— Но зло всё равно есть зло! Когда я так говорил, он кивал головой, однако с улыбкой продолжал рассказ. Мы вели подобные беседы в тесной кабинке бара, в котором были завсегдатаями. Владелец заведения в прошлом входил в преступную группировку, однако никогда не распространялся об этом. Тонкие руки и ноги, слегка скривлённый на бок торс, неопределённый возраст… — Не будь на свете понятия частной собственности, так и воровства не было бы. Пока в мире остаётся хотя бы один голодающий ребёнок, всё имущество является злом. — Не нам использовать это в качестве оправдания! — А я и не ищу оправдания. Просто ненавижу типов, которые считают себя во всём правыми. Исикава как-то украл огромную сумму при помощи нехитрого приёма. Услышав, что один старик ходит в частный клуб с большой пачкой наличных, он купил такой же портфель, как у того толстосума. Старик был важной шишкой в какой-то религиозной организации и любил хвастаться достатком перед молодыми особами. После собраний в своей организации он не находил лучшего способа справиться с возбуждением, как ходить вместе с секретарями в клуб и трахать девиц. Старик был худой, глаза навыкате; он смеялся, обнажая дёсны. Как-то раз Исикава дождался, пока дед появится в клубе, и, когда тот выходил из машины, столкнулся с секретарём, державшим драгоценный портфель. Исикава молниеносно совершил подмену: спрятал добычу под пальто и уронил портфель-обманку, набитый пачками бумаги. Старик поднял муляж, понося на чём свет стоит извиняющегося Исикаву, а затем исчез в сером здании клуба вместе со своими секретарями. В портфеле было десять миллионов иен! — Наверное, ему нравились круглые суммы вроде десяти миллионов. Хотя он вовсе не плохой человек. Может, как и обещал на своих религиозных сходках, он и правда хотел строить школы в Судане и помогать беженцам. Подсознательно. Поэтому я просто помог осуществить его интуитивный порыв. Исикава смеялся, зажмурившись, словно ребёнок. — В бедных странах куча народу подыхает сразу же после рождения. Только потому, что они там родились. У них даже нет времени, чтобы сопротивляться. Не хотел бы я быть тощим, как скелет, и облепленным мухами. Не знаю, правда это или нет, но Исикава говорил, что передал миллион иен своей сообщнице, иностранке из того самого клуба, ещё миллион он потратил в тот же день, а всё, что осталось, пожертвовал какой-то некоммерческой организации. Там работала его бывшая подруга. У Исикавы были умелые пальцы и бойкая речь. Он менял работы как перчатки и занимался карманным воровством лишь в том случае, если остро требовались деньги. Когда мы встретились с ним, он сотрудничал с известной группировкой, промышлявшей инвестиционными аферами. — Когда я ухожу, растворяясь в толпе, у меня появляется особое чувство. Ты знаешь, время бывает разным по интенсивности. Когда играешь в азартные игры или удаётся провернуть сделку, чувствуешь напряжение. Когда нарушаешь закон или спишь с девчонкой, например подружкой мафиози, к которой и приближаться-то опасно… Что-то включается, пропитывает тебя, и это так круто! Мгновения экстаза требуют от человека, чтобы он повторил их. В такие моменты у тебя появляется ещё одна личность. Ты говоришь себе: «Вот бы ещё раз! Ещё раз пережить это!» Карманное воровство приносит мне наибольшее удовольствие… На Исикаву был выдан ордер на арест по делу о махинациях. Он бежал на Филиппины, а оттуда — в Пакистан и Кению. Когда он вернулся, по документам значилось, будто Исикава скончался. Ему сделали новое водительское удостоверение, паспорт и свидетельство о регистрации. — Выходит, я умер в Пакистане. Так что теперь меня зовут Ниими. Хотя я уже был Ниими, когда мы с тобой встретились. Всё сложно. Но больше ничего не скажу. И тебе лучше меня не спрашивать. Из-за того, о чём я не должен был спрашивать, с понедельника по пятницу он сидел в пустом офисе и отвечал на телефонные звонки. Когда ему звонили, он говорил название, вероятно, фиктивной фирмы, получал корреспонденцию и очень редко встречался с каким-то человеком, вроде как главой этой фирмы. Со мной Исикава выбирался в город только по субботам и воскресеньям. По просьбе Исикавы я несколько раз приходил в офис, чтобы ему было веселее убивать