Но в этом городе есть большее, чем можно увидеть глазами. Сердечник стоит на вершине огромного подводного щитового вулкана, и первые несколько миль дыры, просверленной в его центре, действительно окружены вырезанным в его массиве комплексом с жилыми помещениями, лабораториями и фабриками. Эти подземные строения, первоначально предназначенные для геомагестов и генджинеров Сердечника, давно уже переоборудованы для совершенно другой цели – поскольку эта изнанка Сердечника – Уоррент, где между Зимами живут Стражи и создают новых. Мы поговорим об этом позже. Наверху в Сердечнике день клонится к вечеру, над городом небо с редкими облаками в ошеломляюще-яркой синеве. (Зимы, начинающиеся в Спокойствии, редко сильно влияют на погоду в этом полушарии, или если и влияют, то спустя несколько месяцев или лет.) Как и должно быть в яркий день, на улицах вокруг Нэссун много народу. Она плачет и с трудом тащит Шаффу, но они не пытаются ей помочь. Они по большей части вообще не двигаются, поскольку это камнееды с розовыми мраморными губами, сияющими слюдяными глазами и косами из золотистого пирита или прозрачного кварца. Они стоят на ступенях зданий, которые не знали человеческих ног уже десятки тысяч лет. Они сидят на каменных или металлических парапетах, которые начали уже деформироваться под их чудовищным весом в течение десятилетий. Одна сидит, подняв колени и свесив руки, привалившись к дереву, чьи корни оплели ее; мох покрывает ее плечи и волосы. Она смотрит на Нэссун, и лишь глаза ее двигаются, что может отражать заинтересованность. Все они смотрят, но ничего не делают, когда это быстрое, шумное человеческое дитя всхлипывает на соленом ветру, пока не садится от усталости и просто сидит, все еще стискивая в кулаках рубашку Шаффы. * * * Другой день, тот же (?) год Ничего не писать об Инноне или Кору. С нынешнего момента это табу. Сиен. Я все еще могу чувствовать ее – не сэссить, чувствовать. Здесь есть обелиск, думаю, это шпинель. Когда я коннн контачу с ним, я словно бы чувствую все, с чем они связаны. Аметист следует за Сиен. Интересно, знает ли она. Сурьма говорит – Сиен добралась до материка и стррр странствует. Вот почему я ощущаю, будто я брожу, наверное? Она все, что осталось, но она – блин… Это место нелепо. Сррма права, что есть способ запустить Врата Обелисков без контрольного каба? (Оникс. Слишком мощный, не могу рисковать, запустит настройку слишком быстро, и кто тогда сделает втрую ппытку зменить?) Но ржавяки пстроившие его сунули все в эту тупую дырру. С рассказала кое-что. Великий проект, чтоб меня. Но налицо куда хуже. Весь этот ржавый город – место преступления. Поболтался вокруг и нашел здоровые трубы, что тянутся по дну океана. ги ГИГАНТСКИЕ, готовые качать что-то из дыры на континент. Магию, говорит Сурьма, им что, правда столько было надо????? Больше чем у Врат! Просил Русьму сегодня отнести меня в дыру, она сказала – нет. Так что же в той дыре? Что в той дыре. * * * Перед закатом появляется еще один камнеед. Здесь, среди изящно одетых, разноцветных своих сородичей, он выделяется еще сильнее своим серым цветом и обнаженной грудью: Сталь. Он несколько минут стоит над Нэссун, возможно, ожидая, что она поднимет взгляд и заметит его, но нет. Наконец, он говорит: – Океанский ветер к ночи может стать холодным. Молчание. Она то отпускает рубашку Шаффы, то снова наматывает ее на кулаки, не то чтобы конвульсивно. Она просто устала. Она держала его с самого центра Земли. Через некоторое время солнце еще чуть ниже спускается к горизонту, и Сталь говорит: – В двух кварталах отсюда в одном здании есть пригодное для жилья помещение. Запасенная там пища должна до сих пор быть съедобной. – Где? – говорит Нэссун. У нее сиплый голос. Ей нужна вода. В ее фляге и у Шаффы есть немного, но она еще не открывала ни одну. Сталь меняет позу, показывая. Нэссун поднимает голову и видит неестественно прямую улицу, вымощенную вплоть до горизонта. Она устало встает, покрепче хватается за одежду Шаффы и снова тащит его. * * * Кто в дыре, что в дыре, куда идет дыра, как я задырявился! Она принесла сегодня еду получше, поскольку я недостаточно ем. Такая особенная еда, ссссвежедоставленная с того конца света. Попытаюсь высушить семена и посадить их. Не забыть нассскресссти помидор, чтоб бросить С. Язык книг выглядит почти как санзе-мэт. Одинаковые буквы? Предшественник? Некоторые слова я почти узнаю. Некоторые древний этурпик, некоторые хладдак, немного раннединастический регво. Жаль, нет тут Шинаша. Он наорал бы на меня, что я хожу ногами по книгам, древним как вечность. Его всегда так легко было дразнить. Тоскую по нему. Тоскую по всем, даже по людям этого ржавого Эпицентра (!) Тоскую по голосам из ржавых ртов. СИЕНИТ могла заставить меня есть, ты, булыжник говорящий. СИЕНИТ было насрать на меня, не только на то, могу ли я починить этот мир, на который насрать мне. СИЕНИТ должна была быть здесь, рядом со мной, я бы все за это отдал (вычеркнуто). Нет. Она должна забыть меня и Ин (вычеркнуто) и Миов. Найти какого-нибудь унылого дурака, с которым действительно захочет спать. Вести скучную жизнь. Она заслуживает это. * * * Когда Нэссун добирается до нужного здания, опускается ночь. Сталь меняет положение, оказываясь перед странным асимметричным строением в форме клина, чей верхний край направлен против ветра. Наклонная крыша здания с подветренной