску посредине. – Пора ужинать. – Вот так мирское вытесняет духовное, – на удивление серьёзно вздыхает Лив, усаживаясь на садовую скамью, заменившую им стулья. – Просто это не та история, которую надо слушать за один раз, – так же серьёзно отвечает Арон. Таша глядит на амадэя, стоя у жаровни и чувствуя слабый жар, которым пышут остывающие угли. …возможно, сейчас не лучший момент для этого вопроса. Но она и так откладывала его слишком долго. К тому же для таких вопросов, как этот, не существует «лучших моментов». – Почему Лиар возненавидел тебя? За что он тебе мстит? Присутствующие замирают – и, вскинув голову, Арон без смущения встречает Ташин пытливый взгляд. – Я уже говорил. Мы кое-что не поделили. – Я помню. И хочу знать больше. Арон смотрит на неё так долго, что становится слышно, как шуршат вишнёвые листья, а угли, остывая, издают тихий-тихий звук, похожий на треск стекла. – Мы полюбили одну и ту же женщину. А она стала моей. – Он жмёт плечами. – Полагаю, ты сочтёшь эту причину довольно банальной. Таша растерянно отступает от жаровни на шаг: ей, ожидавшей чего-то совершенно исключительного, зловещего и величественного, это и правда кажется банальным донельзя. …с другой стороны, самые удивительные вещи часто объясняются самым обыденным образом. – И вы жили с этой женщиной долго и счастливо? – наивно спрашивает Лив. – К сожалению, нет, – замечает Арон без тени эмоций. – Заветом Кристали амадэям запрещено любить. Кара тому, кто осмелился преступить этот завет – смерть его избранника. – Избранника? – уточняет Джеми. – Не его самого? – Людей много. Амадэев же всего шесть. Ирония в мужском голосе почти неразличима. – А как-то скрыть это?.. – Джеми продолжает допрос с азартом учёного. – Невозможно. Тот, кто нарушил запрет, лишается Дара. Способности возвращаются к нему лишь со смертью человека, осквернившего его. К слову, запрет касается лишь любви к смертным – другого амадэя любить не воспрещается. – И кто-нибудь из вас полюбил друг друга? – Одна пара состоялась и распалась, что не помешало им сохранить хорошие отношения и дальше работать вместе. Отношения ещё двоих продержались до самой их смерти. Нас с Лиаром связывала братская любовь, но не более. – Зачем он нужен, этот запрет? – спрашивает Таша непонимающе. – Вечность без любви… – Всё не так плачевно, как ты думаешь. Мы можем любить физически, но не духовно. Мы можем любить духовно, но не физически. Сама по себе любовь не лишает нас дара; постель, к которой не прилагается ничего большего, тоже. Но если мы пытаемся быть с тем, кого любим, телом и душой… тогда наш Дар начинает слабеть, пока не исчезает вовсе. Таша пытается осмыслить сказанное. Душа, но не тело. Тело, но не душа. Холодное удовлетворение потребностей – или чувство без телесной близости… – Кристаль не имела права лишать вас этого, – гневно произносит она. – Ни ты, ни я, ни кто-либо ещё не имеет права её судить, – ровно отвечает Арон. – Она оставляла после себя тех, кому доверяла всех людей Долины, и у неё были причины наложить подобный запрет. Лиар даже объяснял это с точки зрения магической науки… Говорил что-то про энергетические контуры, которые размыкаются, если мы воистину сливаемся с другим человеком – на духовном и телесном уровне; про то, что мы – нарушение законов мироздания и жизненных циклов, и даже Кристаль не могла создать нас иначе… Мне этого не пересказать, я не маг и не работал с энергией так, как он. Но даже если забыть о науке, Кристаль была права: все беды, которые в конце концов нас постигли, возникли из-за любви. – Все? А какие ещё? Амадэй молчит, глядя на вишнёвые кроны. – Всё-таки вы очень неподробно рассказываете, дядя Арон, – укоризненно замечает Лив. – Я вот, можно сказать, так ничего и не поняла. – Я бы тоже не отказался от подробностей, – осторожно добавляет Джеми. – Будут вам подробности. – Арон опускает глаза на Ташу, сверлящую хмурым взглядом его лицо. – Только не сегодня. И не завтра. – А когда? – тихо спрашивает она. – Когда я буду готов. – Амадэй опускается на скамью, чтобы потянуться за вилкой. – А теперь – ужинать. * * * – Будь у нас иной выход, Гаст, я предложила бы его, поверь, – сказала Таша, слушая убаюкивающий стук колёс. – Сейчас