— Вы покупаете лошадей? — Хм… да… Таких, правда, нет, — ответил он, сопроводив свои слова пренебрежительным жестом, бросив, однако, при этом внимательный взгляд на измученных животных. — Well, в таком случае, good-bye, сэр! — Мертенс мгновенно вскочил обратно в седло и сделал вид, что собирается удалиться. — Мистер, потише, потише… Хотелось бы еще немного посмотреть на ваш товар. — Если вы не покупаете «таких», то нам больше не о чем говорить. Мы вовсе не какие-нибудь там гринхорны! — Так-так. Спуститесь, пожалуйста, снова! Хм, ужасно, ну просто ужасно! Вы приехали из прерии? — Yes! — Вряд ли смогу вам что-нибудь предложить; надо бы подождать, возможно, они еще выправятся, — ворчал он, внимательно осматривая лошадей со всех сторон. — Сколько вы за них хотели бы? — А сколько вы дадите? — За двоих? — За обоих. — Хм, тридцать долларов, не больше… но и не меньше. В следующее мгновение Мертенс снова оказался в седле и не отвечая поехал прочь. — Стоп, сэр, а сколько вы хотите получить? Сдается мне, что вы вовсе не прочь их продать. — Да, но не вам. — И все же вернитесь. Я даю сорок. — Шестьдесят! — Сорок пять! — Шестьдесят! — Пятьдесят! — Шестьдесят! — Не могу! Пятьдесят пять, и ни цента больше! — Шестьдесят, и ни цента меньше. Всего хорошего! — Шестьдесят? Это мне вовсе не подходит… Но стойте, эй, подождите же… останьтесь, вы их получите, свои шестьдесят, хотя эта скотинка и не стоит таких денег! Мертенс, ухмыляясь, поворотил коня и снова спешился. — Ну что же, забирайте. Между прочим, вместе с седлами и уздечками! — Зайдите, мистер, а ваш приятель пусть пока постоит тут. Торговец привел его в небольшой чулан, разделенный на две части старым дырявым занавесом. Исчезнув за ним, он через короткое время появился с деньгами. — Вот шестьдесят долларов. Вы получили бешеные деньги! — Ба, не смешите меня! Однако… хм… вас знают в Сити? — Лучше, чем многих. — Тогда вы мне, вероятно, можете подсказать… — Где находится гостиница? — Нет, мне нужен ближайший банк или ломбард. — Ломбард… хм, а что вы хотели бы заложить? — Не имеет значения. — Это имеет значение, сэр, если вы действительно хотите, чтобы я дал вам именно те сведения, которые вам нужны. — Я хочу продать одну ценную бумагу. — Под какое обеспечение она выдана? — Под золотой песок и самородки. — Черт возьми! Покажите мне ее. — Это не имеет смысла. — Отчего же? Если эта ваша бумага в самом деле имеет ценность, я куплю ее сам. Я иногда совершаю подобного рода сделки — в тех случаях, заметьте, когда это сулит какую-то выгоду. — Вот она! — Он достал найденный в Hide-Spot бумажник, вытащил оттуда одну из банкнот[48] и протянул ее торговцу. Пристально посмотрев на странного типа в ветхой, рваной одежде, тот изобразил на лице крайнее удивление. — Двадцать тысяч долларов на предъявителя, банк Чарлза Брокмана, Омаха! Банкнота настоящая. Сколько же вы за нее хотите? — А сколько дадите вы? — Половину. Мертенс взял бумагу у него из рук и направился к выходу. — Всего доброго, мастер Ливингстон! — Стойте! Сколько вы хотите за нее? — Любой банкир не торгуясь выложит мне восемнадцать тысяч, но я уже сижу здесь у вас и, кроме того, тороплюсь. Выкладывайте шестнадцать, и банкнота ваша. — Это невозможно. Я ведь не знаю, являетесь ли вы законным… — Well, сэр, вам она ни к чему, и закончим на этом! Ливингстон, схватив его за рукав, стал поднимать цену все выше и выше и кончил тем, что принес из-за драного занавеса требуемую сумму. Он принадлежал к тому типу готовых торговать всем подряд деловых людей, которые, несмотря на свой невзрачный и не свидетельствующий о кредитоспособности внешний вид, никогда не испытывают недостатка в необходимой наличности. — Вот вам деньги; сегодня у меня такой день, что я все время вынужден уступать. Может быть, у вас есть еще векселя для продажи? — Нет. Всего доброго. Он ушел. Ливингстон проводил его во двор и там занялся купленными лошадьми. Оба чужака удалились. Появился работник, принявшийся освобождать животных от сбруи. — Хороший барыш, — проворчал Ливингстон, — великолепная порода, ладно сложены; их, конечно, загнали, но при хорошем уходе они скоро снова будут выглядеть как надо. Он все еще ходил вокруг них, когда на узкой улице раздался громкий топот копыт. Между домами галопом неслись двое всадников, прибывших со следующим паромом. Один из них был индеец, другой — белый, с густыми, падающими на плечи волосами. Заметно было, что им тоже пришлось пройти через немалые испытания, но ни в их посадке, ни в поведении их великолепных коней не было заметно ни малейших признаков усталости. На скаку индеец случайно обратил внимание на знакомого нам торговца и в ту же секунду осадил коня. — Пусть мой белый брат посмотрит на этих лошадей! — крикнул он. Белый последовал за ним к дверям барака. Мельком взглянув на вывеску, он подъехал вплотную к торговцу и поздоровался: — Good day, сэр! Похоже, вы купили этих лошадей весьма недавно? — Yes, мастер, — ответил тот. — У двоих, которые выглядят следующим образом? — И он дал подробное описание Мертенса или, по-другому, Бретиньи, и Вольфа, которого, как известно, прежде звали Летриер. — Да, кажется, это были они, мастер. — Они все еще здесь? — Нет. — Куда они направились? — Не имею понятия; честно говоря, мне до этого нет никакого дела.