— А теперь ты умрёшь, размышляя о том, чем была твоя жизнь, как тот слуга аристократа. В депрессии, ничтожно. Сюда никто не зайдёт. Занавес. Он слегка шевельнулся. — Ты ведь не понимаешь, почему тебя убили, почему всё так вышло. Человеческая жизнь — загадка. Послушай-ка меня: а что я такое в твоей жизни? Ты веришь в судьбу? Может быть, это я управлял твоей судьбой? А может, то, что я управлял тобой, и была твоя судьба? Но в итоге тебе не кажется, что это одно и то же? Кидзаки ушёл, будто растоптав меня. Я чувствовал шум шагов и плотный воздух оживлённой улицы. Я чувствовал, как тени проскользнули мимо. Вскоре шаги затихли. Облокотившись о стену, я прижал руку к животу. Текла кровь. Картинка перед глазами тускнела, боль только нарастала, а я думал, что не хочу умирать. Я думал о том, что не хочу закончить свою жизнь здесь. Перед глазами вставали образы того мальчишки, Исикавы и Саэко. Мне казалось, я вижу себя, как продолжаю работать в толпе. Я путешествовал и крал кошельки, может быть, поехал за границу. Говорят, в Лондоне ещё осталась культура уличной кражи высокого уровня. Мог бы посоревноваться с ними. Как было бы здорово продолжать красть кошельки у глупых богатеев, которые есть по всему миру. В конце прохода, далеко в тумане, виднелась башня. Высокая и далёкая, она просто стояла там. Я мог бы воровать у богатых и отдавать деньги маленьким оборванцам. Казалось, удовольствие, к которому тянулись мои пальцы, манящее тепло было совсем близко. Я стал бы настоящим карманником и продолжал двигаться в толпе, пока не рассыпался, как искры, не растворился без остатка. «Именно так, именно так», — думал я, когда услышал шаги вдалеке. Кто-то приближался. Там, в конце прохода. Я услышал голоса молодых женщин, они оживлённо переговаривались, жалуясь на фирму и клиентов. Они были довольно далеко, однако если бросить в них чем-нибудь, они заметят меня. Вокруг не было камней, моё пальто забрали, у меня не осталось сил снять ботинки. В кармане брюк почему-то оказалась монета. Монета в пятьсот иен. Я, наверное, машинально вытащил её из чужого кармана. Я усмехнулся. Мои руки бессознательно искали деньги, значит, я настоящий карманник. Если попасть в человека окровавленной монетой, наверное, он посмотрит сюда. Я думал, что Кидзаки недооценивает карманников, и прислушивался к приближающимся шагам. Я думал, что не должен умереть здесь. Моя жизнь не была столь бестолковой, чтобы закончиться вот так. Собрав все силы, я сжал монету в пальцах. Далеко в тумане возвышалась башня. Увидев тени, я, превозмогая боль, совершил бросок. Окровавленная монета, затмившая солнечный луч, сверкнула в воздухе чёрным диском, словно надежда на погрешность в плане. * * * Фуминори Накамура Королевство 1 Интересно, когда я осознала, что не получу того, о чём мечтаю больше всего на свете?.. Наверное, лет в двадцать, а может, гораздо раньше, ещё в детстве, как только начала понимать, что к чему. Я смотрела на окружающих, даже не пытаясь сблизиться с ними, а то, чего хотела, находилось очень далеко от меня. Я до сих пор не могу сказать, что именно это было. Желание обладать этим жгло кожу, игнорировало правила, выходило за рамки логики и морали, переворачивало вверх тормашками мои жизненные устои. Неужели я по-прежнему этого хочу? Что же я сделаю, наконец заполучив это? Залитый холодным светом, он стоял напротив и смотрел на меня. С улыбкой я наблюдала, как в его глазах разгорается желание. На мгновение он перевёл взгляд на грудь, а затем вновь посмотрел мне в лицо. Неторопливо, шаг за шагом, он приближался. — Никогда бы не подумал, что ты проститутка! Честно говоря, я не была проституткой, но промолчала, лишь улыбнувшись в ответ. Пальцами я сжала его пальцы. — Тех, кто не нравится, я не приглашаю… А ты замечательный! Выглядишь гораздо лучше, чем по телевизору. Я прильнула