время. Однажды я столкнулся с тем человеком. Неожиданно распахнулась дверь, и, когда я с удивлением обернулся, передо мной стоял босс. Находясь в дверях, он выключил свет и оглядел комнату. Почему-то в тот момент я подумал, что не стоило мне сюда заходить. В темноте мужчина молча прошёлся по комнате. У него были чёрные волосы и солнечные очки. Может, работал каким-нибудь брокером. Угадать возраст не удалось: он мог быть и тридцатилетним, и пятидесятилетним. Сквозь шторы падал свет с улицы, его тень растягивалась по стене офиса. Когда он двигался, то, разумеется, перемещалась и тень, звук шагов отзывался странным эхом. Посмотрев на Исикаву, он открыл сейф, вытащил оттуда около десяти миллионов иен и как ни в чём не бывало засунул их в портфель. Затем он бросил взгляд на меня, почему-то внимательно посмотрел и прошептал: «Я встречусь с тобой ещё раз». Я не понимал, что происходит, поэтому просто смотрел на него. После того как босс ушёл, Исикава, чтобы не дать мне что-либо сказать, продолжил беседу о воровстве. — Карманная кража мне не понравилась только один раз. Во время фестиваля фейерверков. Очень редко, но случается, что богатые люди бродят в такие дни в толпе. Посмотрев на Исикаву, я передумал спрашивать о мужчине, который только что был здесь. Наверное, происшествие относится к категории тех вещей, о которых лучше помалкивать. Я попытался стереть незнакомца из памяти, но у меня не вышло. — Там был один тип средних лет. Он, уединившись с любовницей, смотрел на фейерверк из окна гостиницы. Девица убедила его спуститься вниз поесть жареной лапши якисоба или прогуляться… Я с детства люблю фейерверки. Ведь это лучшее развлечение, которое бесплатно показывают даже беднякам… Огни взлетают в небо, и все люди перед ними равны. Иногда у Исикавы было такое наивное выражение лица, что он казался беззащитным. Однако в комнате ещё витала тень недавнего посетителя, и его взгляд был беспокойным. — На самом деле, это и правда красиво. Самая красивая вещь в жизни. Во всём мире… Но ведь мы можем использовать эту красоту, чтобы добиться своей цели, верно? Пока все увлечены красотой, мы не любуемся ею, а смотрим на карманы. И это… даже не знаю, как описать… Вот и всё, что он сказал тогда. Меня привлекало его мастерство. Тремя пальцами он захватывал кошелёк, передавал его мне, и, когда я вытаскивал содержимое и возвращал бумажник Исикаве, он уже брал следующий. Даже не глядя на лицо владельца, он клал первый кошелёк в его карман. Для меня в тот момент движения Исикавы были самим воплощением красоты. Я тогда и не думал, что эта красота может исчезнуть с моих глаз… 5 Когда я оказался на улице, дождь уже прекратился, так что зонтик я бросил в корзинку соседского велосипеда. Я застегнул пальто на все пуговицы и, проигнорировав кошку, которая почему-то увязалась за мной, вошёл в супермаркет. В магазине было тепло, я стал потеть. Мне показалось, что я увидел Татибану, потом понял, что здесь его не может быть, и вздохнул с облегчением. Один из сотрудников смотрел на меня. Я положил в корзинку яйца, ветчину и хлеб, взял с полки минеральную воду и направился к кассе. Я пытался понять, зачем вернулся в Токио. После того масштабного и серьёзно спланированного преступления я осознавал, что возвращаться сюда опасно. Я хотел знать, что случилось с Исикавой, но не был уверен, что причина в этом. Принимая во внимание мрачные обстоятельства того дела, я догадывался, что Исикава, скорее всего, мёртв. Приезд в Токио не сулил ничего хорошего. На глаза мне попались мать с ребёнком, я остановился. Крашеная шатенка с жиденькими волосами, стянутыми в хвост, коленкой легонько толкнула мальчишку, и в этот момент он положил упаковку с рыбой в бумажный пакет «Uniqlo». Внутри находилось полотенце, которое и прикрыло добычу, когда он встряхнул пакет. У меня сильно застучало сердце, сделалось гадко. Мальчик хватал продукты с весьма серьёзным выражением, пытаясь действовать, как велели. Он работал умело. Наверное, мать всё продумала: если мальчишку и схватят, она успеет смыться. Его тонкие ножки торчали из-под синих укороченных штанов, рукава и карманы зелёного свитера были изношены. В магазине играла лёгкая приятная музыка, и эта