— Не ожидал. Вот не ожидал! — сказал толстый человек и поднялся из-за стола. Он был в белой рубахе и в белых летних штанах. От этого казался ещё толще. Петя растерянно поставил на землю портфель. — Входите, почтеннейший, входите. — И толстый человек повёл его и усадил в кресло. — Значит, обдумали и согласились? — Что я обдумал? — Как — что? Чертёж. — Чертёж? Толстый человек внимательно поглядел на Петю и как-то угрожающе засопел. — Да, обдумал, — согласился быстро Петя. — И ваши посадки завышены. Допуски занижены. — Завышены, занижены, — повторил Петя. Толстый человек радостно воскликнул: — Я говорил — мы правы! Я прав! Главмонтаж всегда прав! Мы — производственники, вы — проектировщики. И тут вдруг Пете показалось, что он на кавеэне — встреча капитанов. — У вас очки начисляют? — Какие очки? Темнит, как Бекчакова или Серёжа. Они темнят, когда их спрашиваешь о соревновании. Спроси о чём угодно — темнить не будут, а о соревновании будут темнить. Изворачиваться, чтобы не про болтаться. Случайно. — Значит, очки не начисляют? — ещё раз спросил Петя. — Имеете в виду премиальные? — засмеялся Тумаркин. — Наш чертёж премиальных не даст. — Почему? — возмутился Петя. — Не даст, — настаивал Тумаркин. — Даст. Как звали лошадь Тараса Бульбы? У кого самый большой в мире барабан? Можно ли подкову сломать зубочисткой? Тумаркин, подавленный, молчал. — А устройство пипетки вы знаете? А искусственного спутника Земли? Можно ли ртуть наколоть вилкой? — Прошу не говорить отвлечённо, а конкретно по чертежу. — У меня нет с собой чертежа. — Голыми руками не возьмёшь: Петя опытный кавеэнщик. — У меня есть типовой. — И Тумаркин подвёл Петю к доске, на которой был укреплён чертёж. Но Петя вспомнил, отец на своём чертеже вносил поправки. Даже сегодня утром. Что-то выпрямлял, а что-то закруглял. Отца всё время осеняло. Петя поглядел на чертёж. Непонятно. Три больших листа бумаги прикреплены к доске, написано в трёх измерениях. А потом ещё литейные уклоны, острые кромки, вид по стрелке, сечение по «В». Ах, по «В»? Ну да, типичные «вешники»! Поддаваться нельзя! Товарищ подросток, не будь дитём… Внимание… Время тридцать секунд… Что изображено на чертеже? Автомобиль не автомобиль, трактор не трактор, барабан не барабан, пипетка не пипетка… На одном из листов ещё написано — повернуть. Петя отошёл, повернул голову. Тумаркин наблюдает, ждёт, когда Петя начнёт соглашаться. Петя повернул голову так, что даже Тумаркина начал видеть вверх ногами. Надо было в такси повнимательнее рассмотреть чертёж. Адрес прочитал и обрадовался. Голова с мозгами!.. Чучело соломенное!.. Петя перестал переворачиваться, потому что едва не упал на ковёр. Сила, с которой Земля притягивает к себе тела, называется силой тяжести или весом тела. Интересно, какой вес тела у Тумаркина. Такой же, как у самого большого барабана в мире? А чего, собственно, он мучается? Всё надо переделать по сечению «А»! В конце концов, «ашник» он или кто? — Переделать по сечению «А». — Вы и так беспрерывно переделываете! — возмутился Тумаркин. — Опаздываете в отношении сроков. Деталировщики ваши и копировщики! — А что такое нагорье? А плоскогорье? Сколько времени живёт майский жук во взрослом состоянии? Тумаркин порозовел, сделался ещё толще по всем сечениям и начал глухо булькать, наливаться кипятком. Точь-в-точь как родной отец. 8 Пётр Петрович на перемене увидел наконец весь 6-й «А». Девочки пришли с профилактики здоровья, и класс восстановился. Шестой «В» тоже восстановился: перестал шить и строгать. Ребята бегали, кричали, спорили. Коридоры гудели от их голосов и беготни. Пётр Петрович с портфелем и ведром уселся в классе отдохнуть. Ныла поясница, болели руки. В особенности синяк на пальце. Вошёл дежурный по этажу старшеклассник. Спросил: — Почему в классе? — Отдыхаю. — Давай выходи. Не положено. — Я хочу посидеть, отдохнуть. — На уроке посидишь, отдохнёшь. А сейчас гуляй в коридоре. — И старшеклассник взял Петра Петровича за воротник пиджака. Пётр Петрович не сопротивлялся. Старшеклассник выволок его в коридор, запер на ключ дверь, а Петру Петровичу легонько наподдал ногой. — Гуляй! Проветривайся! Пётр Петрович не сопротивлялся, начал гулять, проветриваться. Его окружили Виталик, Глебка, Витя Фадеев и ещё кто-то, с кем он делал железных хоккеистов. — Мы тебя ищем. Французский отменили. Лидия Максимовна заболела. — Ну и что? — Как — что? КВН будет после пятого урока! — После пятого, — машинально повторил Пётр Петрович. — А то нет! Пётр Петрович сам бы с удовольствием заболел вместо Лидии Максимовны. Чем-нибудь инфекционным, чтобы положили в больницу и никого не пускали. Или хотя бы просто насморком заболеть, как Лейкин. Может, пойти в буфет и выпить холодного кефира? Заморозиться? Прибежали девочки: Юля (хотя и тоже вертлявая, но совсем не чёрненькая, а русоволосая), Надя Гречкина и ещё две девочки, о которых Пётр Петрович только знал, что они лучше всех замесили тесто. — А «вешники» гордые, — сказала Юля. — Отгадали наши вопросы. — Не может быть! Я за свой вопрос ручаюсь. — И я за свой. А то нет? — А я не знаю, — неуверенно проговорила Надя Гречкина. Она вся была какая-то неуверенная. — Бекчакова сказала, что вопросы маннокашные. — Что? — Юля даже притопнула каблуком от негодования. Надя втянула голову в плечи. Она была не рада, что сказала. — Маннокашные! — закричал Глебка. — Ты слышишь? Чего ты молчишь? — И он толкнул Петра Петровича. — А ведро? Где ведро? — Это уже закричали две девочки, которые лучше всех замесили тесто. — В классе, — ответил Пётр Петрович. Он ответил девочкам, потому что не знал, что ответить Глебке. Глебка — это его Тумаркин и Дятлов. Определённо.