это единственное место, где ты точно будешь в безопасности. Эйрдали не оставят тебя в покое, и они могут нагрянуть снова в любой момент. Друг угрюмо кивнул, не расщедрившись на иной ответ – в десятый раз за последний час, – и Таша, вздохнув, уставилась в окно экипажа. Белёсое небо сыпало мелкий колючий снег; пейзажи вокруг казались шедевром кондитерского искусства – бисквиты заснеженных равнин, украшенные марципановыми деревцами и присыпанные сахарной пудрой. Местность была Таше незнакома, но едва ли они успели далеко отъехать от Броселиана, учитывая, что пустились в дорогу не так давно. А ещё картина за окном неуловимо напоминала зимние просторы родной Озёрной, по которым они с Гастом так часто возвращались домой с катка. – Скучаешь по Прадмунту? – произнесла Таша, ощутив, как воспоминания болезненно кольнули сердце. – По семье, – неохотно признал Гаст. – И по деревне. По Кристальному, по садам Фаргори… – Как-нибудь приглашу тебя в наш новый дом, – сказала Таша, от которой не укрылось это «сады Фаргори» вместо «ваши сады». – У нас там вишнёвый сад. Он тоже красивый. – Было бы здорово, – буркнул парень, косясь на неё, словно на подозрительного незнакомца, предлагающего ему уединиться вон в том тёмном переулке. Отдельного неодобрения удостоились её волосы – это от Таши тоже не укрылось. Спалось ей сегодня плохо. Периодически она проваливалась в сон, но отчётливо помнила: когда начало светать, она бодрствовала. Впрочем, под утро Таша всё же задремала достаточно крепко, чтобы пропустить момент, когда Герланд снова связался с Алексасом. Юноша разбудил её постфактум и доложил, что нужно скорее забирать Гаста и отправляться в Заречную, где их встретят и проведут в адамантскую штаб-квартиру Венца. Разговор, который вскоре после этого Таша провела с другом в его комнатушке, вышел коротким и предельно информативным. На иной разговор не нашлось ни времени, ни сил. «Доброе утро, Гаст. Прости, некогда нормально всё объяснить, но тебе придётся уехать из Броселиана. Да, прямо сейчас. Да, надолго. И тебе придётся жить с людьми, которые вряд ли покажутся тебе подходящей компанией, но только они могут тебя спасти. Они заговорщики. Да, такие заговорщики, которые обычно свергают королей. И они хотят свергнуть Шейлиреара, но они лучше других заговорщиков, которые жаждут вернуть Первую Эпоху, когда всё было очень плохо, если ты помнишь. А ещё они будут защищать тебя от тех самых других заговорщиков, которые хотят тебя убить. Да, те эйрдали – как раз из них. Да, я знаю заговорщиков, которые хотят свергнуть Шейлиреара, и защищать тебя они будут по моей просьбе. Гаст, нет времени объяснять, откуда я их знаю. Ты хочешь жить? Надеюсь, да, потому что я хочу, чтобы ты жил. Так что лучше тебе смириться с перспективой стать заговорщиком и начать собирать вещи, договорились?..» Разговор в карете, куда они сели почти сразу после этого, тоже не особо клеился. Таша долго пыталась завязать беседу, пыталась объяснить всё как следует – хотя бы теперь, когда они были на полпути к безопасности и могли не бояться, что им на голову свалятся другие эйрдали, или оборотни, или маги крови, посланные Рассветом… Но к настоящему моменту у неё пропало всё желание пробивать стены, которыми Гаст отгородился от подруги детства. Казалось, ему проще было бы начистить Таше туфли и обратиться к ней «Ваша Светлость», чем поговорить с ней так же просто и откровенно, как полгода назад. Конечно, после утренней беседы, где в тоне её то и дело пробивались повелительные нотки, немудрено, но всё же. …как грустно. Они с Гастом столько лет были не разлей вода, а теперь? Сидят друг против друга, абсолютно разные, абсолютно чужие люди, а родным для неё стал мальчишка, с которым она познакомилась не так давно… Раздражённо тряхнув головой, Таша щёлкнула задвижкой, открывая окно. – Предоставлю тебе возможность обдумать всё в одиночестве, – бросила она, прежде чем высунуть голову наружу. – Эй, там, наверху! Остановите экипаж, будьте добры! Алексас присвистнул, и кони послушно замедлили шаг. Выскользнув на мороз, Таша приняла протянутую ей руку. С кошачьей ловкостью взобравшись наверх, устроилась бок о бок с юношей, который снова правил каретой.