к нему, поцеловала в шею. Нежно взяв его руку, прижала ладонью к своей груди. Он аккуратно её помял. Я ничего не ощутила, но задышала глубже и сказала: — Забудь обо всём… Делай со мной что хочешь… И как хочешь… Температура его тела росла. Люди не всегда принимают разумные решения. Когда нами управляют эмоции, мы становимся беззащитными. Я почувствовала, что прикосновения становятся более жёсткими. Проведя пальцем по его губам, я вложила в рот таблетку. — Что это? — Вроде лёгкой виагры… Продаётся во всех аптеках, отличная штука! Я ещё сильнее подалась вперёд, чтобы бёдра, обтянутые мини-юбкой, оказались между его ног. Поцеловала в шею, обвила руками и прошептала: «Сделай это!» Прижавшись губами, я почувствовала, что лекарство подействовало. Мужчина грубо бросил меня на кровать и навалился сверху. Он не на шутку завёлся. И оттого, что этот человек был весь в моей власти, я ощутила, как где-то в глубине поднимается волна жара. Стало ясно: он почти готов. Словно в шутку уворачиваясь от поцелуев, я по-прежнему сжимала его шею. Он уткнулся лицом в мою грудь, я ласково потрепала его по голове и продолжала гладить, пока он не замер. Я смотрела, как замедляются его движения. Полузакрытые глаза глядели на меня с изумлением. Я, как ни странно, опять ощутила жар: он разливался по всему телу. Сердце быстро колотилось, где-то глубоко в груди раздавалось радостное «тук-тук!». Я неспешно придвинулась к мужчине и прошептала в самое ухо: — Не бойся. Это не яд. В голубоватом освещении комнаты было что-то зловещее. Чувствуя на себе вес неподвижного тела, я некоторое время смотрела на сомкнутые веки мужчины. А ведь только что в нём пылала страсть. Торс, довольно накачанный для его возраста. Слегка загорелое лицо… Я отметила в себе мимолётное желание всем этим обладать. Я выползла из-под него, села на стул и закурила. Нужно дождаться, когда сон станет очень глубоким. На улице шёл дождь. Спокойствие спящего человека гармонировало со звуками дождя. Я аккуратно сняла с него бледно-голубую рубашку, потянула и стащила через голову белую майку. Как я и предполагала, у него была загорелая широкая грудь. Я сняла блузку и, оставшись в одном лифчике, надела солнцезащитные очки. Улеглась рядом с полураздетым мужчиной, подложила его руку себе под голову, сделала несколько селфи и видео. Я догадывалась, для чего в прошлый раз понадобились подобные фотографии с политиком, но телеведущий?.. Наверное, он и предположить не мог, что женщина, которая просто выпивает в баре, выслеживает его уже несколько дней. Я аккуратно одела мужчину. Заказ был выполнен: я сфабриковала компромат, сомнительную историю из его жизни. Вытащив из кошелька мужчины купюры, переложила их в свой. В его бумажнике был чек из ресторана и карта фитнес-клуба. Я снова закурила и написала на фирменной бумаге отеля: «Твоих карт я не брала. Проституция — дело нелегальное. Надеюсь, ты это понимаешь». Проститутка — преступница, а клиент — соучастник. Выходит, его заманили, чтобы он совершил правонарушение. Когда занимаешь такое положение в обществе, вряд ли пойдёшь с заявлением в полицию из-за небольшой суммы. Прочитав мою записку, телеведущий решит, что его попросту ограбили. Хотя на самом деле всё сложнее… Свет, льющийся с потолка, по-прежнему казался зловещим. Что он освещал? Подлость? На пальце у этого типа было кольцо, но он пытался купить проститутку… Или же он освещал меня? В ванной комнате я слегка поправила макияж, после чего надела пальто и вышла из номера. Внешне неприметное здание являлось лав-отелем с роскошным интерьером. Спустившись вниз, я миновала стойку администратора. В этот момент меня окликнул Сайто: — Добрый вечер! В таких гостиницах можно увидеть лишь руки администратора, но я знала, что у Сайто правильные черты лица. — Добрый вечер. Если он поднимет шум, надеюсь на