парочка бросалась в глаза. Я стоял и внимательно рассматривал одежду худенького ребёнка. Женщина стукнула его — наверное, из-за того, что он медлил. Другие покупатели обернулись на них, но мальчишка улыбался. Мне показалось, ему сейчас должно быть стыдно. Неестественной улыбкой он пытался прикрыть стыд за свою мать, сказать окружающим, что он не ребёнок, с которым дурно обходятся, и его мать не из тех женщин, что обижают своих детей. Я и сам не заметил, как пошёл за ними. Женщина опять слегка пнула мальчишку коленкой, и он сразу же положил в пакет лапшу быстрого приготовления. Он действовал быстро, но пакет был слишком мал, чтобы удовлетворить её запросы. Женщина средних лет в синем пальто, наблюдая за матерью и сыном, скрылась за углом стеллажа. Скорее всего, её нанял супермаркет, чтобы отлавливать воришек. Мальчишка, похоже, заметил слежку, но не мог сказать об этом матери. Я подошёл поближе, чтобы рассмотреть его мать. Тридцать с небольшим, узкие глаза, потрёпанный вид. Красный спортивный костюм выглядел новым, но сандалии на ногах были страшными и грязными. Она присела, чтобы посмотреть на какие-то сладости, и, вертя упаковку в руках, что-то бормотала себе под нос, словно сомневаясь, брать или нет. Я почему-то вспомнил Саэко, хотя та была совершенно на неё не похожа. Женщина взяла в руки коробку с крекерами, повернулась, чтобы позвать сына, но в этот момент я наклонился к ней. Я вдруг понял, что собираюсь заговорить, но передумал и стал подниматься, однако женщина уже с удивлением смотрела на меня. Увидев её лицо перед собой, я почти через силу сказал: — Вас заметили. — Что? Она зло поглядела на меня, пытаясь скрыть страх при помощи возмущения. Мальчишка стоял рядом, худенький и жалкий. — Там была женщина в синем пальто. Она работает в этом магазине. Она вас заметила. Полиция не заставит себя долго ждать, поэтому либо покупайте, либо оставляйте всё и уходите. Запросы матери оказались слишком велики, чтобы все товары поместились под полотенцем в маленьком пакете. Рыба и мясо были спрятаны, но край упаковки со сладостями торчал наружу. Я направился к кассе и встал в очередь. Людей было много, как в муравейнике. Касаясь друг друга, они потели. Выйдя из магазина, я понял, что забыл кофе; пришлось купить банку в автомате. Когда я закурил сигарету, подошли мать с сыном. Мальчик снял замок с велосипеда матери и смотрел, как она идёт ко мне. — Ты кто такой? На мгновенье её лицо показалось перекошенным, один глаз вдруг дёрнулся и плотно закрылся. Пока она стояла передо мной, тик повторился несколько раз. — Я просто сказал, что вас заметили. — Ты чего, издеваешься? Она зло посмотрела на меня, глаз опять дёрнулся. — Я как следует кормлю своего ребёнка. Не смей издеваться надо мной! Сын, стоявший поодаль, казалось, пытался понять, насколько мать рассердилась. Слова женщины звучали чересчур громко, словно проводка в речевом аппарате сломалась. Глядя на её лицо, я опять вспомнил Саэко. «Люди говорят, меня нельзя простить за то, что я сделала, хоть и совершила это не нарочно. Но иногда подобные слова доставляют мне удовольствие, — однажды призналась Саэко. — Я делаю то, что люди не любят. Я делаю то, что сама не люблю. Я пренебрегаю тем, что окружающие считают ценным». Саэко всегда говорила довольно тихо… — Я не издеваюсь. Я вытащил кофе, только что купленный в автомате. — Я тоже ворую. Поэтому и сказал, что вас заметили. Вообще, следовало бы меня поблагодарить. Женщина остолбенело уставилась. Я подумал, что Саэко никогда не смотрела на меня с таким выражением. — Кто ты такой? — Неважно. — Где ты работаешь? — Нигде. Я ответил честно, но она продолжала сверлить меня взглядом. Выходя вечером на улицу, я всегда одевался очень прилично. — Но деньжата у тебя водятся! Позвони мне, когда будешь свободен. Можем договориться на десять тысяч иен. С этими словами она вытащила из кошелька визитку, на которой была её фотография, название и адрес какого-то клуба, зачёркнутые фломастером, и написанный от руки номер мобильного. — Когда накрашусь, я очень даже ничего. Мне хватит десяти тысяч. Женщина схватила сына за руку, подсадила на багажник и скрылась на велосипеде. Мальчик не обернулся, чтобы посмотреть на меня.