стороны покрыта неопрятными спутанными зарослями. На крыше полно почвы, больше, чем могло бы нанести ветром за столетия. Эти заросли разбиты по плану, хотя и не ухожены. И все же Нэссун видит, что кто-то вырубал дорожку в саду. Недавно; эти растения тоже разрослись, из упавших плодов и расщепленных неухоженных лоз пробиваются ростки, но с учетом относительно немногочисленных сорняков и довольно аккуратных рядов, этот сад заброшен всего год-два. Зима тянется уже почти два года. Позже. Дверь здания сама отъезжает в сторону перед Нэссун. И закрывается тоже сама, как только она затаскивает Шаффу внутрь. Сталь перемещается внутрь, показывая вверх по лестнице. Она подтаскивает Шаффу к основанию лестницы и падает рядом, трясясь от усталости, неспособная идти дальше. Улегшись на грудь Шаффы как на подушку, она думает, что его сердце еще сильное. Закрыв глаза, она почти представляет, как он обнимает ее, а не как на самом деле. Это жалкое утешение, но достаточное, чтобы она уснула без сновидений. * * * Другая сторона мира на той стороне дыры. Разве не… * * * Утром Нэссун затаскивает Шаффу по ступеням наверх. Помещение, по счастью, на втором этаже, с дверью прямо на лестничную площадку. Внутри все странно на вид, но знакомо. Вот диван, хотя у него спинка на одном конце, а не вдоль него. Вот кресла, одно соединено с каким-то большим наклонным столом. Наверное, для рисования. Постель в соседней комнате страннее всего – большая широкая полусфера с ярким разноцветным матрасом без простыней или подушек. Когда Нэссун осторожно ложится, постель становится плоской и потрясающе удобно подстраивается под ее тело. Она еще и теплая – активно нагревается под ней, пока тупая боль после сна на холодной лестнице не уходит. Очарованная вопреки себе, Нэссун исследует постель и в шоке осознает, что та полна магии и окутывает ее. Нити серебра струятся по ее телу, определяя ее дискомфорт прикосновением к нервам и леча ее синяки и царапины; другие нити взбивают частички постели, пока трение не нагревает их; еще больше нитей обшаривают ее кожу в поисках малейшего шелушения и пыли и стирают их прочь. Примерно так она делает, когда при помощи серебра режет или лечит, но каким-то образом автоматически. Она не может представить, кому понадобилось делать постель, способную на магию. Она не может представить, зачем это. Не может понять, как кому-то удалось убедить все это серебро делать такие хорошие вещи, но ведь это и происходит. Немудрено, что строителям обелисков требовалось столько серебра, если они использовали его вместо изнашивающихся простыней или душа, или для периодического исцеления. Нэссун обнаруживает, что Шаффа обмарался. Ей становится стыдно от того, что она снимает с него одежду и моет его, используя тянучие тряпки, которые нашла в ванной, но хуже было бы оставить его в собственном дерьме. Глаза его снова открыты, хотя он не шевелится, пока она трудится. Они открываются днем и закрываются ночью, но хотя Нэссун и говорит с Шаффой (умоляет очнуться, помочь ей, говорит, что он ей нужен), он не отвечает. Она затаскивает его в постель, подкладывая тряпки ему под обнаженные ягодицы. Она льет струйкой ему в рот воду из фляг, и когда она кончается, она опасливо пытается добыть еще воды из этого странного насоса на кухне. На нем ни рычага, ни ручек, но когда она ставит флягу под кран, льется вода. Она аккуратная девочка. Сначала она использует порошок из своего рюкзака, чтобы сделать чашку сафе из этой воды, проверяя ее на отраву. Сафе растворяется, но остается мутным и белым, так что она пьет его сама, а потом приносит воды Шаффе. Тот пьет охотно, что, вероятно, означает, что он на самом деле хочет пить. Она дает ему размоченного изюма, он жует и глотает, хотя медленно и без особого энтузиазма. Она плохо заботилась о нем. Она решает, что теперь будет усерднее, и выходит наружу в сад, чтобы набрать плодов для них обоих. * * * Сиенит назвала мне дату. Шесть лет. Уже шесть лет? Немудрено, что она так сердита. Велела мне провалиться в дыру, поскольку это было так давно. Она не хочет снова меня видеть. Такая жестокая. Я извинился. Все это моя вина. Моя вина. Моя Луна. Повернуть сегодня запасной ключ. (Линия зрения, линия силы, три на три на три? Кубическое строение как у хорошей кристаллической решетки.) Этот ключ открывает Врата. Опасно приводить столько обелисков в Юменес, тут Стражи повсюду. У меня не будет времени, они схватят меня. Лучше сделать запасной ключ из орогенов, и кого я могу использовать? Достаточно сильных. Не Сиен, она почти, но недостаточно. Не Иннон. Кору да, но я не могу его найти. В любом случае он младенец, это неправильно. Дети. Много детей. Узловики? Узловики! Нет. Они достаточно настрадались. Лучше старших Эпицентра. Или узловиков. Почему я должен делать это здесь? Заткни дыру. Сделай здесь тор… Накрой Юменес. Эпицентр. Большинство Стражей. Кончай подзуживать, женщина. Скажи Иннону оттрахать тебя или что еще. Ты всегда такой раздражительный, если тебя не уложить. Я прыгну в дыру завтра. * * * Это становится рутиной. Утром она обрабатывает и кормит Шаффу, затем днем выходит исследовать город и искать нужные им вещи. Больше не приходится ни мыть Шаффу, ни убирать за ним; постель, что потрясает ее, и об этом заботится. Так что Нэссун может проводить время, разговаривая с ним и прося его очнуться, говоря ему, что не знает, что делать.