тебя. — Всё будет в порядке. При виде огромной безвкусной люстры я развеселилась. Такая нелепица — словно насмешка над миром. Я вышла из отеля. Мужчины, разбредавшиеся по ночному городу, провожали меня взглядами. Взоры, таившие в себе разнообразные эмоции, причудливо скрещивались. Я медленно шагала, пересекая линии этих взглядов. Рядом с отелем была припаркована чёрная машина. Дорогая машина неизвестной мне марки, в корпусе которой отражался или, лучше сказать, от корпуса которой отталкивался неоновый свет. Я открыла дверь и забралась внутрь. Обогрев в салоне не работал. Мужчина на водительском месте не сказал ни слова. Яда. Так он себя называл, хотя не думаю, что это настоящее имя. Я показала цифровой фотоаппарат, он небрежно покрутил его в руках и убрал в небольшой чемоданчик. У Яды были маленькие глазки и ничем не примечательное лицо, но при этом красивые пальцы. — Видео, как он входит в отель, можно забрать у Сайто. — Уже забрал. Я замёрзла. Мы были отрезаны от шума ночного города. — Но… зачем вам телеведущий? — Твоё неоспоримое достоинство в том, что ты ничего не вынюхиваешь. Запомни это. Я взяла конверт с деньгами, хотя уже не слишком в них нуждалась. Покинув машину, я пошла по ночной улице. За спиной послышался звук авто, набирающего скорость. Внутри я по-прежнему ощущала жар. Жар, накрывший меня волной, когда я предала того мужчину, телеведущего. Со мной здоровались знакомые зазывалы из баров. Напротив отеля китаянка вела переговоры с клиентом. Пожилые мужчины шли рядом с юными девушками, женщины в возрасте шагали под ручку с молодыми людьми. Вульгарный неоновый свет словно издевался над этим миром. По ночам человеческие страсти материализуются. Ночь разрешает людям выпустить наружу то, что скрыто днём. Над головой светила луна, споря с неоновыми огнями. Стоит солнцу зайти, луна похищает его лучи и озаряет наше существование… 2 Я проснулась. Перед глазами всё ещё стоял образ из сна. Цвет сменился с красного на зелёный, радужные разводы дрожали, словно кто-то небрежно плеснул краски. Даже прикрыв веки, я продолжала их видеть. Сна я не помню, но казалось, эти разводы — следы чего-то, всплывающего из глубин подсознания. Наконец я заметила, что забыла выключить светильник над кроватью, наверное, потому и видела цветовое пятно. Комната была чересчур просторной. На груди выступили капли пота. Включив телевизор, я увидела того самого ведущего, которого фотографировала вчера вечером. Он много смеялся и активно поддерживал беседу, в его облике я не заметила ничего необычного. Передача была скучной, и я выключила телевизор. Не знаю, когда именно это произошло, но в какой-то момент я разучилась следить за строкой, резво бегущей внизу экрана. Я приняла душ, отправилась на кухню и съела половину купленной вчера булочки. Часы показывали шесть вечера. Мне часто советуют завести домашнего питомца. Возможно, это и правда странно — жить одной в такой большой квартире. Но я не хочу испытать это снова. Не хочу, чтобы чья-то жизнь оборвалась рядом со мной. С тех пор как не стало Эри и её сына, я очень остро реагирую на подобные вещи. Жизнь — ужасная штука. Мне показалось, я вымылась чуть более тщательно, чем обычно. Я собиралась на встречу с Хасэгавой. Несколько дней назад на лестнице перед турникетами в метро меня кто-то окликнул: «Юрика, это ты?!» Я открыла было рот, чтобы соврать, но в этот момент молодой человек сказал, что он Хасэгава. Я сразу отыскала в памяти воспоминание о нём. Наверное, благодаря голубому пуховику, в который тот был одет. Давным-давно Хасэгава носил свитер такого же цвета. Мы росли в одном приюте. Поношенный свитер с чужого плеча смотрелся на нём нарядно. Прежнего хозяина я не знаю, но Хасэгаве наверняка он шёл больше. — Когда станем взрослыми, — не раз говорил Хасэгава, — мы им всем покажем! А пока — только вперёд!